Мечи и ледовая магия - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 20
- Предыдущая
- 20/48
- Следующая
Потом, когда красный огонь уже светил и восстановилась относительная тишина, свойственная мерному ходу корабля, уши Мышелова невольно возобновили свою работу по поиску странных звуков в тумане, и он негромко сказал Урфу, не глядя на него;
– Скажи-ка мне, старина, что ты на самом деле думаешь о своих беспокойных собратьях-кочевниках и почему они оседлали корабли вместо коней?
– Они несутся вперед, как лемминги, ищущие смерти.., для других, – задумчиво проворчал старик. – Несутся галопом по волнам вместо суровых степей. Разорять города – это их главная потребность – неважно, на море или на суше. Но может быть, они убегают от Людей Топора.
– Я слыхал о них, – с сомнением в голосе произнес Мышелов. – Как ты думаешь, они действительно заключили союз с невидимыми мухами Звездной Пристани, которые летают над миром на ледяных облаках?
– Я не знаю. Но в любом случае они подчиняются магам своего клана.
Красный огонь потух. Пшаури спустился вниз – куда более бодро, чем поднимался, – и доложил о выполнении задания своему грозному капитану, который отмахнулся от него со свирепым видом, но тут же ухмыльнулся и приказал зажечь второй огонь через полчаса. Потом Мышелов снова повернулся к Урфу и тихо спросил:
– Если уж речь зашла о чернокнижниках.., ты знаешь о Кхахкте?
Старик молчал в течение пяти ударов сердца, потом прохрипел:
– Кхахкт – это Кхахкт. Он не колдун какого-нибудь племени, это уж точно. Он обитает на самом крайнем севере, в куполе, – но некоторые утверждают, что это плавучий глобус, – из самого черного льда, и оттуда Это Существо наблюдает за всеми делами человеческими, сея зло везде, где только может, когда звезды стоят правильно – или, лучше сказать, не правильно, – и все боги спят. Минголы боятся Кхахкта, и еще.., когда они достигнут критической точки, они повернут к Нему, умоляя Это Существо встать во главе них, пока они не станут самыми великими, самыми кровавыми кентаврами. Лед – его излюбленное жилище, лед – его оружие, и его ледяное дыхание – вернейший знак его близости, кроме мерцания.
– Мерцания? – неуверенно переспросил Мышелов.
– Солнечный или лунный свет отражается ото льда, – пояснил мингол. – Ледяное мерцание.
Мягкая белая вспышка бледным пятном прорезала темный жемчужный туман где-то вдали, и тут же уши Мышелова уловили шум весел – удары были мощнее, чем удары весел «Бродяги», более уверенные и ритмичные, хотя и не приходилось сомневаться, что это именно весла, и звуки становились все громче. На лице Мышелова отразилась радость. Он неуверенно всматривался в туман. Урф ткнул корявым пальцем прямо вперед. Мышелов кивнул и закричал пронзительно, изо всех сил:
– Фафхрд! Эгей!
Наступило короткое молчание, прерываемое лишь плеском весел «Бродяги» и шумом весел приближавшегося судна, а потом из тумана донесся крик, заставивший сердце Мышелова забиться быстрее, но почему-то угрожающий:
– Эгей, малыш! Мышелов, приветствую тебя в необитаемых водах! А теперь – защищайся!
Радостная улыбка Мышелова превратилась в яростную. Неужели Фафхрд всерьез намеревается сейчас, в тумане, осуществить свою шальную идею и устроить учебную битву? Он с изумлением глянул на Урфа, который в ответ лишь пожал плечами.
На мгновение впереди вспыхнул чуть более яркий свет. Мышелов, ни на секунду не задумавшись, скомандовал:
– Правый борт, суши весла! Быть наготове! Левый борт, на весла!
И, не обращая внимания на стоявших у руля минголов, он бросился к нему и повернул влево, помогая гребцам развернуть корабль.
Это оказалось весьма кстати – то, что Мышелов действовал со всей скоростью, на какую был способен. Из тумана впереди вынырнул толстый, заостренный, сверкающий таран, который в противном случае мог бы ударить в нос «Бродяги» и расколоть его пополам. Но теперь таран лишь со скрежетом скользнул по борту «Бродяги», заставив судно содрогнуться, и «Бродяга» резко вильнул вправо, слушаясь весел, которыми управляли солдаты-воры.
