Дом у озера Мистик - Ханна Кристин - Страница 26
- Предыдущая
- 26/75
- Следующая
«Откуда в ней столько злости?» — вздохнул Ник.
— Я здесь для того, чтобы рассказать судье Маккинли, что произошло двадцать шестого февраля.
— Как будто ты об этом что-нибудь знаешь! Или обо мне. Меня подставили, это был не мой кокс.
— Кто-то положил его тебе в карман?
— Точно.
— Джина, если ты решила играть так — прекрасно. Но честность была бы умнее.
Она хлопнула себя по бедру.
— Ага, как будто ты знаешь что-нибудь про честность! Меня от вас, копов, тошнит.
— Джина, ты молода…
— Да пошел ты!
— И как все молодые люди, ты думаешь, что нашла великую неоткрытую страну. Но это не так. Я уже был там, куда ты направляешься, и поверь мне, там нет ничего хорошего.
— Да ты ни хрена не знаешь о большом реальном мире, о настоящей жизни! Ты коп. В Мистике!
Она достала сигарету и закурила. Потом ее взгляд метнулся к табличке «Не курить» на стене рядом с ней. Она усмехнулась, глядя на Ника, словно подзуживая его что-нибудь сделать. Она выдохнула струю дыма, и Ник увидел в ее глазах вызов. Он кивнул в сторону открытой двери:
— Пойдем выйдем.
Ник пошел не оглядываясь, пересек холл и вышел на улицу. Его удивило, что Джина последовала за ним. Он сел на верхнюю ступеньку. Она села, скрестив ноги, в нескольких футах от него.
— Ну? Что?
— Когда я был в твоем возрасте, я жил на улице.
Она фыркнула:
— Ага. А я — одна из «Спайс Герлз».
— Моя мать была алкоголичкой. Случалось, она продавала себя за выпивку. Хорошенькая была жизнь, нормальная для пьяницы без образования и специальности. Она вылетела из школы в шестнадцать лет, когда забеременела мной. Мой папаша довольно быстро ее бросил, и после этого ей некуда было деваться.
Джина замерла с открытым ртом. Сигарета повисла в ее губах, накрашенных черной помадой.
— Не может быть, — сказала она. Но на этот раз ее голос звучал не так уверенно.
— У нас не было денег, чтобы заплатить за жилье. Зависимость матери от алкоголя лишала нас всего. Она сначала забирает твои деньги, причем быстро, потом твою волю и гордость. Очень скоро тебе становится все равно, что ты живешь в старом «шевроле импала» и у твоего сына нет зимней одежды. Тебя волнует только одно: как заторчать или напиться. Ты будешь спать на скамейке в парке, накрывшись вместо одеяла газетой, и даже не почувствуешь, что замерзаешь или среди ночи облюешь всю себя.
— Ты пытаешься меня запугать.
— Еще как пытаюсь! Джина, дорога, на которую ты встала, ведет только в три места: скамейка в парке, тюремная камера или гроб. Подумай об этом.
Она медленно подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. Ник видел, что она напугана. На долю секунды ему показалось, что она собирается обратиться к нему за помощью.
«Ну, давай же, Джина, ты можешь это сделать», — подумал он.
Ник достал из кармана свою визитную карточку и протянул девушке:
— Позвони мне. В любое время.
— Я…
— Эй, Джина, с какой стати ты болтаешь с этим придурком?
Джина отпрянула как ужаленная и, пошатываясь, встала на ноги. Белая визитная карточка спланировала на серые каменные ступени у ее ног. Джина повернулась и помахала рукой парню с зелеными волосами, который через две ступеньки поднимался вверх по лестнице здания суда. В его ушах и на карманах звенели цепочки, в брови блестел тонкий серебряный обруч. Он обнял Джину и привлек ее к себе. Потом взял у нее изо рта сигарету, глубоко затянулся и медленно выдохнул.
— Ты ведь пришел, чтобы упрятать ее в тюрягу?
Ник посмотрел на парня. Дрю Доро. Дурное семя.
Впервые он имел нелады с законом в десять лет, когда сжег гараж, принадлежащий его семье. В конце концов два года назад его родители отказались от него. Рано или поздно этот парень будет мотать срок в «Монро», это всего лишь вопрос времени. Он был первым парнем Джины.
— Дрю, я пришел для того, чтобы сообщить судье мое мнение, вот и все. Это не судебное разбирательство. — Ник посмотрел на Джину. — Во всяком случае, пока.
Джина сделала шаг к Нику. Неуверенность в ее взгляде напомнила Нику, что под всей этой раскраской и вызывающим поведением прячется подросток, испуганный и пытающийся найти свой путь в непонятном взрослом мире.
