Под прицелом - Леонард Элмор Джон "Голландец" - Страница 1

• 1/45
• Следующая

Трое мужчин – помощник окружного прокурора, одетый в форму полисмен из департамента шерифа и мировой судья Джиниве-Бич Уолтер Маджестик, – собравшись в подвальном помещении суда округа Холден, внимательно наблюдали за тем, как на небольшом киноэкране (сцена была заснята на шестнадцатимиллиметровой пленке "Эктахром") Райан избивал бригадира-мексиканца.

Райан, не сводя глаз с Луиса Камачо, поднял бейсбольную биту к плечу. Мексиканец маячил позади него, пригнувшись, отступая в сторону и одновременно вроде бы приближаясь к противнику.

– Это один тип снимал фильм про сезонных рабочих, – пояснил помощник прокурора, принесший пленку. – И, случайно оказавшись на месте драки, все заснял.

– В газете был снимок, – вставил мистер Маджестик.

– Он же его и сделал. Когда кончилась кинопленка, начал фотографировать своим "роллеем".

На экране Райан, надвигаясь на Камачо, начал вроде бы разворачиваться, чтобы занять позицию для удара, но мексиканец в этот миг отшатнулся. Завершив разворот, Райан рубанул, а помощник прокурора попросил:

– Остановите здесь.

Полисмен из департамента шерифа щелкнул рычажком проектора, действие на экране замерло, слегка сбившись с фокуса.

– Нож видите?

– Мексиканец позади парня, – заметил мистер Маджестик. – Ничего не поймешь.

Действие продолжилось, кадр сфокусировался. Камачо все так же почти незаметно отступал в сторону, крепко прижав к боку левую руку, Райан двигался за ним. Снова, подняв руки к плечу, взмахнул битой, и помощник прокурора воскликнул:

– Вот тут! Этот удар сломал ему челюсть.

Пленка пошла очень медленно, в кадре был Райан, наносивший удар битой. Вот он развернулся, сделал шаг, изогнувшись всем телом, мышцы рук напряглись, запястья вывернулись, бита сбоку обрушилась на лицо Луиса Камачо. В этот миг оно напомнило вырезанное из дерева лицо ацтекской куклы без глаз или до того, как их на нем нарисовали. Большие темные очки Камачо повисли в воздухе, но еще держались на одном ухе. И хотя ноги мексиканца ниже колен не попали в кадр, казалось, под ними как бы не было опоры – сгорбившись, он словно парил в воздухе.

– Ларри, – обратился помощник прокурора к патрульному, – крутите дальше, только дайте мне какой-нибудь свет. Уолтер, я хочу прочитать вам заявление Луиса Камачо.

Вспыхнувший наверху флюоресцентный свет лишил фигуры на экране резкости и детальности, но изображение осталось вполне четким. Когда свет достиг полной яркости, мистер Маджестик, мировой судья из Джиниве-Бич, дважды моргнул, однако не отвел глаз от Джека Райана.

– Он назвал свое имя, – начал помощник прокурора, – дату и время происшествия – двадцать шестое июля, около семи вечера, – а потом полисмен Джей-Ар Коулмен предложил ему рассказать, как это произошло. Уолтер, вы слушаете?

– Конечно. Продолжайте.

– Дальше читаю.

«Камачо: После ужина я пошел к автобусу и стал ждать Райана, который мне обещал его подремонтировать. Он все не появлялся, я пошел его искать и нашел на поле, где какие-то мужчины и ребятишки играли в бейсбол. Мужчины пили пиво, и почти все играли в бейсбол. Райан был с ними, хоть и не играл. Там стояли какие-то девушки, Райан с ними переговаривался. Я его спросил, почему он не чинит автобус, а он мне в ответ кое-что непечатное. Я ему напомнил, что ремонт автобуса входит в его обязанности, а он мне опять непечатное. Я его...»

– Прошу прощения, – перебил окружного прокурора мировой судья. – Ларри, это собственные слова того типа?

Помощник шерифа заколебался:

– Ну знаете, в протоколе записано, как принято.

– А что сказал ему Райан?

– Послал его в задницу.

– Чего ж тут непечатного?

