Спартак - Лесков Валентин Александрович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/94
• Следующая

Правда, у него имелись и недостатки: он отличался, как многие самниты, вспыльчивостью, любил попировать, покрасоваться в щегольском платье; ему нравилась красивая бытовая обстановка, и он с удовольствием обставлял свою палатку красивыми безделушками; он был также неравнодушен к хорошеньким женщинам, и воины посмеивались, рассказывая друг другу анекдоты о его любовных похождениях. Его предусмотрительность как военачальника из-за чрезмерной горячности далеко не всегда была на высоте.

Несмотря на указанные недостатки, он пользовался у товарищей по армии большим авторитетом. Его любили за храбрость, честность и прямоту, за то, что слово у него никогда не расходилось с делом, за то, что он не был ни алчен, ни скуп и легко расставался с деньгами, когда их имел.

Римская власть на юге страны рушилась на глазах, но в Риме все еще не понимали действительного масштаба происходивших событий. Многих сенаторов вводили в заблуждение успокоительные письма П. Вариния (мог ли он признаться по доброй воле в серьезности понесенных поражений?). И ораторы в сенате продолжали посмеиваться над «преувеличениями», содержавшимися в письмах, приходивших с юга от частных лиц, действия восставших рабов они считали «простым разбойничьим нападением», поражения претора объясняли «изменой галльских вспомогательных войск», а его медлительность в возобновлении военных действий относили исключительно за счет «отсутствия настоящего войска». Придерживаясь такого, очень удобного взгляда, различные группы в сенате по-прежнему яростно интриговали друг против друга.

На форуме, главной площади города, где находилась трибуна для произнесения речей, знаменитая ростральная колонна консула Дуилия, победителя карфагенского флота, храм Сатурна — хранилище государственной казны, храм Согласия — хранилище военной казны, место ожидания иностранных послов, ждавших аудиенции сената, Мамертинская тюрьма, дворец Сената — курия Гостилия, триумфальная арка Фабия Максима, победителя галлов-аллоброгов (120 г. до н.э.), храм Весты и дом весталок, храм героев Кастора и Поллукса, маленькие портики, целая толпа статуй из мрамора, камня, бронзы (хотя число их сильно поубавил цензор Корнелий Сципион в 156 г. до н.э.), где находились еще некоторые лавки, но главным образом конторы банкиров, менял и маклеров, — здесь каждый день, вне зависимости от погоды, толкалось огромное количество людей разных возрастов и званий. Среди них всегда находились постоянные посетители — «завсегдатаи форума», люди без определенных занятий, проводившие время в праздной болтовне, проявлявшие величайшую охоту продаться кому угодно в качестве лжесвидетелей, клакеров, соглядатаев и т.п.

Именно тут часто появлялись народные вожаки — Фирмидий и Тиций, младший брат избранного (на 72 г.) консула Л. Геллия, новый народный трибун — помпеянец П. Плавтий Гипсей (род. в 95 г. до н.э.), человек знатного рода, подготавливая почву для новых яростных атак на сулланцев. Гипсей явно собирался стать преемником Г. Лициния Макра[25]. Но Геллий-младший оспаривал его первенство и предлагал пароду собственные «планы и прожекты». Человек этот в ту пору играл видную роль и вполне заслуживает, чтобы о нем рассказать.

