Хрупкое сокровище - Джеймсон Бронуин - Страница 23

Ванесса повертела в руках изящную фарфоровую девочку, и на нее нахлынула волна воспоминаний о том дне, дне их встречи. От переполнивших чувств она задрожала так, что ей пришлось сесть.

— Как же он ее нашел? — прошептала она: Наверняка было нелегко найти статуэтку, отлитую семнадцать лет назад, тем более найти меньше чем за неделю. Как он узнал хотя бы то, кто изготовил статуэтку? — Ты имеешь к этому отношение? — обратилась Ванесса к Глории.

— Я только указала ему правильное направление. После всего, через что ты прошла из-за него, это наименьшее, что он мог для тебя сделать.

Разве она ему не сказала, что сама статуэтка ничего не значит?

Сама статуэтка ничего не значила, имело значение то, что он послал ей этот подарок. Таким образом он приносил извинение за разлад в последние два года, за столкновение у нее в доме и за все недоразумения, обвинения и ссоры.

Исправление ситуации имело для него значение — он так ей и сказал.

Она должна это принять, послать благодарственное письмо и продолжать жить своей жизнью.

Это все, чего она хотела, верно? Ведь так она ему сказала тем утром в его номере люкс.

Но ее взгляд возвращался к маленькой записке.

Прощание.

Действительно ли это все, чего она хотела? Или наступила ее очередь исправить одну последнюю вещь?..

Тристан ехал на такси в аэропорт, когда раздался звонок его телефона.

— Это Ванесса. Я рада, что застала тебя. В отеле мне сказали, что ты расплатился и уехал, и я боялась… — Она остановилась, сделала вдох и заговорила медленнее: — Я думала, что могу не успеть с тобой поговорить.

— Я все еще в городе. Застрял в пробке. Что ты хочешь, Ванесса?

— Я хочу поблагодарить тебя за статуэтку. Не могу понять, как ты нашел «Девочку с цветами»… Спасибо. Она красивая, и я… — Он представил себе, как она пожала плечами, когда умолк ее голос, и в этих последних хриплых словах он также услышал ее слезы. От этой картины — характерного жеста Ванессы, ее красивых зеленых глаз, затуманенных и влажных, ее подбородка с ямочкой, который она вскинула, стараясь овладеть собой, — у него в легких не осталось воздуха.

— Это наименьшее, что я мог сделать.

У нее вырвался смешок.

— Довольно забавно, Глория сказала в точности то же самое.

Довольно забавно, но это его не удивило.

— А как насчет тебя, Ванесса?

— О, я думаю, что это начало.

— Разве ты не прочла записку? Я думал, что это больше похоже на конец.

— И на твой способ исправлять ситуацию.

Да, если не считать того, что ему все казалось неправильным. И то, что он уезжал, и то, как у них обстояли дела. И весь этот мучительный прощальный разговор на заднем сиденье такси.

— Прежде чем ты уедешь… мне нужно кое-что исправить, — донесся до него ее мягкий голос.

— Я слушаю.

— В то утро в твоем номере ты сказал, что я напугана, но я была не столько напугана, сколько в ужасе. У меня не было времени — или, возможно, мужества, — чтобы понять, что я делаю там с тобой и что может последовать за этим. Это было слишком сильное переживание для меня, а потом ты захотел встретиться с Лу. Я не привыкла делиться этой частью моей жизни. И я не привыкла делиться чем-либо так, как… с тобой в ту ночь.

— Но все-таки ты это сделала. Чтобы доказать свою правоту.

— Нет. Я спала с тобой не для того, чтобы что-либо доказать.

Это признание было мощным ударом, который Тристан ощутил где-то в области сердца.

— Ты в этом уверена?

— Да. Похоже, у меня не было выбора.

— Я не заставлял тебя.

— Я говорю о желании. На пляже… при том, как ты ко мне прикасался, при том, как ты меня целовал, как ты на меня смотрел… тебе незачем было везти меня в отель. Ты мог сделать со мной все, что хотел, и как хотел, прямо там.

— Пляжный секс переоценивают.

— А занятие любовью, — возразила она, — нет. Во всяком случае, прими во внимание мой ограниченный опыт.

