Мечи против колдовства - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 18

• Предыдущая
• 18/54
• Следующая

Фафхрд запечатлел страстный поцелуй на ее полных губах, чтобы показать ей, как ошибочны были ее мысли, но через мгновение она оттолкнула его.

– Подожди, Фаффи, любимый, – воскликнула она. – Нет, я же сказала, подожди! Я знаю, что ты жаден и нетерпелив, но ты можешь подождать хотя бы до тех пор, пока луна передвинется на небе на ширину звезды. Я попросила тебя пообещать мне, что ты спустишься со Звездной Пристани на рассвете.

В темноте наступило довольно долгое молчание.

– Ну? Что же держит закрытым твой рот? – нетерпеливо спросила она наконец. – Кое в чем другом ты не проявлял подобной нерешительности. Время проходит, луна поднимается.

– Хирриви, – тихо сказал Фафхрд. – Я должен подняться на Звездную Пристань.

– Почему? – звенящим голосом спросила она. – Пророчество стихов исполнилось. Ты получил свою награду. Если ты пойдешь дальше, тебя будут ждать лишь бесплодные опасности. Если ты вернешься, я буду охранять тебя с воздуха – да, и твоего приятеля тоже – до самой Пустоши.

Ее нежный голос слегка задрожал.

– О Фаффи, неужели тебе недостаточно меня, чтобы отказаться от завоевания жестокой горы? Кроме всего прочего, я люблю тебя – если я правильно понимаю, как смертные употребляют это слово.

– Нет, – торжественно ответил в темноте Северянин. – Ты замечательная, самая замечательная из всех девушек, что я знал – и я люблю тебя, а это слово я не бросаю по пустякам, – однако от этого мое желание покорить Звездную Пристань только разгорается. Можешь ли ты понять это?

Теперь на некоторое время замолкла сама Хирриви.

– Ну что ж, – сказала она наконец, – ты сам себе хозяин, и делаешь, что захочешь. Я тебя предупредила. Я могла бы сказать и больше, привести доводы против, спорить с тобой и дальше, но я знаю, что и после всего этого мне не удастся преодолеть твое упрямство – а время бежит. Мы должны оседлать наших лошадок и догнать луну. Поцелуй меня еще раз. Медленно. Вот так….

Мышелов лежал поперек ложа, в ногах, под янтарными шарами, и разглядывал растянувшуюся Крешкру; ее хрупкие яблочно-зеленые плечи и спокойное спящее лицо тонули во множестве подушек.

Мышелов смочил уголок простыни вином из чаши, стоящей у его колена, и потер им тонкую правую щиколотку Крешкры – так осторожно, что медленный подъем и падение ее узкой грудной клетки не изменили своего ритма. Вскоре он стер всю зеленоватую мазь с участка величиной в половину своей ладони и уставился на дело рук своих во все глаза. Он был уверен в том, что на этот раз увидит тело или, по меньшей мере, зеленое притирание с обратной стороны ноги; но нет, все, что Мышелов увидел сквозь вытертый им маленький неправильный треугольник, – это косматое покрывало кровати, отражающее льющийся сверху янтарный свет. Это была невероятно захватывающая и немного пугающая тайна.

Мышелов вопросительно глянул на Хриссу, которая теперь лежала на низком столике, окруженная фантастическими бутылочками из тончайшего стекла и, положив белый косматый подбородок на скрещенные лапы, разглядывала лежащих на ложе людей. Мышелову показалось, что кошка глядит на него с неодобрением, так что он торопливо размазал притирание равномерно по всей ноге Крешкры, пока проделанный им глазок не был снова покрыт зеленой краской.

Послышался тихий смешок. Крешкра, приподнявшись на локтях, смотрела на Мышелова прищуренными глазами из-под длинных, густых ресниц.

– У нас, невидимок, – сказала она насмешливым голосом, который был, или казался, сонным – видима только внешняя сторона любого грима или притирания, нанесенного на тело. Это тайна, недоступная нашим провидцам.

– Ты – воплощение самой королевы-Тайны, шествующей средь звезд, – провозгласил Мышелов, легко поглаживая зеленые пальчики ее ног. – А я – самый везучий из всех людей. Только вот боюсь, что это все сон, и я проснусь на холодных карнизах Звездной Пристани. Как вышло, что я здесь?

