Ночь волка - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 46
- Предыдущая
- 46/77
- Следующая
— Хорошо, когда знаешь себя, — кивнул Папаша. Возникла третья пауза, а потом, совсем того не желая, я начал.
— У Алисы для первого убийства есть оправдание, такое оправдание, которое поймет даже обезьяна. У меня такого оправдания нет, а ведь я, по самым скромным подсчетам, убил около миллиона людей. Видите ли, я был командиром расчета, который обслуживал группу ракет с водородными боеголовками. Они обладали способностью пробивать крышу любого подземного города-убежища, и билет им выписали на Москву. А когда билет предъявили, я был тем, кто его прокомпостировал, я имею в виду, это мой палец нажал на кнопку. Да, Папаша, именно я был одним из тех, кто нажимал на кнопки На самом деле нас было довольно много — тут задействован целый комплекс мероприятий, — вот почему меня смех разбирает, когда я слышу россказни об одном человеке, нажавшем на все кнопки.
— Да? — сказал Папаша, не слишком заинтересованно — В таком случае ты должен знать…
Мы не успели услышать, кого я должен знать, так как я зашелся в приступе кашля, и мы поняли, что сигаретный дым практически вытеснил воздух. Папаша зафиксировал дверь таким образом, что появилась щель, и через какое-то время атмосфера заметно улучшилась, хотя нам пришлось мириться с низким, заунывно свистящим звуком.
— Так вот, — мой рассказ продолжался, — я возглавлял ракетный расчет, носил очень красивую униформу с впечатляющими знаками отличия — не то что «шевроны», которые украшают мою грудь сейчас, — был молод и красив. На этой службе мы все были очень молоды, хотя некоторые мои подчиненные были старше меня Молоды и преданны делу. Я помню это чувство — очень глубокое, серьезное и еще чистое — чувство ответственности. И когда я отправлялся в отпуск в свой город-убежище, я чувствовал, что я на голову выше всех в этой праздной толпе.
Дедушка у меня был летчиком во время той войны, когда они боролись с фашизмом, он сбрасывал бомбы с «Летающей крепости» или чего-то там еще, и однажды, напившись, он поведал мне, что иной раз его совсем не волновало, когда они сбрасывали такие яички на Германию: сверху люди и здания казались игрушками наподобие тех, которые ребенок выстраивает в ряд, чтобы потом повалить, а все занятие — такой же невинной забавой, как растревожить муравейник. А порой они чувствовали какое-то беспокойство — или просто трусили чуток, сбрасывали свои бомбы в Северное море и возвращались домой.
А мне даже не надо было пролетать в семи милях над тем местом, которое определили моей целью. Помню только, иногда я доставал карту и смотрел на определенную крупную отметку на ней, слегка улыбался и мягко говорил «Бах!», а затем притворно вздрагивал и быстро складывал карту.
Естественно, мы говорили себе, что нам никогда не придется делать это — уничтожать цель, я хочу сказать Мы шутили, что лет через двадцать получим работу смотрителей в музее этой самой бомбы, которую наконец дезактивируют. Но, конечно, все вышло по-другому. Настал день, когда по нашей части света был нанесен удар, и через все инстанции к нам поступил приказ от координатора обороны Бигелоу.
— Бигелоу? — прервал Папаша. — Не Джо Бигелоу?
— По-моему, Джозеф А. , — ответил я ему слегка раздраженно.
— Так это же один из моих ребят, тот, о котором я вам рассказывал, — щуплый коротышка, владелец этого вот ножа с рукояткой из рога! Ну, что! — Папашин голос прозвучал поразительно счастливо. — Вам вдвоем, будет о чем поговорить при встрече.
Я не был в этом уверен. На самом деле моя первая реакция была прямо противоположной. Честно говоря, в тот момент я был больше чем раздражен из-за того, что Папаша прервал рассказ о моей Великой Скорби, а именно такой, нет сомнений, моя скорбь для меня и была. Вот наконец, вопреки всем ожиданиям, моя исповедь вырвалась наружу после всех тех десятилетий, когда я подавлял ее в себе, и несмотря на все психологические барьеры, — а тут Папаша вмешивается с банальными пустыми сплетнями о каких-то Джо, Биллах и Джорджах, о которых я знать не знаю и слышать ничего не хочу.
А потом я внезапно осознал, что мне уже почти все равно, я уже больше не чувствую этой Великой Скорби, что, просто начав рассказывать о ней после историй, услышанных от Папаши и Алисы, я навсегда сбросил этот груз, жерновом висевший на моей шее.
Теперь мне казалось, что я могу взглянуть на Рэя Банкера сверху вниз (но не с высоты ангельской или презрительного превосходства) и могу задать себе вопрос. Но не такой вопрос: «Почему ты горевал так сильно?» — это вполне понятно и трудно было ожидать другого. Я бы хотел себе задать вот какой вопрос: «Почему ты горевал так бесполезно в этом своем маленьком частном аду?».
И вот теперь было бы интересно узнать, что чувствует Джозеф А. Бигелоу.
— Как ошущают себя, Рэй, убив миллион людей?
До меня дошло, что Алиса задала мне вопрос несколько секунд назад, и он повис в воздухе
— Это именно то, что я пытался вам рассказать, — ответил я ей и снова принялся все объяснять — слова теперь лились из меня потоком. Я не буду здесь всего излагать — слишком много времени займет. Но это были искренние слова, и они принесли мне облегчение.
Я не мог этого понять, нас собралось тут трое убийц, испытывающих друг к другу доверие, и понимание, и братское чувство, что никогда не было возможным между любыми двумя или тремя людьми в Век Мертвецов, а впрочем, во все века, если говорить честно. Это было против всех законов Мертвых земель, насколько я разбираюсь в психологии, но все-таки так произошло. Ох, ведь это наша полная оторванность от мира сотворила с нами такое, и мое воспоминание о пульмановском вагоне, загипнотизировавшее меня, и наша реакция на голоса и насилие в Лос-Аламосе… И несмотря ни на что, я расценивал все это как чудо. Я ощущал внутреннюю свободу и облегчение, в возможность которых я прежде не верил. Маленькая неофициальная организация Папаши действительно на чем-то держалась — этого я отрицать не мог Трое вероломных убийц, открывших глубины своих душ и верящих друг другу! — я ни секунды не сомневался, что Папаша и Алиса испытывают то же, что и я. На самом деле мы были настолько уверены в этом, что даже не упоминали о нашей близости друг к другу. Возможно, мы немного боялись, что можем так все испортить. Мы просто наслаждались этим.
- Предыдущая
- 46/77
- Следующая