— Почему ты мне это говоришь? — грубо спросил он, ведь, черт возьми, через два часа он будет в воздухе, направляясь обратно в Австралию. Ему не хотелось думать о страсти той ночи, о сладком вкусе ее губ, горячем шелке ее тела. Он не мог себе позволить обдумывать ее выбор слов. Не секс, но занятие любовью. — Почему теперь, когда я собираюсь уехать?

— Ты должен ехать?

— Зачем мне оставаться?

— Сегодня днем я еду в «Двенадцать дубов». Если тебе все еще интересно, я хотела бы, чтобы ты поехал со мной. Я хотела бы, чтобы ты познакомился с моим братом.

Он не собирался приезжать.

Ванесса задержалась на час дольше того времени, когда обычно выезжала из города, и только тогда примирилась с этим фактом.

Он не приехал, потому что летел домой. В своей записке он всерьез с ней прощался.

Все-таки она подождала еще полчаса, а потом, удержавшись от слез, поехала в Лексфорд одна.

Но с каждой милей, которую проезжала Ванесса, она все сильнее желала того, что видела между Лили и Джеком, Эммой и Гарреттом, Фелисити и Ридом, — той всепоглощающей близости, без которой, как она думала раньше, она могла обойтись. Она попыталась призвать на помощь голос практичности. Они же едва знали друг друга. Две-три недели, ряд столкновений, позднее понимание и одна длинная, жаркая ночь страсти.

— Это не отношения, — вслух сказала она. — Пожалуйста, поддержи меня в этом.

Но миз П. хранила зловещее молчание. По-прежнему шел дождь.

Ванесса не заметила, что за ней едет машина, пока у той не замигали фары, что привлекло внимание Ванессы, и она взглянула в зеркало заднего обзора. Думая, что это полиция, она немедленно сбавила скорость и начала подъезжать к краю дороги. Нет, она не превышала дозволенную скорость, но, может быть, не заметила знак, что нужно уступить дорогу, или…

У нее екнуло сердце, когда она снова взглянула в зеркало. Не полицейский автомобиль. Ни сирены, ни сверкающих огней, только теплый, желтоватый луч фар серебристо-серого седана, последовавшего за Ванессой на обочину. У Ванессы разлилось тепло в груди, когда дверца со стороны водителя открылась и из машины вышел высокий, хорошо знакомый ей мужчина.

Дрожащими от надежды и облегчения пальцами Ванесса принялась расстегивать ремень безопасности. Ее дверца открылась, и она вывалилась прямо в объятия Тристана. Он прижал ее к своему колотившемуся сердцу.

Несмотря на мелкий прохладный дождь, они долго не шевелились, разве только для того, чтобы крепче прижаться друг к другу, убрать мокрые пряди волос с лица. Может быть, это не отношения, подумала Ванесса, но это казалось таким идеально правильным и таким многообещающим.

— Ты не приехал спустя все эти часы, и я подумала, что ты уехал домой.

— А я думал, что я дома. Ты плачешь?

— Нет.

Это была не совсем ложь, поскольку слезы были частью улыбки, которая появилась на ее губах и помчалась стрелой к ее сердцу…

— Должно быть, это дождь.

— Мне нужно укрыть тебя, — Тристан обратил взгляд в дождливое небо.

— Мы уже промокли, — возразила она. — Кроме того, дождь не холодный.

По крайней мере, дождь не казался холодным ей, прижавшейся к теплому телу Тристана.

Выражение ее лица стало серьезным.

— Ты сказал, что ты дома. Ты собираешься остаться?

— Если ты хочешь, чтобы я остался. Поэтому ты мне звонила?

— Я звонила, чтобы попросить тебя остаться. Я хочу, чтобы ты остался, Тристан. Хочу попытать счастья… во всем, что у нас может быть вместе.

— Что, по-твоему, это может быть?

— Я не знаю.

— Я уехал из аэропорта не просто так.

— В то утро в твоем номере отеля ты сказал: никаких обещаний.

— В то утро в моем номере отеля ты сказала, что у тебя есть все, что ты хочешь, — возразил он. — Тебе достаточно того, что у тебя есть… или ты хочешь не только того, что у тебя есть, но и большего?

Неделю назад представление о большем внушало ей ужас. Тогда она не хотела «русских гор» в смысле накала чувств. Не хотела открыться навстречу такой сильной и поразительной любви.