Мечи против колдовства - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 26

• Предыдущая
• 26/54
• Следующая

– Это должно быть место, совершенно не похожее на то, где Фафхрд и Мышелов ввяжутся в свое очередное – уф! – приключение!

Очи тоже кивнула и мечтательно произнесла:

– Голубое небо и рябь на воде, безукоризненный пляж, теплый ветер, цветы и повсюду стройные рабыни….

– Я всегда мечтала о таком месте, где не было бы серых будней, а одно только совершенство, – сказала Немия. – Ты не знаешь, в какой половине илтхмарского королевства меньше всего серых будней?

– Моя дорогая Немия, – пробормотала Очи. – Ты настолько образована. И такая умница. Ты, без сомнения, лучший вор во всем Ланкмаре, после кое-кого другого.

– А кто этот другой? – заинтересовалась Немия.

– Конечно же, я, – скромно ответила Очи.

Немия подняла руку и ущипнула подругу за ухо – не очень больно, но достаточно сильно.

– Если бы от этого зависели хоть какие-нибудь деньги, – спокойно, но твердо сказала она, – я бы показала тебе, что все совсем наоборот. Но поскольку это просто разговор….

– Дражайшая Немия.

– Прелестнейшая Очи.

Две девушки обнялись и крепко поцеловали друг друга.

Мышелов, плотно сжав губы, сидел в отделенной от зала занавеской кабинке «Золотой Миноги», таверны, во многом похожей на «Серебряного Угря», и свирепо глядел через стол.

Постукивая по столу кончиком пальца и сотрясая душистый спертый воздух своим голосом, он говорил:

– Удвой эти двадцать золотых монет, и я проделаю этот путь и выслушаю предложение принца Гваэя.

Очень бледный человек, сидящий напротив него и щурящийся, словно даже пламя свечей было для него невыносимо ярким, тихо ответил:

– Двадцать пять – и ты будешь служить ему еще один день после прибытия.

– Ты что, считаешь меня ослом? – угрожающе спросил Мышелов. – Я, может быть, и улажу все его неприятности за один день – обычно мне это удается – а что потом? Нет, никаких предварительно обговоренных услуг. Я только выслушаю его предложение. И…. тридцать пять золотых монет вперед.

– Ну хорошо, тридцать золотых монет – и ты возвратишь двадцать, если откажешься служить моему хозяину, хотя, предупреждаю тебя, это будет очень рискованный шаг с твоей стороны.

– С риском я не расстаюсь даже в постели, – резко ответил Мышелов. – Я верну только десять монет.

Его собеседник кивнул и начал медленно отсчитывать деньги.

– Десять сейчас, – сказал он. – Десять, когда завтра утром ты присоединишься к нашему каравану у Хлебных Ворот. И десять, когда мы достигнем Квармалла.

– Как только мы увидим шпили Квармалла, – настойчиво повторил Мышелов.

Собеседник кивнул.

Мышелов угрюмо схватил со стола золотые монеты и встал. Монеты занимали в кулаке очень мало места. Какое-то мгновение Серый думал о том, чтобы вернуться к Фафхрду и вместе с ним разработать планы против Ого и Немии.

Нет, никогда! Мышелов осознал, что в своем жалком состоянии и направленной на самого себя ярости он не вынесет даже мысли о том, чтобы взглянуть на Фафхрда.

Кроме того. Северянин наверняка будет пьян.

А две или, самое большее три монеты позволят ему купить некие сносные и даже забавные удовольствия, чтобы заполнить часы, оставшиеся до рассвета, который принесет избавление от этого ненавистного города.

Фафхрд действительно был пьян, поскольку допивал уже третий кувшин. Он сжег все свои черные «драгоценности», а теперь с величайшей заботливостью и осторожностью освобождал привязанных серебряной ниткой жуков-огоньков, светящихся ос, ночных пчел и алмазных мушек, стараясь не повредить их тонким, как игла, кончиком своего ножа. Выпущенные на волю насекомые, жужжа, хаотично летали по таверне.

Два виночерпия и вышибала стояли около Фафхрда и высказывали ему все, что они о нем думали, а теперь к ним присоединился и сам Слевьяс, который, потирая свой толстый затылок, заявил, что насекомые уже укусили его и еще одного клиента. Самого Фафхрда тоже ужалили два раза, но он, казалось, даже не заметил этого. Не обращал он ни малейшего внимания и на четверых людей, обращавшихся к нему с разгневанными речами.

