Любовь прекраснее меча - Легостаев Андрей - Страница 39

• Предыдущая
• 39/79
• Следующая

Злость Иглангера на собственную безрассудность вдруг направилась на Астарота.

— А разве вчера, после битвы, ты захотел разговаривать со мной? — мстительно улыбнулся Маркиз Тьмы.

Иглангер отвернулся.

— Тридцать дней. — пробормотал он в никуда. — Тридцать дней…

Жизнь продолжается, силы космические! Жизнь продолжается. Пусть он пройдет весь путь сызнова, пусть — он получит новую силу, он добьется вновь того, что потерял. У него хватит мужества повторить все снова. Хватит. И сил ему добавит любовь! Так даже лучше — принцесса Рогнеда полюбит его без всякой магии, его самого!

К тому же, оставалась надежда, что Иглангер вернет свою магическую сущность, войдя в Рэдвэлл.

Тридцать дней, тридцать дней…

Капля, по сравнению с пройденным путем, и одновременно — огромный срок.

Невыносимо огромный, когда ждешь…

Толстые свечи высотой каждая по два ярда, поставленные по углам последнего ложа графа Маридунского, сгорели уже почти до половины.

Уррий и Этвард смотрели на обмякшее тело мужественного бойца. Сердца юношей переполняли горечь и обида, слова не шли из горла — какие к черту слова у мертвого тела того, кто был царем и богом, примером рыцаря и образцом для подражания!

Лицо графа отекло, появился тяжелый неприятный второй подбородок, щеки покрылись синевой щетины, которой смерть оказалась не преградой. Лицо сэра Отлака в свете свечей приобрело фантастический зелено-желтый цвет и казалось чужим, другим, не таким.

Тело графа было накрыто парадным голубым плащом с серебряным вепрем, складки плаща ниспадали до самого пола и плотная ткань словно придавила, расплющила мощное тело прославленного воина. Золотые монеты на глазах придавали лицу выражение странное, жуткое и какое-то беспомощное.

Уррию захотелось снять эти монеты, чтобы еще раз — последний — посмотреть в глубокие серые глаза. Но он сдержал странный порыв.

Наконец Уррий вышел из скорбного оцепенения, подошел к телу отца — звуки шагов по каменным плитам гулко отдавались в пустой часовне замка. Он поставил у ног усопшего запечатанный сосуд.

— Отец, в этом кувшине магическая сила твоего убийцы. Ее отобрали у герцога Иглангера сэр Дэбош и сэр Ансеис. Пока я могу предложить тебе только это, отец.

Но клянусь — я принесу к твоей могиле голову и сердце Иглангера. Он ответит мне за тебя и за братьев! Клянусь!

Звонкий мальчишечий голос звучал в часовне громко и торжественно и вдруг, в конце последнего слова, сорвался до глухой хриплоты. Сказывалось напряжение — душевное и физическое — последних дней, в которых перемешались сражения и удивительные открытия, невероятные по тяжести утраты и странные приобретения, страстные порывы души и принятие решений, которые не ему бы, Уррию, принимать, но все перемешалось, перепуталось, переплелось — устал.

Скорее бы все кончилось! Что скорее бы кончилось?! Жизнь?!

С момента смерти сэра Отлака прошли сутки. И за эти стремительно промчавшиеся часы ни Уррий, ни Этвард не сомкнули глаз ни на секунду.

Уррий встал на колени справа от отца и повторил:

— Клянусь!

— Отец, — громко сказал Эмрис, юный верховный король Британии Этвард, — я не буду знать отдыха и покоя, пока живы твои убийцы, пока топчут родную землю ненавистные саксы. Клянусь!

Он подошел к телу приемного отца и встал от него слева. Опустился на колени.

Ватная тишина царила в часовне и во всем замке, отгороженным от мира дьяволовым куполом. Почти никого из обитателей Рэдвэлла в замке уже не было.

Последнее, что здесь оставалось сделать сейчас Уррию и Эмрису — проститься с графом, со своей прежней жизнью и детскими наивными мечтами.

Координатор Фоор ждал их в волшебном коридоре, ведущим в алголианский храм в Бретани. Храбрые бриттские рыцари уже, должно быть, засыпают в отведенных им покоях алголиан — иноверцы оказались гостеприимны и хлебосольны.

Юноши стояли молча, на коленях и каждый думал о человеке, дух которого еще, наверно, не успел умчаться в дали неведомые, бродил, быть может, где-то неподалеку… Юноши надеялись на это, даже в глубине души рассчитывали, что дух графа ответит на вопросы, на которые сами не могли найти решений.

