Дом у озера Мистик - Ханна Кристин - Страница 40

• Предыдущая
• 40/75
• Следующая

В последнее время Энни часто думала о том, каким отцом был Блейк. Он практически не присутствовал в жизни дочери ни физически, ни эмоционально. Отчасти в этом была вина самой Энни, теперь она это понимала. Да, она была тоже повинна в том, что случилось с их браком. Она слепо делала все, о чем ее просил Блейк. Все! Она от столького отказалась, от всего, что касалось ее самой и ее желаний, она отказывалась без всяких возражений, а все потому, что очень его любила. Ее жизнь, ее душа растворились в нем, постепенно, день за днем, она теряла себя, сдавала свои позиции, уступала по мелочам, которые сами по себе, казалось, ничего не значили. Стрижка, которую она так и не решилась сделать, потому что Блейку нравилось, когда у нее длинные волосы, платье, которое она не купила, потому что Блейк считал, что красный — цвет проституток. Она поступала так, как они «договорились». Она занялась домом и стала идеальной женой и матерью из пригорода и в своем стремлении к тихому совершенству позволила Блейку стать плохим мужем и неважным отцом. И все это время она считала себя идеальной женой. Только теперь Энни видела, как она ошибалась; она пошла на все эти жертвы не из-за любви, а от слабости, потому что беспрекословно следовать за Блейком было легче и безопаснее. Она стала тем, кем и хотела стать, и теперь ей было стыдно за собственный выбор. Но она по-прежнему не знала, куда ей следовало двигаться дальше.

Одинокая. Это единственное, что она точно знала про себя. И чем бы она ни занималась в жизни дальше, она будет заниматься этим как одинокая женщина среднего возраста. Энни даже завидовала Нику, его готовности преодолеть свою слабость, отбросить страхи и все начать заново. Она прикоснулась к стеклу, ощущая под пальцами его холодную гладкую поверхность.

— Ник, ты справишься, — прошептала она.

Она в это верила.

Энни закрыла за собой дверь спальни, спустилась вниз, взяла с дивана сумку и направилась к двери. На улице ей в лицо дохнул прохладный ночной ветер. Энни остановилась и посмотрела издалека на темный силуэт Ника. И вспомнила, как в такой же тихий вечер они с Ником занимались любовью. Она прикрыла глаза, вспоминая, как его руки касались ее обнаженной кожи, как губы припадали к ее губам…

— Энни?

Она открыла глаза. Ник стоял прямо перед ней, и она была уверена, что сейчас, когда она смотрит на него, он по ее глазам прочитал ее мысли. Он знал, как она нуждается во внимании и в заботе. Энни боялась, что, если она заговорит с Ником, если скажет хоть что-нибудь и услышат в ответ его мягкий голос, она пропала. Она сейчас была уязвима и отчаянно нуждалась в том, чтобы к ней прикоснулся мужчина, чтобы он ее обнял, даже если это не тот мужчина, даже если она не та женщина, которую он хотел.

Энни принужденно улыбнулась быстрой нервной улыбкой:

— Привет, Ник, и пока. Мне нужно бежать.

Не дав ему времени ответить, она бросилась к машине. Проехав примерно милю и слушая хрипловатый голос Рода Стюарта, она по-прежнему вспоминала…

Субботним утром Иззи стояла на веранде в ярком новом комбинезоне и резиновых сапогах и наблюдала за папой. Он стоял на коленях перед деревом, которое посадил в день маминых похорон. Тощее вишневое деревце не зеленело, даже когда все вокруг цвело. Оно было мертвым, так же как ее мама.

Папа весь скрючился, как герой одной из ее книжек, в перепачканных землей перчатках его руки были похожи на медвежьи лапы. Он дергал сорняки и мурлыкал под нос песенку, Иззи очень давно ее не слышала. И вдруг ее папа поднял голову и увидел ее. Он широко улыбнулся и отвел со лба прядь серебряных волос. На его лбу осталась большая коричневая полоса от перчатки.

— Привет, Иззи-медвежонок! Не хочешь помочь мне дергать сорняки?

Иззи медленно двинулась к нему мимо примул, посаженных Энни на прошлой неделе. Когда она подошла к отцу, он все еще улыбался. Иззи думала только о том, что ее папа вернулся. Больше всего на свете ей хотелось его обнять, но она боялась. А вдруг он снова исчезнет и не останется с ней? Она открыла рот и попыталась что-то сказать.

