Убийство в прямом эфире - Кларк Мэри Джейн - Страница 28

— Я хочу посмотреть «Губку Боба Квадратные Штаны».

Голос Дженни оторвал Элизу от мыслей и вернул к первоочередной задаче — отправить дочь в школу. Дженни сидела за кухонным столом и без энтузиазма ела из миски «Чириоуз»[16], которые миссис Гарсиа приготовила для нее.

— Дорогая, маме нужно посмотреть эту передачу по работе. Ты же знаешь. Ешь лучше свой завтрак.

Дженни сидела, уставившись в миску с овсяными хлопьями.

— Дженни, ну давай же. — Голос Элизы зазвучал жестче.

Когда девочка подняла голову, в глазах ее стояли слезы, а нижняя губа тряслась. Элиза выключила телевизор и, наклонившись к дочери, обняла ее.

— Дорогая моя, почему ты плачешь? Я ведь не кричала на тебя. Я просто хотела, чтобы ты хорошенько позавтракала и у тебя в школе сегодня хорошо сложился день.

Дженни засопела.

— Я совсем не поэтому плачу.

— А что же тебя расстроило?

— Мне не нравится то, что идет по телевизору. Я не хочу смотреть на эту леди, которая умерла. И я не хочу, чтобы ты умерла, мамочка.

Элиза закрыла глаза и крепче прижала к себе дочь. О чем она думала, включая передачу со всеми подробностями относительно смерти Констанс? В доме есть еще с полдюжины других телевизоров, и ей определенно не следовало смотреть именно этот, на кухне, когда здесь сидит Дженни. А как она вчера потянула дочь с собой в Клойстерс, а потом еще и в телецентр, когда работала над своим сюжетом? Это тоже было совершенно бездумной ошибкой.

Дженни — девочка сообразительная, и от ее глаз и ушей не ускользнуло ничего. Для нее это была не безликая история, которую передают в новостях неизвестно о ком. Констанс работала в том же здании, что и ее мама. Констанс Янг выступала по телевизору, как и ее мама. У Констанс даже была та же самая работа, какой раньше занималась ее мама. И если что-то произошло с Констанс, это же могло произойти и с ее мамой. У Дженни и так не хватало одного из родителей. И, разумеется, она боялась потерять второго.

— О, ангел мой, не волнуйся, — прошептала Элиза, стараясь успокоить ребенка. — Я никуда не уйду. И ничего со мной не случится.

— Обещаешь мне?

— Обещаю. Как я вообще могу оставить тебя одну? Я люблю тебя больше всего на свете. Ты же знаешь это, верно?

Дженни кивнула.

— Я знаю, но ты говорила, что и папа тоже любит меня, а он от меня ушел.

Ну вот. Элиза всегда знала, что когда-то этот разговор все равно должен состояться. Разговор, к которому она хотела подготовиться, но которого тем не менее всегда боялась Дженни никогда не жила в мире, где у нее был бы отец. В младенческие годы и чуть позже она развивалась совершенно нормально. Первое слово, первый шаг, первый день рождения, первый день в яслях и даже первый день в детском саду — все эти вехи начала своей жизни Дженни прошла без каких-либо признаков того, что она ощущает отсутствие отца. Ну да, несколько раз она заявляла, что у всех детей, с которыми она играет, есть папы, но казалось, что она раз и навсегда смирилась с тем фактом, что у нее нет отца, — просто так уж сложилось в жизни. У сегодня утром она впервые выразила свое смятение, чувство потери и покинутости, которое она должна была испытывать с того момента, когда осознала, что ее отец никогда не будет с ней, и когда почувствовала всепоглощающий ужас при мысли о том, что она может лишиться и второго своего родителя, оставшись в этом мире совершенно одна.

— Он не хотел, Дженни. Он мечтал всегда быть рядом. Он изо всех сил старался остаться в этом мире, в основном из-за того, что хотел быть с тобой. Но думаю, что у Господа были в отношении нашего папы другие планы.

Дженни потерлась носом о халат Элизы.

— А что это за планы?