Геллий-младший, брат консула Л. Геллия, являлся видным членом группировки популяров. Цицерон его ненавидел (позже он был другом Каталины и Клодия, его заклятых врагов). В речи «За Сестия» он именовал его «взбесившимся и нищим гулякой», человеком, «не достойным ни своего брата, прославленного мужа и честнейшего консула, ни сословия всадников». Дело в том, что Геллий, будучи по роду сенатором, усыновленным вдобавок знаменитейшей личностью — выдающимся оратором Л. Марцием Филиппом, консулом 91 года, цензором 86 года, юность свою провел весьма бурно, промотал имущество своего отца, будучи одним из самых знаменитых кутил в Риме, после чего объявил себя «греком» и погрузился в литературные занятия. Так как они не дали ему денег и славы («Зачастую, — ехидно замечает Цицерон, — он даже оставлял книги в залог за вино; ненасытное брюхо оставалось, а средств не хватало»), то Геллий решил заняться политикой. Он свел близкое знакомство с народными трибунами, объявил себя приверженцем народной партии, стал часто бывать в народном собрании, держать мятежные речи и даже женился на вольноотпущеннице. Такое его поведение скандализовало всех его родных, которые отказались от него. Сенат с целью образумить нечестивца лишил его принадлежности к сенатскому сословию и причислил к всадникам. Но Геллий и не думал каяться. Закусив удила, он продолжал гнуть свою линию. Связавшись с Крассом, он стал оказывать ему на форуме важные услуги. Главные надежды теперь, как и большинство плебеев и народных трибунов, Геллий стал связывать с государственным переворотом. Его чаяния, как и его угрозы, не оставались секретом для врагов. Характеризуя его деятельность этого периода, Цицерон патетически восклицал: «В каком мятеже не был он вожаком? Какому мятежнику не был он близким другом? Какая бурная народная сходка была устроена не им? Какому честному человеку когда-либо сказал он доброе слово? Доброе слово? Какого храброго и честного гражданина не преследовал он самым наглым образом?»

Эти-то вот люди разворачивали активную деятельность на форуме и в судах, где шла повседневная, озлобленная война сторон. Провинциалы из всех частей света стекались с жалобами в Рим в поисках правды и защиты. Характерным среди всех этих дел явилось дело сицилийца Диона из Галеса.

Дион, сын Диона, получил в 75 году богатое наследство от родственника Аполлодора Лафирона с условием поставить в родном городе несколько статуй; при нарушении указанного условия он был обязан выплатить штраф знаменитому в Сицилии храму Венеры Эрицинской.

Не успел сын Диона вступить во владение наследством, как вмешался прибывший в Сицилию (в Мессану) в качестве наместника Г. Веррес. Выставленный им в качестве обвинителя Новий Турпион, «его шпион и ищейка» (Цицерон), стал нахально утверждать, будто завещание было сделано на самом деле… в пользу храма Венеры. Тотчас же Диона призвали к суду претора. «В конце концов Веррес признал ответчика свободным от обязанности платить штраф Венере, но присудил его к уплате крупной суммы ему… Верресу» (Цицерон). В результате Дион уплатил 1 миллион сестерциев, а затем в придачу у него увели целые табуны породистых коней и забрали находившееся в его доме серебро и ковры.

Ограбленный Дион пытался найти защиту, обращаясь за помощью к некоторым римским сенаторам. Наконец он обратился с умоляющим письмом к своему гостеприимцу М. Лукуллу, консулу 73 года, находившемуся во Фракии. Но и тот ему не помог. Тогда, совершенно отчаявшись, Дион отправился за правдой в Рим и до 70 года тщетно обивал там разные пороги. Напоминая судьям о мытарствах Диона, Цицерон, обращаясь к Гортензию, защитнику Верреса, сказал: «Я думаю, здесь много такого, чего не знают мои свидетели, но что знаешь ты; и не его невиновность, а только закон освобождает тебя от обязанности быть по этому пункту свидетелем в мою пользу. (Секретарю.) Читай. (Показания Лукулла, Хлора, Диона…) Как вы думаете, достаточно ли крупна была сумма, которую взял себе, прикрываясь именем Венеры, этот Венерин поклонник, отправившийся в провинцию прямо из объятий Хелидоны?..»

Так среди групповой борьбы в сенате и разбирательства крупных дел провинциалов в суде завершился в Риме 73 год.

Гай Веррес (114—43 гг. до н.э.), наместник Сицилии в течение всей спартаковской войны (73—71 гг.), прожил долгую жизнь — 71 год. Умирая под ударами мечей своих убийц — легионеров триумвира Марка Антония, — он мог сказать себе, что прожил жизнь превосходно, испытал все ее удовольствия и получил свою долю славы как участник величайших событий эпохи.

• Предыдущая
• 45/94
• Следующая