– Наша раса вымирает, – сказала она. – Наши мужчины стали бесплодными. Хирриви и я – единственные оставшиеся принцессы. Наш брат Фарумфар горячо желал быть нашим консортом – он хвастается, что все еще мужчина, – это с ним ты дрался – но наш отец Умфорафор сказал: «Нам нужна новая кровь – кровь героев». Так что нашим двоюродным братьям и Фарумфару – к крайнему неудовольствию последнего – пришлось летать там и сям и оставлять эти маленькие рифмованные приманки, написанные на пергаменте из козьей шкуры, в опасных, пустынных местах, которые могли бы привлечь героев.

– Но как могут невидимые существа сходиться с видимыми? – спросил он.

Она довольно рассмеялась.

– Неужели твоя память настолько коротка, Мышонок?

– Я хотел сказать, иметь потомство, – поправился Серый, слегка раздраженный тем, что она нечаянно угадала его детское прозвище. – И кроме того, разве такой ребенок не будет полупрозрачным, туманным, смесью видимого и невидимого?

Зеленая маска Крешкры чуть покачалась из стороны в сторону.

– Мой отец думает, что такой союз принесет плоды, и что дети будут рождаться только невидимыми – потому что невидимость доминирует над видимостью – и в то же время во всем другом будут обладать преимуществами, даруемыми примесью горячей крови героев.

– Значит, это твой отец приказал тебе переспать со мной? – спросил немного разочарованный Мышелов.

– Ни в коем случае, Мышонок, – уверила девушка. – Он был бы взбешен, если бы ему могло прийти в голову, что ты здесь, а Фарумфар просто сошел бы с ума. Нет, ты понравился мне – так же как Хирриви понравился твой приятель – когда я впервые увидела тебя в Холодной Пустоши; и для тебя это было большой удачей, потому что если бы вы дошли до вершины Звездной Пристани, то мой отец получил бы ваше семя совершенно иным образом. Кстати, это напомнило мне: Мышонок, ты должен пообещать мне, что на рассвете спустишься со Звездной Пристани.

– Подобное обещание не так-то легко дать, – сказал Мышелов. – Я знаю, что Фафхрд заупрямится. И кроме того, у нас есть еще одно небольшое дельце, которое касается мешка с бриллиантами, если это то, что подразумевается под «кошелем, полным звезд» – о, я знаю, что это безделица по сравнению с объятиями восхитительной девушки…. и все же….

– Но если я скажу, что люблю тебя – а это чистая правда!

– О Принцесса, – вздохнул Мышелов, скользя рукой по ее ноге к колену. – Как могу я оставить тебя на рассвете? Всего одна ночь….

– Как, Мышонок, – прервала его Крешкра, шаловливо улыбаясь и слегка выгибаясь всем телом, – разве ты не знаешь, что каждая ночь – это вечность? Неужели ни одна девушка не научила еще тебя этому, Мышонок? Ты меня удивляешь. Подумай, у нас осталась еще половина вечности – и это тоже вечность, как твой учитель геометрии, будь он старцем с седой бородой или девой с нежной грудью, должен был бы рассказать тебе.

– Но если я должен зачать множество детей…. – начал Мышелов.

– Хирриви и я кое в чем похожи на пчелиных маток, – объяснила Крешкра, – но не думай об этом. Сегодня мы обладаем вечностью, это так, но только в том случае, если сами сумеем сделать ее вечностью. Иди ближе ко мне….

Чуть позже Мышелов, в чем-то повторяя самого себя, сказал:

– Единственное, что плохо в восхождении в гору, – это то, что самые лучшие участки кончаются чересчур быстро.

– Они могут длиться вечность, – выдохнула Крешкра ему в ухо. – Заставь их продолжаться бесконечно, Мышонок.

Фафхрд проснулся, трясясь от холода. Розовые шары, ставшие теперь серыми, раскачивались в порывах ледяного ветра из открытой двери. На его одежде и вещах, разбросанных по полу, собрался снег, и снег лежал сугробом высотой в несколько дюймов у порога, из-за которого исходило и единственное освещение – свинцово-серый свет дня.

Великая радость, кипящая внутри Фафхрда, вступила в борьбу с этим мрачным серым зрелищем и победила его.

Однако Фафхрд был раздет и весь дрожал. Он вскочил, выбил свои вещи о кровать и натянул на себя заледеневшую, твердую, как доска, одежду.

• Предыдущая
• 18/54
• Следующая