Рыцарь без ордена - Легостаев Андрей - Страница 19

• Предыдущая
• 19/62
• Следующая

Но среди его соратников тут же началась свара не на жизнь, а на смерть — кто будет правителями отвоеванных от захватчиков стран, каждый доказывал свои права, как по роду, так и по праву сильного. Каждый считал, что его земли меньше, чем у соседа и надо отвоевывать свое, пока войска привычны к битвам. Как это все напоминает нынешние времена!

И тогда Марлор кликнул своих воинов — не военачальников, а простых солдат, которые были с ним с самого начала — и собрал в замке армию. И послал во все края гонцов с сообщением, что если он узнает о войне между людьми, то явиться и разобьет обе враждующие армии. Так его и прозвали — Царь Мира. А он сидел безвылазно в замке, охраняя лаз в иномирье, не в силах уничтожить его.

Его единственный сын погиб в одном из решающих сражения, это сводило Марлора с ума. И к нему стали со всех краев приезжать женщины, оставшиеся вдовами или те, которых замуж никто не брал. Легенды то описывают его страстным любовником, который за сутки мог обрюхатить тысячу женщин, то суровым аскетом, который не отказывал ни одной женщине в семени, но делал это, словно выполнял тяжелую повинность. И через несколько десятилетий появились целые братства его сыновей, которые считали своим долгом лишь сохранение мира, и для этого постоянно готовились к войне.

Странно, несмотря на века процветания, когда человеческое племя сумело отправиться от тяжелейших потерь, когда вновь расплодилось по всей земле и заново были отстроены города, словно сызнова изобретены ремесла, о тех временах осталось очень мало сведений. Тысяча лет, лишь утверждают хроники, длились благодатные времена. А потом произошел перелом мира — жуткие времена. Уцелели, дай бог, один из десяти, живущих тогда людей, земля словно взбунтовалась — рушились города, годами на землю низвергался неостановимый ливень, континент раскололся на два, оставив между новыми материками лишь полоску островов. И где-то далеко в холодном море, сохранился на одиноком острове замок Царя Мира.

Много в ордене высказывалось предположений о причинах той всемирной беды, но какое из них правдиво — кто сейчас скажет? Может, и верно, что магия чужого мира, врываясь сквозь оставшееся открытым отверстие, переполнила астрал и мир возмутился.

Да, Роберт, в отличие от всех, взирающих сейчас на огромного механического монстра, ничуть не походящего на оригинал, знал правду. Вернее то, что считалось правдой, то что можно было вообще узнать, и что тщательно оберегалось членами тайного ордена.

А орнейское племя, выжившее на образовавшемся архипелаге, почему-то считает, что произошло от голубого дракона, благословившего землю своим посещением в незапамятные времена и ушедшего навсегда в свое прекрасное занебесье, куда после смерти призывает своих потомков, дабы дать им в награду вечное наслаждение.

Более полутысячи лет прошли со времен последней катастрофы, и все стирается из памяти людей, метаморфируется и принимает совершенно уж невозможные формы: чего не было — стало; что было — навсегда исчезло. И лишь немногие знаю правду. И не говорят ее другим не потому, что считают необходимым хранить в тайне, а потому что знают — правда никому и не нужна.

— Вы готовы, благородный посол короля Асидора? — обратился к нему церемониймейстер, один из самых знатных и уважаемых людей своего народа.

Огромный механический голубой дракон уже дошел до самого помоста, где находилась принцесса Гермонда и, раскрыв огромную пасть, в которой была лишь чернота, остановился. Принцесса едва не потеряла сознание и лишь тихонько простонала, голос королевской крови подсказывал ей, что кричать здесь и сейчас нельзя, даже если ее будут рвать этими огромными острыми зубами на куски.

— Да, — кивнул граф в ответ на вопрос церемониймейстера. — Я и мой сын готовы.

Блекгарт с удивлением посмотрел на отца и Роберт едва заметно нахмурился, подумав, что привычка таить все в себе и рассчитывать лишь на себя до добра не доводит. Что странное отчуждение, почему-то стеной вставшее между ним и третьим сыном, надо ломать решительно, и что стоило вчера, или прямо здесь рассказать сыну о роли, довольно простой, но важной, которая отведена ему. Впрочем, ничего страшного, справиться, пусть для него это будет приятным сюрпризом.

