Эксперимент «Ангел» - Паттерсон Джеймс - Страница 29

• Предыдущая
• 29/61
• Следующая

Ты имеешь в виду, что я до сих пор жива не только, чтобы увидеть, как безумные фанатики генетики прививают птичью ДНК человеческой яйцеклетке?

Он перевел дыхание и, не отводя взгляда, пристально смотрел прямо мне в глаза. Я холодно гнала от себя любое светлое воспоминание о нем, любой намек на то, как хорошо нам было с ним прежде.

— Макс! Ты создана, чтобы спасти мир. Это твоя высокая цель, твое предназначение. Так и знай!

О'кей, должна признаться тебе, дорогой читатель, что я не удержала свою челюсть на месте. Она-таки отвалилась. Да-да. Теперь у меня есть хоть одно преимущество в вечной борьбе за то, чтобы первой занять утром ванну.

— Я тебе большего пока сказать не могу, — Джеб снова настороженно поглядел через плечо, — но я не мог не сказать тебе о масштабах, о мировом значении тех замыслов, в которых тебе отведена великая миссия. Макс, запомни, тебе уготована великая, священная судьба!

Может быть, я не могу себе этого представить, потому что я еще не совсем крезанулась.

— Макс, все, чем ты стала, все, что довелось тебе до сих пор пережить, все, что тебе еще только предстоит, — все это составные части твоего предназначения, ступени твоего пути. Одна твоя жизнь стоит тысячи обыкновенных жизней, и то, что ты живешь на земле, есть самое большое достижение человечества.

Если он надеялся услышать в ответ мои сентиментальные излияния, ему придется очень долго ждать.

Не сводя с меня глаз, Джеб тяжело вздохнул, явно разочарованный отсутствием у меня должного энтузиазма по поводу моей судьбоносной миссии.

— Это для тебя большая новость. Мне, конечно, трудно представить, что ты сейчас думаешь и чувствуешь. Я просто хотел рассказать тебе все сам. Позднее с тобой придут говорить другие. Я думал, тебе будет проще, если я тебя подготовлю… Ты только подумай сначала, что это все значит для тебя и для остальных. Но не говори, пожалуйста, никому в стае. Скоро о тебе, Максимум, узнает весь мир. Но пока пусть это будет нашим секретом.

Я молчала. Я вообще с каждым часом привыкала все лучше и лучше держать язык за зубами.

Он встал и помог мне подняться на ноги. От его прикосновения холодок омерзения пробежал у меня по спине.

В молчании мы вернулись к ящикам-клеткам. Он отпер мой контейнер и терпеливо дождался, пока я встану на карачки и вползу внутрь.

Поворачивая ключ в замке, он снова наклонился, многозначительно на меня посмотрел и прошептал:

— Пожалуйста, доверься мне. Я больше ничего не прошу, только доверься мне. Доверься мне и слушайся своей интуиции.

«Да сколько же ты можешь твердить одно и то же. Совсем достал», — чуть не вслух думала я ему вдогонку. Интуиция подсказывала мне раздобыть где-нибудь хирургические щипцы и медленно вытянуть из него все кишки, одну за другой.

— Ты жива? — беспокойно спрашивает Ангел, прижимаясь лицом к стенке своей клетки.

Я киваю и через проход встречаюсь глазами с Надж и Клыком:

— Ребята, со мной полный порядок!

Надж и Ангел недоверчиво кивают, а Клык не сводит с меня своего упорного взгляда. Что он думает, я даже представить себе не могу. Думает, что я предатель? Думает, что Джебу удалось переманить меня на свою сторону? Или, может, он думает, что я с самого начала была заодно с Джебом?

Скоро все разъяснится. Гадать ему осталось недолго.

Шли часы.

В словаре рядом со словом «стресс» нарисована мутантка. Она сидит в собачьей конуре и размышляет о том, что сулит ей судьба: быть убитой или спасти мир.

О'кей, картинки такой нет. Но обязательно должна быть.

Скажи мне, пожалуйста, дорогой читатель, что лучше всего играет на нервах? Сидеть в клетке, ждать смерти, быть преданной… Как, по-твоему, подойдет такая вот петрушка в качестве эффективного раздражителя?

