Петька Дёров(изд.1959) - Аланов Виктор Яковлевич - Страница 49
- Предыдущая
- 49/61
- Следующая
Фома, сощурившись, смотрел на него и молчал.
— Фома, — волнуясь, вмешалась Чернова. — Ты знаешь меня. Ты не можешь мне не верить. А я ручаюсь тебе, понимаешь, ручаюсь головой, что Трифон Николаевич — честный человек, друг Сергея. Веришь мне?
— Вам верю… — помолчав, произнес Фома и, словно решившись на что-то, передвинул фуражку со лба на затылок. — Ну ладно, расскажу.
Присев на траву, всё еще в отдалении от Груздева, он тихо заговорил.
— Дело было так. Сижу я однажды у входа в летний сад, чищу сапоги одному фрицу. А в это время мимо меня идут вот этот ваш… знакомый и с ним еще один, гестаповский офицер. Тот был в гражданском, только я сразу его узнал. Когда меня допрашивали, он меня допрашивал и еще два раза ударил… Вот с ним ваш знакомый и был. Вошли в сад и сели на скамейке. Я хотел послушать, о чем говорят, только они так сидели, что не подойдешь. Да хоть и вечер, но еще не очень темно было. Я боялся, как бы меня гестаповец не узнал. Собрал щетки и ушел.
— Постой, постой, — быстро прервал Груздев. — А когда это было?
— Кто его знает! Не то две недели назад, а может и три, я не считал:
— М-да-а… — протянул Груздев, посмотрев на Чернову. — А я как раз дня четыре тому назад вел разговор с ним, с Сашкой, — наши подпольщики его Сашкой зовут, — просил, не может ли он завязать знакомство с кем-нибудь из служащих гестапо, чтобы быть в курсе того, что у них делается. Отказался наотрез. Заявил, что он, советский офицер, бежавший из плена, не может иметь никаких дел с гестаповцами.
И, повернувшись снова к Фоме, Груздев строго спросил:
— А ты, часом, не обознался ли? Может, это вовсе и не тот, кого ты видел с гестаповцем?
— Вот честное пионерское, — он!
— Хм!.. — снова буркнул Груздев. — Черт его знает, что и подумать. С ним нас познакомил сам Быков. Да он еще и родня какая-то Быкову по жене приходится. Когда его принимали к нам в подпольную группу, он нам такую историю закатил: будто где-то в Эстонии попал в плен. Потом был в лагере военнопленных в городе Валге, там ему посчастливилось, — отдали крестьянину-кулаку в работники. Ну, почувствовал свободу, не захотел работать на гитлеровцев и утек. Вот уже полтора месяца, как он у нас. Вроде ничего парень. Всё просится, чтобы ему настоящее дело дали, хочется ему быть связанным с партизанами. «А там, — говорит, — заслужу, может, и простят мне, что я в плен попал. Ведь не один я в таком положении.» Надо сказать, мы уже решили его просьбу выполнить. На днях собирались послать к вам в отряд группу людей, которых опасно стало оставлять в городе: на заметке они у гестапо… Есть среди них комсомольцы и просто честные советские люди. А у вас хотели просить для подпольщиков оружия и немного взрывчатки. Доставку этого в Псков решили поручить Сашке. Всё-таки человек он военный и, видно, расторопный малый. В случае опасности под-развернуться может. Подробно я ему о нашем плане не говорил, но намекал, что собираемся его вскоре использовать. Да, вот только сейчас он мне сам опять напоминал об этом. Трудно и подумать про него что-нибудь плохое. А вот теперь призадуматься надо, — закончил Груздев.
— Да, Трифон Николаевич, надо и подумать, и проверить, — ответила Чернова. — Скажи, знает этот Сашка твою квартиру?
— Ни разу его к себе не водил. Собирались всегда на квартире у Быкова.
— А где живут другие подпольщики, знает? — быстро спросила Чернова.
— Вот этого не могу сказать. Одно верно, если он, собака, действительно связан с гестапо, мог свободно выследить и меня, и кое-кого из других.
— Но ведь после облавы у Быкова никого больше не забрали, — произнесла Мария Федоровна, не то спрашивая, не то размышляя вслух.
— Забрать-то не забрали, но, может быть, это тактика гестапо. Следить за всеми нами и взять только когда ясны будут связи, — хмуро смотря в землю, ответил Груздев.
— Но как же он ходит по городу в советской военной форме и не боится, если бежал, к тому же, из плена? — вдруг спросила Чернова.