А потом, следом за тараном, туман разрезал белый острый нос корабля Фафхрда. Он был просто невообразимо высок, высок, как дом, и предвещал появление судна настолько огромного, что команда «Бродяги» задрала головы, и даже Мышелов задохнулся от ужаса и восхищения. К счастью, между ними оставалось немало ярдов, а «Бродяга» продолжал уходить вправо, иначе маленькое судно было бы просто расплющено.
Из густого тумана впереди надвигалась плоскость борта. В ярде над палубой «Бродяги» пронеслось бревно, которое легко смело бы в воду все, что осталось бы после первого удара, если бы Мышелов не успел сманеврировать; к ногам Мышелова с лязгом упало нечто, заставившее еще более расшириться его бешеные глаза: огромное покрытое льдом лезвие и нечто вроде лопасти весла, размером вдвое превосходящего весло «Бродяги» и похожего, черт бы его побрал, на ноготь мертвого великана.
Еще одно огромное весло пронеслось в воздухе, промахнувшись по мачте, но нанеся оглушительный удар Пшаури и сбив его с ног. И последнее не достало «Бродягу», потому что расстояние между ними все увеличивалось. С огромного и высокого, белого сверкающего корабля, уже таявшего в тумане, донесся могучий крик:
– Эй, трус! Уходишь от схватки! Эй, хитрый трус! Я достану тебя, козявка, куда бы ты ни спрятался!
Эти ужасные, безумные слова сопровождались таким же безумным смехом. Такого рода смех Мышелов уже слышал прежде – так хохотал Фафхрд в острые моменты схваток, но теперь смех звучал еще более безумно, чем когда-либо, совершенно по-дьявольски, – и при этом был таким громким, как будто дюжина Фафхрдов хохотала одновременно. Неужели он научил своих берсерков вторить ему?
Похожая на птичью лапу рука крепко вцепилась в локоть Мышелова. Урф показал на огромное сломанное весло, лежавшее на палубе:
– Это просто лед. – В голосе старого мингола слышался призвук благоговейного страха. – Лед, выкованный в холодной кузнице Кхахкта.
Он отпустил локоть Мышелова и, быстро нагнувшись, взял обломок покрытыми черными пятнами руками так, как можно было бы взять смертельно раненную ядовитую змею, и резко швырнул его за борт.
Позади Урфа Миккиду, обхватив за плечи Пшаури, приподнял его окровавленную голову над палубой. Но сейчас он смотрел на капитана, держа на весу своего бесчувственного, неподвижного друга. И в его глазах светился вопрос.
Лицо Мышелова окаменело.
– Гребите, бездельники! – сдержанно приказал он. – Энергичнее! Миккиду, пусть кто-нибудь другой позаботится о Пшаури, а ты бей в гонг, поднимай гребцов. Как можно быстрее! Урф, вооружай свою команду. Пошли вниз за стрелами и вашими роговыми луками – и пусть захватят для моих солдат пращи и все прочее. Берите свинцовые шары, не каменные. Гэвс, наблюдателем на корму, Тренчи – на нос. Да поживее, вы!
Серый Мышелов казался мрачным, поскольку ему в голову пришла мысль, которая ему очень не нравилась. Тысячу лет назад в «Серебряном Угре» Фафхрд заявил, что наймет двенадцать берсерков, впадающих в безумство в битве. Но догадывался ли его дорогой друг, ныне обуянный демоном, насколько безумными окажутся эти двенадцать сумасшедших и что их безумие будет заразительным и поразит его самого?
Над ледяным туманом мерцали звезды, словно холодные свечи, приглушаемые лишь спорящим с ними светом луны, висевшей низко на юго-западе, где далеко-далеко собирался шторм, вздымавший в воздух густую пелену ледяных кристаллов.
Почти над самыми жемчужно-белыми волнами, расстилавшимися ко всем горизонтам, кроме юго-восточного, летел на восток выпущенный Мышеловом сокол-почтальон. Насколько мог видеть глаз, ни единого другого существа не было в пустынной бесконечности, и все же птица внезапно вильнула в сторону, как бы подвергшись нападению, потом отчаянно заколотила крыльями и зависла в воздухе, став беспомощной, словно ее кто-то схватил. Но в прозрачном пространстве рядом с птицей никто не появился…
Лоскуток пергамента, обернутый вокруг лапы сокола, развернулся как по волшебству, на мгновение застыл в воздухе, а потом снова обернулся вокруг чешуйчатой лапы. Белый сокол отчаянно помчался на восток, мечась из стороны в сторону, как будто стремясь избежать преследования, и летя так близко к белой клубящейся массе, словно был готов в любой момент нырнуть в нее.
- Предыдущая
- 20/48
- Следующая