Рассказать ребятам что бы то ни было я не могла, даже шепотом. Джеб мог сколько угодно делать вид, что закрытые двери и прикрытый ладонью рот — надежная защита от слежки. Меня этим не обманешь! Зуб даю, здесь в каждую щель или микрофон вставлен, или видеокамера. Поди, клетки наши тоже на все сто оборудованы.

Так что и обсуждение планов сопротивления, и какие бы то ни было обнадеживающие аргументы — все это вне вопроса. Невозможно даже просто сорваться и ляпнуть: «Ребята, полный абзац, Джеб жив!»

Едва слышным шепотом Ангел спросила, живы ли Газзи и Игги. Я в ответ только плечами пожала, и она сразу сникла. Хоть я и не могу сказать ей вслух, мысленно чуть не кричу: «С ними порядок, не бойся. Они сбежали». Ангел читает мои мысли, слабо кивает головой и, явно успокоившись, расслабленно прижимается к стенке своего ящика.

Нам остается только переглядываться. Часами.

Снова ужасно трещит голова. Мозг режут вспышки слепящего света и слишком яркие обрывочные картинки недавних событий.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем какой-то белохалатник шмякает рядом с моей клеткой контейнер с еще одним «экспериментом». Поворачиваюсь посмотреть на нового соседа, но тут же с тяжелым сердцем закрываю глаза.

В этом существе еще можно опознать ребенка, но оно больше похоже на какой-то разросшийся гриб. По всему телу огромные бородавчатые наросты, количество пальцев на руках и ногах не сосчитать, единственный бессмысленный водянистый голубой глаз вперился в меня не мигая.

Где-то через полчаса я вдруг понимаю, что существо больше не дышит. «Эксперимент» умер прямо рядом с нами и на наших глазах — отходы их грязного производства.

В ужасе смотрю на Ангела. Она плачет. Она тоже все видела.

Снова идут часы. Счет времени я уже давно потеряла. Наконец дверь лаборатории открывается и впускает какую-то, по всей вероятности, большую группу. В шуме голосов различаю человеческие интонации и ржанье ирейзеров. В наш проход вкатывают тележку типа больничной каталки.

— Здесь только четыре, — произносит строгий и властный мужской голос, — а где остальные два экземпляра?

— Куплены для демонстрации в зоопарках, — заливает, не моргнув глазом, Ари. — А эти доставлены в целости и сохранности.

Он пихает ногой мою клетку так, что из нее едва не вылетают прутья решетки.

— Что, Макс, соскучилась без меня?

— У вас есть санкция директора? Вы получили его подтверждение на данную меру? — спрашивает женский голос. — Это, безусловно, будет большой потерей для науки. Еще столько неисследованных фактов. Они еще могли бы во многом быть нам полезны.

— Все санкции получены, — подтверждает третий белохалатник. — Оставлять их рискованно. Особенно, если принять во внимание агрессивность экземпляров. Даже вот та, самая маленькая, представляет собой серьезную опасность.

Перехватив взгляд Ангела, поднимаю большой палец: молодец, девчонка, дала им жару. Она только слабо усмехается в ответ.

Тут чьи-то руки хватают ее клетку и грубо швыряют на телегу, точно это чемодан, выгружаемый на ленту получения багажа. С размаху она ударяется о стенку ящика и без того разбитой щекой. Во мне снова вскипает ярость.

В следующее мгновение Ари подхватывает мой контейнер и бросает его рядом с Ангелом. От сотрясения я насквозь прокусываю губу. Только новых ран мне и не хватает! Ари приближает к решетке свою клыкастую морду и с наслаждением принюхивается к запаху крови.

— Твой отец может тобой гордиться, — ядовито бросаю я ему. Он заводится с пол-оборота и с такой силой опускает кулак на мой ящик, что от удара трещат доски.

— Эй, там, полегче! — останавливает его женщина. Ари за это готов испепелить ее на месте.

Двое других ирейзеров погружают на тележку клетки с Надж и Клыком и куда-то толкают ее сквозь двойные двери. Следующее помещение ослепляет болезненно ярким светом. Там все та же тошнотворная вонь хлорки и химического оборудования.

Сжав решетку, я стараюсь выглянуть наружу и хорошенько рассмотреть, где нас везут. Приглядываюсь ко всему, пытаясь определить, в какой, собственно, части Школьного здания мы находимся.

• Предыдущая
• 29/61
• Следующая