— Я точно не знаю, солнышко. Я собираюсь задать Господу этот вопрос, когда увижусь с ним. Но зато я точно знаю, что очень значительная часть планов Господа в отношении твоего папы, когда он жил в этом мире, была связана с тем, чтобы он стал твоим отцом. Это было самое важное, что успел сделать твой папа, и я знаю, что он и сам считал точно так же.

— Точно знаешь? — Дженни цеплялась за каждое слово, сказанное матерью.

— М-м-м-м, — Элиза чмокнула Дженни в лоб. — Одна из последних фраз, которые он мне сказал, была о его радости от осознания, что скоро должна родиться ты. Он сказал, что из-за этого у него появилось такое чувство, будто он действительно внес свой вклад во что-то совершенно особенное, замечательное в этом мире.

— А что такое «внес свой вклад»? — спросила Дженни.

— Отдал. Когда ты вносишь свой вклад, ты отдаешь.

Дженни задумалась над объяснением.

— Это как подарок?

Элиза живо закивала:

— Вот именно. Ты — это наш с папой подарок миру, Дженни.

Глядя на маму снизу вверх, девочка улыбнулась. Потом она отстранилась и переключила все внимание на миску с размокшими хлопьями. Глядя, как ест ее дочь, Элиза думала, правильно ли она все сказала, и надеялась, что это так; она была уверена, что тема всплывает не последний раз, и понимала, что на ней лежит большая ответственность и что ее святая обязанность — хорошо воспитать своего ребенка и не допустить, чтобы Дженни осталась сиротой.

Воткнула, вынула, потянула. Воткнула, вынула, потянула.

Стальная игла размеренно двигалась по канве. Крохотные квадратики один за другим заполнялись желтыми стежками. Урсула пыталась сосредоточиться на своей вышивке.

Урсула любила вышивать. Это приносило ей удовлетворение, успокаивало. Для нее было большим удовольствием следить за тем, как канва оживает, заполняется красками разноцветной пряжи. Когда она концентрировалась на своем рукоделии, все тревоги мира отступали на задний план.

Но сегодня утром даже любимая вышивка не смогла успокоить Урсулу. После того что произошло перед этими выходными, она чувствовала, что просто обязана включить канал «КИ Ньюс» и посмотреть их утреннюю передачу. Она пыталась вышивать перед телевизором, но из-за всех этих новостей насчет Констанс, а также сообщения о том, что результаты вскрытия ожидаются сегодня чуть позже, Урсула ошиблась. Она исправила неправильный стежок, вслушиваясь, как Лорен Адамс рассказывает о смерти Констанс. При каждом ее слове желудок Урсулы мучительно сжимался.

Урсула расстелила перед собой канву с вышивкой и залюбовалась своей работой. Она сама разработала этот рисунок как дань памяти Констанс, и, если с ней что-нибудь случится, он должен будет помочь полиции найти убийцу Констанс — так же, как и убийцу ее самой.

Печатными буквами на холсте была вышита черными нитками первая строфа сонета:

Урсула понимала, что ее долг — обратиться в полицию и рассказать им все, что видела. Но она не пойдет туда, по крайней мере, пока. Может быть, полицейские смогут и сами во всем разобраться. Она очень рассчитывала на это, потому что не хотела закончить так, как ее сестра. Сознательная гражданка, вызвавшаяся дать показания в суде как свидетель преступления, сейчас мертва и покоится под двухметровым слоем земли.

Как только близнецы вышли за дверь и отправились в школу, Аннабель заскочила в душ. В ванной же она начала краситься, прислушиваясь к телевизору в спальне, включенному на полную мощность и настроенному на канал «КИ».

Накладывая на лицо макияж и слушая очередное сообщение о смерти Констанс Янг, Аннабель удивлялась, как за один уикэнд все могло так решительно поменяться. Только в пятницу «КИ ту Америка» попрощался с Констанс и Аннабель была включена в график на раннее утро понедельника для участия в дебютной передаче Лорен Адамс в качестве ведущей шоу. А уже сегодня Констанс мертва, и сама Аннабель больше не работает на «КТА».