Вокзал - Андреев Олег Андреевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/73
• Следующая

Кальмуцкий с Кокуриным закатились от смеха:

– Ну, Саушкин, все бабы на тебя падают.

Саушкин тут же выпалил:

– Так, Боря, уведи ее отсюда. А то меня сейчас стошнит.

– Ладно, – сжалился Кальмуцкий. – Пойдем, дорогая. Отоспишься хоть, а то проспаться и некогда, наверное. Работа ведь ночная, да? – схватил он за плечо начинавшую уже засыпать алкоголичку и вытолкал ее в коридор.

После их ухода Саушкин грубо выругался:

– Блядь! Всякое говно сюда тащит. Слушай, Володь, ты хоть форточку открой.

Кокурин толкнул форточку, и с улицы пошел холодный воздух.

Когда Виктор Андреевич вошел к себе в приемную, он заметил завешенное черной шалью зеркало.

«Совсем она обалдела, что ли?» – с раздражением подумал он о секретарше, а вслух ей сказал:

– Оленька, я очень тронут, но снимите это, пожалуйста. Не надо этого делать на рабочем месте.

– Хорошо. – Оленька тут же сняла с зеркала шаль. – Виктор Андреевич. Мы все на кладбище заказали, уже и могилу роют. Анищенко с Кожиным ездили, проверили.

– Спасибо. – Ларин помолчал некоторое время. – Эти еще не появлялись? – спросил он о работниках ФСБ.

– Еще нет, – с полуслова поняла, о ком идет речь, Оленька.

– Очень хорошо. Соедините меня со всеми службами. Селекторку я сегодня проведу сам.

Виктору Андреевичу доложили, что все службы вокзала работают в привычном режиме. За истекшие сутки из чрезвычайных происшествий была только смерть бомжа – несчастный попал под поезд. Маневровые вагоны шли в отстойник, никто их не сопровождал. Виноватых нет. Расследование этого происшествия уже передали в местный отдел милиции. На всякий случай Виктор Андреевич просил его держать в курсе хода расследования.

Из смерти бомжа логически вытекало еще одно происшествие, которое можно было назвать обычной неприятностью. Эта неприятность касалась застрявших недалеко от вокзала тех самых трех вагонов, под колесами которых погиб бомж и из-за которых вот уже несколько часов не могли освободить один из главных железнодорожных путей.

И это, собственно, все. Словом, тишь да гладь. Обычный день, ноу проблем.

Ларин, выслушав начальников служб, минуту молчал, пока его не спросили:

– Виктор Андреевич, совещание закончено?

– Нет, только начинается.

И дальше устроил такой разнос всем и каждому, какого не делал давно. Он зло выговорил сантехникам за то, что в туалетах до сих пор текут бачки, электрикам – за плохую работу кондиционеров в кассовом зале, уборщикам – что полы моются не в шесть утра, как положено, а в девять, что моются по старинке шваброй и тряпкой, а не машинами, что очереди в кассах, как в курортный сезон, парковка возле вокзала по-прежнему платная, хотя это давно запрещено и им самим, и правительством Москвы, что ремонтников на пятом пути нет, что носильщики почти все ходят без формы, что начальника информационного отдела он будет увольнять, если тот не уймет Собинову. И главное – путейцы отправили маневровые вагоны без сцепщика, что и привело к гибели человека…

– Леонид Васильевич, теперь с вами, – обратился он к главному экономисту.

– Что там у нас с этой фирмой «Голдхренбей»?

– Все в порядке, – ответил селекторный голос.

– В каком же это порядке, Леонид Васильевич? Они сколько нам должны за аренду?

– У меня есть данные только за прошлое полугодие…

– Как? – опешил Ларин. – Они за прошлое полугодие еще не заплатили?

– Виктор Андреевич, тут такое дело, можно я к вам зайду, все объясню.

– Можно, только захватите с собой заявление об уходе.

– Виктор Андреевич, но ведь эта фирма…

– Знаю, сынка Саперова, министра путей сообщения. К сожалению, папашу уволить я не могу. А вот вас с превеликим удовольствием.

– Я сейчас же принесу вам все данные, – заторопился экономист. – Мы уже подготовили иск… – Юрист просмотрел наши договора. По закону, если они не платят нам аренду…

– Фирма переходит во владение вокзала, – закончил Ларин. – Так в чем же дело?!