— Насчет этого у него все в порядке. Паспорт со штампом немецкой комендатуры имеет, прописан в городе Пскове. Работает в одной артели — корзины какие-то делает. Да почти у всех нас паспорта сейчас липовые, — усмехнулся Груздев и тут же, хлопнув себя рукой по лбу, воскликнул. — Идея! Придумал. А ты нам поможешь, — обернулся он к Фомке. — Сегодня вечером я иду к Сашке и говорю, что завтра ему надо будет выйти в партизанский отряд с группой людей, которым удалось спастись от гестапо. Скажу, что они сейчас скрываются и оставаться им в городе опасно. А для пущего эффекта добавлю, что пойдет с ним и одна женщина, руководительница другой псковской подпольной группы, коммунистка. Вот так. Назначу ему место за городом, куда он должен будет прийти для встречи с остальными. А на дело это возьму с собой вот его, вашего Фому.
— Слушай, Трифон Николаевич, — прервала его Чернова. — А, может быть, без Фомы обойдешься?
Ее явно обеспокоил план Груздева.
— Вот что, Мария Федоровна, — серьезно сказал Груздев. — За парня не беспокойся. Но нужен он мне обязательно. В этом деле только он один может мне помочь. Без него мы так быстро не узнаем, действительно ли Сашка связан с гестапо.
И, пододвинувшись поближе к Черновой и Фоме, он посвятил их в свой план.
Долго сидел Фомка в небольшом садике, следя за одним из домов напротив. Стругая перочинным ножом палочку и покуривая сигарету, он не спускал глаз с парадного хода.
Часа через два знакомый Фомке высокий блондин появился на крыльце. На этот раз он был не в обычной военной форме, а в шляпе и сером плаще.
Постояв немного на крыльце, человек прищелкнул пальцами и с безразличным видом неторопливо пошел по тротуару. Дойдя до кинотеатра, он вошел в подъезд.
Фома остановился на другой стороне улицы, раздумывая: «Подождать или тоже войти?»
Но, пока Фомка топтался на месте, прошло минут пять. Блондин снова вышел, оглянулся кругом и быстро пошел по Советской улице вниз, к Пушкинской. Дойдя до Пушкинской, он свернул в проулок к почте, но, миновав ее, направился к Великой.
Спустившись в низинку, где стояла какая-то полуразвалившаяся сторожка, блондин немного походил среди разбросанных камней, сел на бревно и закурил.
Забравшись в развалины взорванного здания, служившего когда-то складом, Фома притаился в ожидании. Со своего наблюдательного пункта он хорошо видел и старую базарную площадь, и мост, по которому ходил часовой-немец.
Не прошло и двадцати минут, как Фома завидел человека, неторопливым шагом пересекающего площадь. Он шел от улицы Единства неторопливой походкой прогуливающегося человека.
Одет он был в гражданский костюм. Плащ небрежно перекинут через руку. Голова не покрыта, — шляпу держит в руке.
Спустившись к реке, он также закурил, огляделся по сторонам и медленно подошел к сидевшему на бревнах блондину.
— Вот чертова собака! И этого бы кинжалом в спину, — прошептал Фома, узнав во вновь подошедшем того самого гестаповца, который отправлял его на расстрел.
В душе Фомы кипела неукротимая ненависть. Шпион, предатель затесался к подпольщикам, втерся к ним в доверие и хочет сейчас предать всех в руки гестапо. И он еще смеет называть себя русским!
Но, сдерживая свой гнев, Фома ничего не предпринимал и продолжал издали следить за собеседниками.
Капитан барон фон Риттерсдорф, заняв место убитого штурмбанфюрера Гиллера, начал борьбу с подпольем и партизанским движением своими способами.
Он раскинул широкую сеть шпионов и провокаторов. Со своими агентами встречался сам, не доверяя этого подручным. Сам принимал доклады, давал нужные указания.
Особенно большие надежды фон Риттерсдорф возлагал почему-то на этого капитана из русских военнопленных, который, окончив школу разведчиков и диверсантов в Германии, прибыл в Псков в личное распоряжение фон Риттерсдорфа. Сашка сразу проявил хорошие способности. За каких-нибудь полтора-два месяца он помог гестапо раскрыть группу коммунистов-подпольщиков и, более того, сумел при этом сам остаться в стороне, не потерял доверия членов подпольной группы.
- Предыдущая
- 49/61
- Следующая
