Дочь регента - Холт Виктория - Страница 51

• Предыдущая
• 51/106
• Следующая

«Нет, — подумала Амелия. — Это Мария бедная. Я-то умру молодой, а они будут стариться, все больше накапливая обиды. Когда же Георг сможет найти им мужей, будет уже поздно...»

В дверь тихонько поскреблись. Мария дала разрешение войти.

Это оказался сэр Томас Гарт, верный слуга Амелии. Мария уверяла, что он всегда старался облегчить участь младшей дочери короля, и если доктор Поуп прописывал какое-нибудь лекарство, Томас Гарт обязательно доставал его, как бы это ни было трудно. Он относился к Амелии как к своей младшей сестре.

Принцессы слегка смутились, когда он вошел — ведь они только что о нем говорили. Томас Гарт не блистал красотой, ему было далеко за пятьдесят — он был гораздо старшее Софии.

«Неужели она не могла выбрать кого-нибудь поинтереснее? — удивлялась Амелия. — Например, человека, походившего на Чарльза Фицроя... Как трудно представить себе нежную Софию в объятиях этого грубого, старого солдата... мало того, что он и так не блещет красотой, так на лице еще и родимое пятно, которое еще больше его уродует».

Бедная София! Бедные они все!

Томас поклонился — настолько, насколько позволял большой сверток, который он держал в руках.

— Ваше Высочество, вам подарок из Брайтона. Его Королевское высочество послали это в упреждение своего приезда.

Амелия вскрикнула от радости и протянула руки к свертку. Мария подошла поближе, а Томас молча наблюдал, как принцесса развертывала бумагу. Мария сочла это грубым нарушением этикета, однако... разве будешь делать замечания отцу своего племянника?

В свертке было пять меховых боа — все очень изысканные, прелестных оттенков. Амелия порозовела и накинула бледно-голубое боа себе на плечи.

— Тебе так идет! — ахнула Мария.

— Право, Его Высочество умеет подбирать цвета, — заметил Томас.

На пол упало письмо. Томас поднял его и протянул принцессе.

Амелия взглянула на строчки, написанные витиеватым почерком, и с удовольствием прочитала цветистые фразы. Принц не мог дождаться встречи со своей любимой сестрой. Он примчится к ней на следующий день. Он будет в восторге, если дорогая Амелия наденет одно из боа, которые он с помощью Браммеля целых два часа выбирал в магазине. И так далее, и тому подобное... У принца Уэльского, самого очаровательного брата в мире, был прекрасный слог.

Мария улыбнулась, видя, как счастлива сестра. Можно было даже подумать, что ей вдруг стало лучше.

— Моя дорогая сестрица!

Амелия поднялась с кресла и шагнула в его благоуханные объятия.

— Георг, милый! Дай мне поглядеть на тебя. О... ты великолепен!

Брат рассмеялся.

— Как ты находишь мой костюм? Это Браммель обратил на него мое внимание.

— Я слышала, ты постоянно появляешься в его обществе.

— Он настоящий волшебник. Тебе рассказывали о том, что он придумал новый фасон шейного платка?

— Я рада, что подобные вещи доставляют тебе удовольствие.

— Похоже, ты говоришь с некоторым осуждением, сестрица.

— О нет, что ты! Если что-то доставляет человеку удовольствие и не наносит вреда окружающим, глупо от этого отказываться. Кроме того, представь себе, какое удовольствие получу я, гадая, в каком новом наряде ты предстанешь передо мной в следующий раз. Разгадывание этих загадок немного скрасит мои дни. Но в одном я могу быть твердо уверена. Ты всегда будешь элегантен... более того, великолепен... как и подобает принцу Уэльскому. Пожалуйста, повернись, чтобы я могла разглядеть тебя получше.

Принц выполнил ее просьбу. Он был олицетворением элегантности. Ткань камзола была такой мягкой, приятного мшисто-зеленого цвета, белоснежный шейный платок принц подобрал точно в тон бриджам из оленьей кожи, облегавшим красивые, хотя и полноватые ноги; на груди сияла бриллиантовая звезда, еще несколько бриллиантов украшало белые, изящные руки.

— О, Георг! — вскричала Амелия. — Я так тобой горжусь!