– Сегодня все документы поступят…

Ларин отключил связь.

Откинулся в кресле.

"Совки, – подумал он о своих подчиненных. – Рабами были, рабами умрут. А с другой стороны… Сколько сотен лет из них выбивали всякую ответственность даже за собственные жизни – откуда же ей взяться за каких-то неполных десять лет?!

Холуи мы все и сволочи, – завершил он свою злую мысль. – Обреченная страна".

Словом, Ларин разогнал тишь и гладь, навешал оплеух и всех погнал работать.

Ларин злился не только потому, что день обещал стать тяжелым, не только из-за того, что скоро он встретит гроб матери, не только потому, что ФСБ лезет со своими делами, что с утра погыркался с семьей, что не смог съездить на кладбище…

Сегодняшний день для вокзала должен был стать в какой-то степени историческим. Ларин ждал доклада своего заместителя Брунева о полуденном запуске в строй новых турникетов, через которые можно будет проходить теперь в здание вокзала, только предъявив билет или оплатив за проход. Это должно было разом решить много проблем – вокзал перестанет быть проходным двором, на электричках не будет зайцев, попрошайки и воры исчезнут, грязь не нужно будет выгребать каждые два часа… Словом, вокзал станет цивилизованным местом.

– Оленька, что там Брунев не подает голос? – вызвал по селектору Ларин секретаршу. – Пошевели-ка его!

– Виктор Андреевич, на месте его нет, – последовал ответ секретарши.

– Разыщи его, пусть немедленно свяжется со мной!

Искать заместителя начальника вокзала не пришлось, потому что в следующую минуту он появился на пороге ларинского кабинета. Несмотря на помятый вид Брунева, его доклад о полной готовности турникетов к работе отличался точностью и лаконичностью. С удовлетворением выслушав его, Ларин вдруг спросил:

– Ты сколько вчера выпил?

Брунев не сразу понял, к чему клонит начальник.

– Да грамм сто, не больше, – настороженно ответил он.

– А почему твоя жена в кассе с утра разоряется так, как будто ты выпил вчера ведро водки, не закусывая.

– Нюх уже потеряла с годами. Ведро от ста грамм отличить не может.

– Так разбирайся с ней дома, а на вокзал свои семейные свары не тащи!

Брунев неслышно удалился. А Ларин вызвал по селектору старшего кассира.

– Так, Елена Леонидовна. Ну-ка давайте мне на ковер самых сонных и болтливых. Хотя бы парочку для начала.

– Выбирайте сами, – устало ответила Елена Леонидовна.

– И выберу – тоже мне солидарность, – язвительно ответил Ларин. – Локтеву и Бруневу.

– Хорошо.

– Хотя вот еще. Пришлите и Панчук. Ей тоже не мешало бы шевелиться на рабочем месте. А то самая молодая, а еле-еле…

Виктор Андреевич не закончил фразу. Он услышал, как многозначительно хмыкнула при фамилии «Панчук» старшая кассирша.

– Хорошо, пришлю и самую молодую, – слишком серьезно сказала Елена Леонидовна.

«Старая ведьма», – зло усмехнулся Ларин и отключил селекторную связь.

«Сегодня на вокзале, уважаемые дамы и господа состоится знаменательное событие – откроются турникеты, которые не пропустят ни одного безбилетника, даже легендарный пограничник-контролер Бурыкин может отдыхать».

Он шел куда глаза глядят. Вернее, он почти ничего перед собой не видел.

Боцман брел по рельсам в направлении вокзала. Он не помнил, как пролез в пролом в стене. Там за стеной была автобаза. Возможно, поливочных машин. Точно, поливочных. Забрался в кабину ЗИЛа и свернулся калачиком на сиденье. Боцман ни о чем не мог думать. Даже о Фоме. Сплошная пустая башка. И он уснул. Приснился ему странный сон… Будто идет он по улице, а навстречу ему похоронная процессия. Впереди несут подушки с наградами: на первой свежемороженый хек, на второй – собачий ошейник, на третьей – пачка презервативов. Следом гроб с виновником. Дальше, как и полагается, вдова и нанятые плакальщицы-старушки.

• Предыдущая
• 18/73
• Следующая