В тени граната - Холт Виктория - Страница 36

• Предыдущая
• 36/59
• Следующая

Известие ей принесли, когда она лежала в постели, оплакивая своего потерянного мальчика.

— Ваше Величество, шотландцы атаковали людей Сюррея в шести милях к югу от деревни Колдстрим. Они сразились у Флоддена и это победа, Ваше Величество — шотландский король убит, а его люди перебиты или отступили. Это такая победа, что согревает сердце. Они никогда не смогут оправиться после этого.

Катарина лежала неподвижно. Значит, ее старания были не напрасны, она помогла спасти Англию и она потеряла его ребенка.

Могла ли она радоваться от всей души? Королевство за жизнь ребенка! Ее мать заплатила ту же цену. Но как отличалось положение Изабеллы Кастильской от положения Катарины Арагонской!

На улицах распевали о победе. Сражение при Флоденне запомнят в веках, потому что пройдет много лет прежде, чем шотландцы вновь поднимут голову. И эта победа была завоевана, когда короля не было в стране, и королевством управляла королева.

— Да здравствует королева Катарина! — кричал народ.

А она улыбалась и думала: «Как я была бы счастлива, если бы могла стоять у окна, держа ребенка на руках». Люди распевали песенку Скелтона:

Ты спятил, что затеял драку,

Хоть не было здесь короля.

Вот так вот, сэр: в мгновенье ока

И шпор лишиться, и меча...

А на другой стороне границы оплакивали мертвых.

Но это победа, думала Катарина, даже если ребенок потерян. Если бы восторжествовали шотландцы, потерять можно было бы королевство. А ребенок, говорила она себе то, что твердили многие другие, еще будет.

Она решила написать Генриху.

«Сэр,

Милорд Ховард прислал мне письмо, вложенное в мое, из которого вы узнаете о великой победе. Господь наш послал вашим подданным в ваше отсутствие... на мой взгляд эта битва принесла Вашему Величеству и всему вашему королевству огромную славу, даже большую, чем если бы вы завоевали корону Франции. Возблагодарим за это Господа, и я уверена, что Ваше Величество не забудет это сделать».

Далее она сообщала, что посылает ему герб короля Шотландии для знамени. Она бы послала и тело самого шотландского короля, если бы ее не отговорили окружающие. Катарина хотела знать, как следует хоронить тело короля и ожидала распоряжений Генриха на этот счет.

«Молюсь Богу, чтобы он вскоре направил вас домой, ибо без этого радость не в радость. Теперь я собираюсь поехать к реке Пресвятой Девы в Уолсингеме.

Катарина не стала упоминать о смерти ребенка. Пока что она не могла заставить себя сделать это.

Генрих был совершенно счастлив, направляясь с Максимилианом ко двору герцогини Савойской в городе Лилле.

Горожане выходили на улицы, чтобы посмотреть на него, и когда он проезжал среди них, кричали приветствия. На вопрос, что они кричат, император ответил ему: «Это не король, а бог».

Большей благожелательности нельзя было бы ожидать и от его собственных подданных. Когда же некоторые красивые женщины вешали ему на шею гирлянды, он целовал им руки и даже заходил так далеко, что целовал их в губы, если девушки были хорошенькие.

Генрих прибыл как победитель и не мог противиться таким проявлениям уважения.

Маргарита Савойская приветствовала его с удовольствием. Она показалась Генриху довольно привлекательной, но старой — вдова дважды или, можно сказать, трижды, если считать ее первую помолвку с дофином Франции. Генриху больше были по вкусу некоторые хорошенькие девушки Лилля.

Что касается самой Маргариты, она, казалось, сильно увлеклась этим бывалым обольстителем Брэндоном, и Генрих, которого это забавляло, счел своим долгом все время сводить их вместе.

Так вот он какой Карл, размышлял Генрих, изучая четырнадцатилетнего мальчика, которому предстояло стать его шурином. При виде него Генрих не мог чувствовать удовлетворенности, ибо когда Максимилиан и Фердинанд умрут, этот мальчик может стать наследником их владений, охватывающих большую часть Европы, не говоря уже о землях за океаном, открытых исследователями, которые теперь находятся под их властью.