– Уолтер... – Помощник прокурора, отметив место в тексте кончиком шариковой ручки, глянул на Маджестика. – Итак, Камачо продолжает:

«В Сан-Антонио я взял его в мою бригаду по одной причине – он назвался механиком, обещал починить автобус, если тот сломается. В общем, взял его, хоть и подозревал, что ему нужен только бесплатный проезд до Детройта...»

– Он из Детройта? – удивился судья.

– Из Хайленд-Парка, – уточнил помощник прокурора. – Это одно и то же. Ну, Камачо дальше говорит:

«Когда я опять попросил его починить автобус, он схватил биту и велел мне проваливать, пригрозил иначе голову снести. Я ему говорю, положи биту и мы уладим дело, а он кинулся на меня. Не успел я прикрыться или обезоружить его, как он ударил меня в плечо и по лицу».

Помощник прокурора сделал паузу.

– Вот, Уолтер. Слышали? "Не успел я прикрыться или обезоружить его..."

– Как уже был сбит с ног, – досказал Маджестик.

– «... он ударил меня в плечо и по лицу. Я упал, но сознания не потерял. Помню, собралось много народу, все меня разглядывали. Потом приехала полиция, вызвали „скорую“, меня повезли в больницу в Холдене, штат Мичиган».

Дальше помощник прокурора стал читать быстрее:

– «Данное заявление дано под присягой в присутствии свидетелей, моя подпись удостоверяет подлинность всех изложенных фактов и описанных мной событий».

Помощник прокурора выпрямился и, глядя на мирового судью из Джиниве-Бич, поинтересовался:

– И что вы думаете, Уолтер?

Мистер Маджестик, не отрывая глаз от размытого изображения на экране, ответил:

– Думаю, замахнулся-то он хорошо, да, похоже, удар слишком сильно ослабил.

Боб Роджерс-младший доставил в здание окружного суда конверт с заработанными Райаном деньгами только к половине двенадцатого утра воскресенья и сообщил дежурному помощнику шерифа Джей-Ар Коулмену, что привез и для кого. Тот проворчал, что они надеялись получить эти деньги еще вчера, так как ждут не дождутся, когда можно будет избавиться от этого типа Райана. Боб-младший пояснил, что накануне был занят, а Райану лишний день в тюрьме ничуть не повредит. Затем оставил конверт на конторке и вышел.

Поправляя на голове соломенную ковбойскую шляпу с загнутыми полями, он спустился по лестнице окружного суда и перешел через улицу к темно-зеленому грузовому пикапу. Райана надо было прождать минут пятнадцать, поэтому Роджерс развернулся и проехал по главной улице Холдена вверх к магазинчику Рексолла, где купил пачку сигарет и объемистый воскресный номер "Детройт фри пресс". А когда опять вернулся к суду, вновь развернулся на север и остановился на запрещенном для стоянки месте, Райану, по его расчетам, именно в этот момент выдавали шнурки от ботинок и велели выкатываться.

– Подпишись внизу, – велел Джей-Ар Коулмен Райану. Потом обождал, когда тот подмахнет бумагу, и только после этого выдал ему бумажник, ремень и конверт с деньгами, вытаскивая вещи из проволочной корзинки и выкладывая их на барьер.

Пока Райан, открыв бумажник, пересчитывал лежавшие там три бумажки по одному доллару, затем просовывал ремень в петли пояса брюк цвета хаки, застегивался и засовывал бумажник в задний карман, Джей-Ар Коулмен не сводил с него глаз. Наконец Райан взял конверт с деньгами и заглянул в него.

– Это от компании. Сюда забросили, – пояснил дежурный помощник шерифа.

– Не запечатано.

– Таким и доставили.

Райан изучил расчет и сумму, проставленные на конверте, вытащил деньги, насчитал пятьдесят семь долларов.

– Хватит на дорогу домой, – сказал Джей-Ар Коулмен. – В двух кварталах отсюда стоянка "Грейхаунда"[1].

Райан сложил конверт вдвое, сунул в карман рубашки. Затем замешкался, обшаривая карманы брюк, оглядывая барьер. Наконец, поднял глаза на Коулмена и объявил:

– У меня была расческа.

– Нету никакой расчески.

– Знаю, что нету. Зачем кому-то воровать расческу?

– Не было у тебя расчески.

• 1/45
• Следующая