« Интересно, стена Луцифера является преградой для душ умерших, — почему-то подумал Уррий. — Если да, то они так и будут тридцать дней витать здесь? Надо спросить у Фоора как это может отразиться на замке…»

Но думать Уррию сейчас надо было не об этом, и он обратился к духу отца, не зная слышит он его или нет:

— Отец, я никогда не думал, что буду твоим наследником… Но я справлюсь, отец, не опозорю славного имени графов Маридунских. Не опозорю, нет. Отец, я считал, что любви больше нет для меня, я люблю Лореллу. Я думал об этом после твоей…

Твоего… ухода. Род не прервется, нет. Вот только война закончится — я найду себе жену, которая бы тебе понравилась, найду… и род продолжится…

Мысли путались, сказать надо было о многом, и неизвестно, что главное, а что — так, сиюминутное.

Этвард стоял напротив Уррия и смотрел на знакомое с младых лет лицо, словно стараясь навечно запечатлеть его в памяти.

— Перстень, что ты мне дал, отец… Он открыл вход в другие места… Как бы объяснить… В общем через тот коридор можно попасть в Камелот, в Бретань, даже на другие планеты. Я знаю, ты не допустил бы и мысли о бегстве из замка, отец, ты и о перстне-то вспомнил лишь перед самой смертью… Но тут… Отец, герцог Иглангер превратился в огромного дракона и прошиб с помощью колдовства стену замка — варлаки полезли в пролом. Но мы отразили штурм, а магию у Иглангера отняли сэр Дэбош и сэр Ансеис. Но после этого тысячи и тысячи чертей, слуг Луцифера, воздвигли каменный купол над замком и теперь здесь темнее, чем было ночами — ведь даже звездочек нет. Но не это страшно — сэр Дэбош и сэр Ансеис говорят, что воздуху здесь хватит дней на десять, а потом все погибнут…

Уррий замолчал, собираясь с мыслями, и Этвард продолжил за него:

— Отец! — Этвард наслаждался этим словом, он всего раз или два осмеливался так назвать сэра Отлака в прошлом — Эмрис, бастард, приемный сын, еще не умер окончательно в юном короле. — Мы обсуждали положение на совете, весь день обсуждали. Как жалко что тебя больше нет, отец, мне так нужны твои советы…

Этвард, возможно последний раз ощутил себя простым человеком — сейчас ему не надо было изображать (или быть им?) мудрого и уверенного повелителя.

— Гонцы уже вернулись от короля Карла Бретонского, он рад будет увидеть нас и готов предоставить свою армию. За плату, конечно. Завтра — пир в нашу честь, приглашены все рыцари короля Карла и все наши тоже. Уррий открыл выход и в Камелот — разведчики доложили, что выход из подземелья завален и его не открыть. Мы считаем, что выход вел в ваш камелотский дворец и саксы сожгли его в отместку, но точно пока не знаем…

— Если это действительно так, отец, то я восстановлю дом, — пообещал Уррий. — Я не ослаблю мощь рода, обещаю. И замок мы саксам не отдадим. Сэр Дэбош и сэр Ансеис говорят, что дьяволов купол сам рухнет через тридцать дней. За тридцать дней мы с армией доберемся до замка и разгромим саксов и варлаков.

— Да, — подтвердил быстро Этвард. — Решили напасть сперва на Лондон и уничтожить столицу саксов, а потом, собрав по пути оставшихся по замкам бриттских рыцарей, мы дадим здесь, у Рэдвэлла последнее и решающее сражение — правда на нашей стороне, мы победим и отомстим за тебя… и за короля Эдвина, моего отца…

— В замке не хватит воздуха на всех, но на немногих — хватит, — подхватил Уррий. — Сэр Ансеис отказался идти в алголианский храм, говорит: не может. А я-то полагал, что он скрытый алголианин, как сэр Бан.

Этвард с удивлением посмотрел на Уррия, эти слова были для юного короля полной неожиданностью.

— Вообще, сэр Ансеис странный и удивительный человек, я не могу понять ни кто он, ни каковы его цели — он почему-то заинтересован в возрождении Алвисида. О, Алвисид!.. Отец, я тебе уже говорил… Я даже не знаю как ко всему этому относиться… Фоор — понятно, он алголианин. Он много для меня сделал и я отвезу их шар в ирландский каталог, сразу после пира у короля Карла отправимся.

• Предыдущая
• 39/79
• Следующая