Этот мальчик будет, следовательно, одним из соперников, с которыми Генриху придется бороться за влияние в Европе. Такая мысль казалась забавной. У мальчика глаза были немного навыкате, и по их выражению было видно, что ему нужно сосредоточиться, чтобы понять, о чем шла речь; рот у него, казалось, все время оставался полуоткрытым; волосы были желтого цвета и тусклые; кожа настолько бледная, что придавала ему нездоровый вид.

Его мать сумасшедшая, подумал Генрих. И мальчик, ей-богу, тоже кажется идиотом.

Тем не менее, Карл приветствовал деда и короля Англии так, как этого требовал этикет, и, по всей видимости, старался понять все, о чем говорилось.

Он слишком серьезен для мальчика своего возраста, решил Генрих. «Когда мне было четырнадцать, я выглядел на все восемнадцать. Я уже был чемпионом турниров и мог без малейших признаков усталости объездить лошадь».

Так что обнаружить, что этот будущий правитель такой тщедушный, туповатый парнишка было своего рода утешением.

— Мой внук,— сказал Максимилиан,— может вполне наследовать владения, в пределах которых никогда не заходит солнце. Ведь так, Карл?

Карл не спешил с ответом, потом сказал:

— Это так, Ваше Императорское Величество, но надеюсь, это будет еще не скоро.

— А какой у тебя девиз, внук? Скажи его королю Англии. Опять это легкое колебание, как будто он очень усердно старался повторить урок.

— «Все выше и дальше», дедушка.

— Правильно,— сказал Максимилиан.

Затем он обнял мальчика и со смехом привлек его к себе.

— Он хороший парнишка, мой внук. Фламандец до мозга костей. В Карле ничего нет от этого испанского жеманства. И он очень прилежен на уроках. Его учителя им довольны.

— Мы все им довольны, сказал, смеясь над своим хитроумием, Генрих.

Недели, проведенные в Лилле, оказались для Генриха восхитительными. Приехав во Францию, он переменился. Раньше он был более или менее верным супругом. Желание свернуть с пути истинного частенько у него возникало и он был готов это сделать, как в случае с сестрой Бэкингема; однако, ему всегда приходилось сражаться со своей совестью. При огромном сексуальном аппетите он в то же время желал себя видеть религиозным и добродетельным человеком. Он хотел быть верным супругом, но ему отчаянно хотелось заниматься любовью с другими женщинами помимо своей жены. Генрих разрывался от этих двух желаний, и ему всегда казалось необходимым договориться со своей совестью прежде, чем предаться удовольствиям.

Генрих убедил себя, что поскольку он на войне и вдали от дома, от него нельзя ожидать, чтобы он избегал своих сексуальных связей. Нельзя ожидать той же верности от солдата, что и от мужчины, который постоянно рядом с женой. Он полагал, что над ним посмеялись бы все монархи Европы за его, как они бы назвали, излишнюю щепетильность.

Он все еще молод, сказали бы они. Он верит, что можно всю жизнь хранить верность одной женщине. Многому же ему предстоит научиться!

Теперь его совесть говорила ему, что пока он за границей, не будет большим грехом время от времени завязывать легкий флирт.

Женщины ждали этого.

При первом прегрешении он сказал себе:

— Ей-богу, я не мог ее разочаровать, отказывая в том, чего она так явно желала.

Как только был сделан первый шаг, последовали и другие, и, таким образом, солдатская жизнь для короля Англии оказалась в высшей степени интересной и радостной.

С каждым новым романом Генрих все хуже думал о Катарине. Она его жена, дочь короля, но, ей-богу, знает об искусстве любви меньше, чем самая последняя девка при таверне.

Его ближайшим сотоварищем был Брэндон, а репутация у того — Генрих это всегда знал — была довольно подмоченной.

• Предыдущая
• 36/59
• Следующая