— Что, Иззи?

Но слова никак не выходили, они застряли в горле за большим комом. «Ну, давай, Иззи, — убеждала себя девочка, — просто скажи: „папа, я по тебе скучала“». Но она не могла. Вместо этого она протянула руку и показала на лежащий на земле совок. Ник наклонился, поднял его и медленно протянул Иззи.

— Все нормально, Солнышко, я понимаю, — мягко сказал он.

Папа, я тебя люблю.

Глаза Иззи защипало от слез. Ей было стыдно, что она не может заставить себя произнести эти слова. Она крепко зажмурилась, чтобы папа не увидел, что она плачет, как глупая маленькая девочка. Потом она взяла совок и встала рядом с папой.

Ник заговорил о погоде, о цветах, о том, какой сегодня прекрасный день. Он говорил так долго, что она забыла о своем смущении и грусти и о том, что она — глупая маленькая девочка, которая больше не может разговаривать со своим папой.

Воскресенье было таким днем, который заманивает людей приехать в этот сырой, пропитанный влагой уголок мира. В такой день туристы, забредшие в лес, благоговейно вдыхают полной грудью чистый воздух. Потом они садятся в арендованные автомобили и едут в офисы по продаже недвижимости. Их руки автоматически тянутся к буклетам и проспектам, они изучают предложения о выставленных на продажу домиках, а потом звонят домой своим близким и рассказывают о самом чудесном месте, какое им только довелось повидать.

Когда Ник раздвинул шторы в гостиной и посмотрел в окно, его охватило благоговейное волнение. Яркое солнце коснулось верхушек деревьев, потоки света озарили деревья, и лес словно осветило какое-то неземное сияние. Озеро Мистик отразило этот сказочный пейзаж на своей зеркальной поверхности. На берегу стояла на одной ноге серая цапля, гордо обозревая свои владения.

Это был идеальный день для похода папы с дочкой на природу. Ник поднялся на второй этаж и разбудил Иззи. Девочка умылась, почистила зубы, Ник помог ей потеплее одеться. Пока сонная Иззи застилала кровать, Ник спустился вниз и стал собирать все для пикника. Он завернул в плотную бумагу копченый лосось, купленный у индейцев в придорожном лотке, положил в корзинку сливочный сыр, крекеры и сырные палочки для Иззи и приготовил бутерброды с арахисовым маслом. Энни оставила им домашний лимонад, Ник перелил его в термос и тоже поставил в корзину для пикника.

Не прошло и часа, как они уже ехали по прибрежной дороге. Эта дорога, казалось, разделяла мир пополам. По одну ее сторону высился лес, самый темный, самый густой из всех лесов Америки, а по другую простирался неукротимый Тихий океан. На прибрежной стороне штормовые ветра за века сформировали причудливый облик сосен, загнув их ветви под неестественным углом.

Ник припарковался на одной из площадок на обочине шоссе, устроенных специально для того, чтобы туристы могли остановиться и полюбоваться видами. Ник взял Иззи за руку и повел ее по тропе, спускаясь к пляжу. Внизу огромные волны с белыми шапками пены разбивались о камни. Ник и Иззи наконец ступили на плотно утрамбованный песок, и Иззи улыбнулась отцу. Перед ними лежал огромный серебристо-голубой океан. Нередко здесь бывали такие сильные ветры, что не вздохнуть, но сегодня на побережье было неестественно тихо.

Воздух, ласковый и свежий, казалось, имел вкус созревшего на солнце яблока. Над их головами с криками кружили бакланы, чайки и зимородки, время от времени садясь на вылепленные ветром деревья, которые росли в полосе прибоя у камней размером с дом. Ник поставил корзину на серый валун подальше от воды.

— Пойдем, Иззи, прогуляемся сначала.

Они шли то шагом, то бегали по песку, то останавливались в надежде найти скрытые сокровища: полупрозрачные камешки кварца или крошечных черных крабов. Вокруг на песке, сколько видел глаз, не было других следов, кроме их собственных. Иззи первая заметила скопление крошечных голубых медуз, выброшенных волнами на берег. Для старожилов это было верной приметой, что летом у берега появится тунец.

• Предыдущая
• 40/75
• Следующая