— Что ты скажешь судье?
Ник пожалел, что не может ей соврать и сказать то, что она хотела бы услышать.
— Я собираюсь сказать, что ты представляешь угрозу для самой себя и для остальных. Ты не оставляешь выбора.
Ее неуверенность сменилась вспышкой неприкрытой агрессии:
— Мать твою, Делакруа! Это был не мой кокс!
Ник медленно поднялся.
— Джина, если тебе понадобится помощь, ты знаешь, где меня найти.
Дрю рассмеялся:
— За каким чертом ей понадобится твоя помощь? У нее полно друзей, которым на нее реально не наплевать. А ты всего лишь паршивый коп в этом занюханном городишке. Ты годишься только котов с улиц гонять. Пойдем, Джина.
Ник проводил взглядом их удаляющиеся фигуры. Он и не надеялся, что Джина его послушает. Хотя нет — он все-таки надеялся. Это был негаснущий огонек надежды, которая всегда жила в нем. Сколько таких разговоров было у него с подростками, но ни один не внял его советам, никто не изменился. Большинство из них ушли из жизни молодыми, погибли насильственной смертью или умерли от передозировки, многие вдали от родных, которым принесли и боль, и разочарования.
«Хоть бы один из них взялся за ум», — мрачно подумал Ник. Он искренне хотел вразумить, уберечь от глупостей, защитить этих юнцов. Он увидел, что Джина остановилась, докуривая сигарету.
— Помни про скамейку в парке! — крикнул он ей.
В ответ Джина вскинула руку с поднятым средним пальцем.
К тому времени, когда Ник вернулся домой, — как всегда, поздно, Энни уже уехала. Она легла спать и почти сразу же погрузилась в глубокий сон. Но где-то среди ночи она проснулась и машинально протянула руку, чтобы дотронуться до мужа. Рядом никого не было.
Если Энни просыпалась среди ночи, ей не удавалось заснуть снова. Это было следствие ее депрессии — она все время чувствовала себя усталой, но при этом редко спала хорошо. Как обычно, в часы, оставшиеся до рассвета, она старательно отгоняла от себя мысли о большом пустом доме на берегу Тихого океана и о мужчине, который так долго был частью ее жизни. О мужчине, который сказал ей: «Я люблю другую женщину».
Она пошла в кухню, съела тарелку хлопьев. Потом взяла телефон и позвонила Натали. Это был незапланированный звонок. Несколько минут она слушала рассказы о Лондоне, потом безо всякого перехода сказала дочери, что переехала в Мистик. «Повидаться с Хэнком и помочь одному старому другу».
Натали задала только один вопрос:
— Что сказал на это папа?
Энни принужденно рассмеялась, но тут же почувствовала, что ее смех прозвучал фальшиво.
— Знаешь, папа хочет только, чтобы я была счастлива.
— В самом деле?
Этот короткий вопрос, как показалось ей, содержал в себе явный подтекст. Энни вдруг почувствовала себя старухой, у которой все в прошлом. Они проговорили почти час, и к концу разговора Энни почувствовала, что общение с дочерью — это своего рода якорь и напоминание о том, что не во всем в жизни она потерпела неудачу. Энни не забыла проверить, есть ли у Натали номер телефона Хэнка, чтобы при необходимости дочь могла бы с ней связаться.
Потом Энни снова забралась в кровать и смотрела в окно, наблюдая, как тьма постепенно отступает и рассвет оттесняет ночь.
Только мысли об Иззи придали Энни силу встать, одеться и позавтракать. Эта девочка стала ее спасением. Иззи затронула нечто глубинное в душе Энни, а для того, чтобы понять причину, не требовался психоаналитик за двести долларов в час. Когда Энни смотрела в испуганные карие глаза Иззи, она видела в них отражение себя. Она хорошо понимала, с чем столкнулась Иззи. Нет ничего тяжелее, чем потерять мать в каком бы ты ни был возрасте, но для ребенка, особенно для девочки, эта потеря меняет в ее мире все. За годы, прошедшие после смерти матери, Энни научилась спокойно говорить о своей потере, почти так же, как люди говорят о погоде. «Моя мать умерла, когда я была совсем маленькой… умерла… почила… скончалась… несчастный случай… я ее почти не помню…» Иногда ей было совсем не трудно это говорить, а иногда боль пронзала ее. Иногда, почувствовав знакомый запах духов или ванильный аромат печенья или услышав по радио какую-нибудь музыкальную фразу из песни «Битлз», она, взрослая женщина, могла остановиться посреди гостиной и заплакать как ребенок.
- Предыдущая
- 26/75
- Следующая