Последняя ночная пчела была освобождена. Она с шумом спикировала мимо шеи Слевьяса, и тот с проклятием отдернул голову. Фафхрд откинулся на стуле. Его лицо внезапно стало очень несчастным. Хозяин «Серебряного Угря» и трое его служащих, пожимая плечами, разошлись; один из виночерпиев размахивал руками, отгоняя насекомых.

Фафхрд подбросил в воздух нож, который упал острием вниз, но не смог воткнуться в стол. Северянин с трудом запихнул клинок в ножны, потом заставил себя сделать маленький глоток вина.

В самой дальней кабинке зашевелились тяжелые занавески, словно кто-то собирался выйти оттуда; на эти занавески, как и на все остальные, были нашиты металлические пластинки и тяжелая цепь, так чтобы один гость не мог сквозь них заколоть другого, если только ему не помогут удача и тончайший из всех стилетов.

Но в этот момент очень бледный человек, который держал перед лицом плащ, чтобы защитить глаза от света свечей, вошел через боковую дверь и направился к столу Фафхрда.

– Я пришел за ответом, Северянин, – сказал он мягким, но зловещим голосом, взглянув на перевернутые кувшины и разлитое вино. – Конечно, если ты помнишь мое предложение.

– Сядь, – предложил Фафхрд. – Выпей. Осторожно, здесь полно светящихся ос – они очень злые.

И затем добавил презрительно:

– Помню! Принц Хасьярл из Марквалла…. Квармалла. Путешествие на корабле. Гора золотых монет. Помню!

Собеседник, не присаживаясь, поправил:

– Двадцать пять рильков. При условии, что ты немедленно взойдешь со мной на корабль и пообещаешь после прибытия один день прослужить моему принцу. А дальше какое уж соглашение вы с ним заключите.

Он сложил на столе маленькую золотую башню из заранее сосчитанных монет.

– Какая щедрость! – воскликнул Фафхрд, сгреб деньги и, пошатываясь, встал на ноги. Потом он положил пять монет на стол, ссыпал остальные в свой кошель, не считая трех, которые с мелодичным звоном рассыпались по полу, заткнул пробкой третий кувшин вина и положил его в свой мешок. Выходя из-за стола, он сказал: «Веди, приятель», мощной рукой подтолкнул щурящегося незнакомца в сторону боковой двери и, шатаясь, последовал за ним.

В дальней кабинке Аликс-Отмычка поджала губы и неодобрительно покачала головой.

В комнате было темно, почти умопомрачительно темно для человека, привыкшего к яркому свету и жгучему солнцу. Несколько настенных факелов, служивших здесь единственным освещением, горели бледным и слабым пламенем: скорее блуждающие огоньки, чем настоящий огонь, но, по крайней мере, они издавали приятный фимиам. Создавалось впечатление, что обитатели этих краев не признавали свет и только ради чужестранцев выносили его.

Несмотря на обширные размеры, комната была полностью вырублена в темном прочном камне – гладкий пол, отполированные изгибающиеся стены, потолок в виде купола – пещера, либо естественная, доведенная до совершенства человеком, либо выбитая в скале и отполированная единственно усилиями людей, хотя в последнем случае мысль о труде, который необходимо было на это затратить, была почти невыносимой. В многочисленных глубоких нишах между факелами сверкали темным блеском металлические статуэтки и маски, а также украшенные драгоценными камнями предметы.

Через комнату, отклоняя в сторону слабое голубоватое пламя факелов, проходил постоянный поток холодного воздуха, несущий с собой кислые запахи влажной земли и мокрого камня; сладкий пряный запах факелов никак не мог перебить запахи полностью.

Единственным звуком был шорох камня, передвигаемого по дереву, раздававшийся время от времени с противоположного конца длинного стола, где шла игра черными и белыми каменными шашками, – это, и еще доносящееся из-за стен помещения тяжелое гудение огромных вентиляторов, гнавших свежий воздух, проходящий здесь последнюю часть своего пути из отдаленного верхнего мира в эту преисподнюю. И постоянный мягкий топот босых ног рабов, которые приводили в движение эти огромные деревянные вентиляторы, шагая по тяжелым кожаным приводным ремням…. и очень слабое, затрудненное дыхание самих рабов.

• Предыдущая
• 26/54
• Следующая