Брат обнял ее со слезами на глазах. Он обожал подобные сцены. Родители только и знали, что его порицать, а когда он ездил по улицам, толпы людей либо молчали, либо проявляли откровенную враждебность. За последний год Мария не раз высказывала ему весьма нелицеприятные вещи. Но вот наконец он видит любимую сестру, которая его боготворит...

— Меха очаровательны. Теперь всякий раз, надевая их, я буду думать о тебе. Хотя... для мыслей о тебе мне не нужны напоминания. О, Георг, присядь, давай поговорим наедине. Мне столько надо успеть тебе сказать!

Принц сел и посмотрел на Амелию. Она стала очень хрупкой. Ему до слез было жалко Амелию, младшую сестричку, которой так и не представилось возможности пожить по-человечески. А теперь она на краю могилы... Что он может для нее сделать?

— Милая Амелия, если я хоть чем-то могу тебе помочь...

— Можешь, Георг. Давай не будем закрывать глаза на правду. Я долго не проживу.

— О, я тебе не позволю так говорить.

— Тогда я буду говорить без твоего позволения. Время идет, а мне нужно уладить кое-какие дела. Георг, помоги мне!

Брат достал из кармана носовой платок и утер глаза.

— Я все для тебя сделаю, — сокрушенно пробормотал он. — Все!

— Пусть все, что у меня есть, отойдет к Чарльзу.

Георг кивнул. Он знал о несчастной любви Амелии и Чарльза Фицроя. Принц искренне жалел своих сестер и действительно собирался сделать для них что-нибудь, когда придет к власти. Он часто размышлял — когда не был поглощен своими личными переживаниями, — о том, какое же у них плачевное положение. У сестер нет ни собственных денег, ни свободы. Они рабыни родителей. Братьям повезло: им удалось избавиться от родительского гнета. Однако Георг всегда сочувствовал сестрам и поклялся, что, получив корону, он прежде всего позаботится о них.

— Я заняла у Чарльза пять тысяч фунтов, а отдала всего одну. Нужно будет ему заплатить.

Принц кивнул. Он не очень-то жаловал Чарльза Фицроя, но раз Амелия влюблена в него, принц готов был выполнить ее просьбу.

— Тебе следует взять другого душеприказчика, — сказал он. — Может, возьмешь Адольфа? Я велю ему действовать советуясь со мной. Ладно, давай теперь поговорим о чем-нибудь менее печальном.

— О, Георг! — воскликнула Амелия. — Как я тебя люблю! Как я благодарна Богу, что Он дал мне такого брата.

И вновь слезы полились рекой, и принц замахал очаровательным платочком... впрочем, цвет лица у Георга от слез не портился, а глаза не тускнели...

О, как приятно, что сестра его так обожает! Если бы и другие люди его ценили, он был бы гораздо счастливее. А то с Марией стало ужасно трудно: она хочет поссориться, отклоняет его приглашения. А леди Хертфорд по-прежнему холодна и не желает отдаться принцу Уэльскому, пока он не перейдет в стан тори... это он, с младых ногтей поддерживавший вигов! Кроме того, леди Хертфорд требует, чтобы Мария играла роль дуэньи, а Мария наотрез от этого отказалась...

Ну, да Бог с ними... хотя бы сейчас он может насладиться нетребовательной любовью своей милой сестрички.

— Тогда, — молвил Георг, — давай не будем больше говорить на печальные темы. Лучше я расскажу тебе о новых изменениях, которые замыслил сделать в «Павильоне». Я настоятельно приглашаю тебя в Брайтон.

— Я бы с удовольствием приехала... если бы неплохо себя чувствовала. Но мне не хочется болеть, живя в Брайтоне; Это такое веселое место. А как поживает моя дорогая Шарлотта?

— Как всегда, у нее множество причуд и капризов. Она трудная девочка. Я боюсь, что она унаследовала много черт своей матери.

— Когда я видела ее в последний раз, то подумала, что ты в возрасте Шарлотты был похож на нее как две капли воды.

— На внешность девочки я не жалуюсь. Я говорю о ее нраве. Она слишком своевольна.

— Что ж, она папина дочка. А тебе бы хотелось, чтобы Шарлотта была кроткой малюткой, у которой нет в голове ни одной оригинальной мысли?

— Нет, конечно, но мне бы хотелось, чтобы она была более покладистой. В семье и без нее неприятностей хватает.

• Предыдущая
• 51/106
• Следующая