Старейшина старейшин встал со своего трона. Рядом с ним по правую руку стоял его наследник, на которого все происходящее производило соответствующее впечатление.

Красивая девушка королевского рода, предмет восхищения придворных рыцарей и певцов, на которую сейчас устремлено столько мужских глаз, которые раздевают ее мысленно и представляют в своих объятиях, сегодня и навсегда будет принадлежать исключительно ему!

Граф Роберт, с трехцветной лентой полномочного и чрезвычайного посла, надетой через грудь слева направо, с достоинством приблизился к старейшине, ведя за руку сына и краем глаза наблюдая за ним — сохранит ли самообладание, задаст хоть один вопрос или нет. Надо сказать, что Блекгарт, как и подобает воину, прогнал с лица все чувства, кроме гордости за свою страну и своего отца и готов был сделать все, что ему предначертано этим величественным обрядом.

Старейшина всех кланов орнеев и представитель арситанского короля одновременно двинулись к помосту в центре площади. Блекгарт и Айвар следовали за отцами на шаг позади. Они подошли к помосту, между столбов которого бессильно висела принцесса, несколько отставив полный зад, что заставило Блекгарта смущенно отвернуться, а Айвара самодовольно ухмыльнуться.

Тишина, но не напряженная, а выражающая радостное ожидание, воцарилась перед дворцом; каждый боялся пропустить хоть слово, хотя наперед знал все, что будет произнесено.

Орнеи слева, арситанцы справа, обошли помост, почти одновременно поднялись по ступеням и встали перед мордой гигантского идола.

Граф подумал, что если б встретил за время своих путешествий такое вот чудище не из железа, тканей и дерева, а во плоти, со стекающей между клыков ядовитой слюной, сейчас бы он здесь не стоял, не взирая на весь свой опыт, природную хитрость, силу и мужество. И в очередной раз прикинул — сколько же человек, скрывающихся внутри, приводят такую махину в движение?

Старейшина набрал полную грудь воздуха и раскатистым густым голосом, так что его было слышно на всей площади, обратился к первопредку:

— Родович всех орнеев, всегда зорко следящий за своими потомками и не оставляющий их в нуждах и горестях! Мы, в знак глубокого почитания и благодарности за подаренные нам тобой жизни, кланяемся тебе.

Он встал на оба колена и склонился, чуть не коснувшись лбом земли; сын, а вслед за ними и все, окружающие площадь, кроме стражников, которые были наемниками с континента, опустились на колени.

Блекгарт посмотрел на отца, решая как поступить, ведь он же не орней. Отец спокойно стоял в метре от распростертой пасти, словно пытался рассмотреть, что там, за бутафорскими зубами в черноте глотки. Внутренность пасти монстра была отделана черным материалом, а поскольку солнце светило графу в глаза, ничего он там не разглядел.

— Вы звали меня — я пришел! — раздался над площадью громовой, дребезжащий голос.

Блекгарт от неожиданности вздрогнул — чудовище говорит по-человечьи! Правда, язык орнеев он знал плохо и фразу, из-за дребезжания и сильного звука, не разобрал. Граф внутренне усмехнулся — он догадывался, что в механическом гиганте сидели люди и один из них говорит в какую-нибудь сложную систему из медных трубок, многократно усиливающую и изменяющую голос до неузнаваемости. Но — впечатляет.

— Что вы хотите? — громыхнул неестественный голос чудовища.

— Я, Валрай, глава рода дракона, старейшина старейшин всех орнеев, обращаюсь к тебе, чтобы ты одобрил выбор моего единственного наследника, и дал свое согласие на то, чтобы девица, чистая, как горный снег, стала ему супругой и принесла бы ему детей, чтобы продолжился наш род.

— Из какого она рода? — спросил монстр. — Достойна ли она быть избранницей твоего сына?

— Она из королевского рода, внучка короля Арситании Асидора, — ответил старейшина.

• Предыдущая
• 19/62
• Следующая