Говорит космодром - Летунов Юрий Александрович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/39
• Следующая

Георгий Тимофеевич Береговой был краток:

— Товарищ председатель, члены Государственной комиссии! Принятое вами решение ко многому обязывает. Я прошел подготовку по специальной программе. Врачи дали заключение о годности к полету. Приложу все старание и умение, чтобы успешно выполнить задание. Благодарю за доверие.

Утром следующего дня, как было условлено, пришел в гостиницу космонавтов. В огромные окна заглядывает солнце, и в холле много света. Цветы, ковры. Заговорщически о чем-то беседуют врачи. На каждого входящего в здание смотрят, как на личного врага. Ввели закон, что приезжие должны три дня акклиматизироваться, прежде чем их допустят к космонавтам. Боятся гриппа. Беседовать с космонавтами можно только в марлевых повязках. Рукопожатия отменены...

Из столовой выходят Береговой, Николаев, Волынов. С ними Н. П. Каманин.

Николай Петрович Каманин человек прямой и решительный. Свою доброту часто прячет и потому иногда кажется резковатым. Сколько сложных вопросов пришлось решить ему при создании отряда космонавтов! И не только технических, связанных с подготовкой, сложными тренировками, но и чисто человеческих. К каждому в отряде он относился ровно и по-отечески сурово, был одинаково требователен и к тем, кто летал, и к тем, кто только готовился в полет.

А принять решение об очередности полетов в космос порой бывало нелегко! Как-то в минуту откровенности Николай Петрович вспомнил, как он объявлял решение о том, кто летит первым. Это было на космодроме в воскресенье 9 апреля, за три дня до полета.

После игры в бадминтон Николай Петрович пригласил Гагарина и Титова к себе в комнату. Завел разговор о спортивных играх, о тренировках, о работе в корабле, а потом, стараясь придать голосу будничность, сказал:

— Комиссия решила – летит Гагарин. Запасным готовить Титова. Поздравляю вас, товарищи!

Юрий не скрывал радости. На лице у Германа мелькнула тень досады, но он быстро взял себя в руки:

— Ну что ж, поздравляю тебя, Юра, давай лапу!

— Гера, не вешай нос – скоро и твой старт!

— До утра вы свободны, – с облегчением сказал генерал.

Со строгим и решительным командиром бывает нелегко.

Особенно когда у тебя нет жизненного опыта и в принципиальном подходе к делу ты чаще видишь придирки. Но какое счастье встретить строгого учителя на своем веку!

Немецкий язык в нашей школе преподавала добрейшая Ольга Владимировна. Даже если ты не выучишь урока, то она всегда найдет возможность задать тебе наводящие вопросы, а твое мычание расценить как хорошие знания. Три года доброты Ольги Владимировны стоили мне многих бессонных ночей в институте!

Но тогда, в школе, нам очень нравилась эта доброта. Помню в училище командира роты, который заставлял нас делать деревянные мостки вдоль палаточного городка, а настил в палатках укреплять так, словно сооружался дот. Ребята из соседних рот посмеивались над нами, жалели нас, когда вместо прогулок или игры в волейбол мы занимались строительством. Но вот когда начались дожди – а осень выдалась на редкость дождливой, – то уже мы жалели других: в палатках у них все промокало, в столовую бегали, перепрыгивая через лужи, картошку чистили под дождем... Курсанты из других рот мечтали прийти к нам поиграть в шашки и все время пытались устроить шахматный турнир с нашей ротой. Много лет прошло с той поры, но с сердечной теплотой вспоминаю я суровую требовательность лейтенанта Ермакова.

Требовательность к себе и друг к другу стала нормой жизни отряда космонавтов.

В группу по подготовке космонавтов к полету на «Союзе» входил Ю. А. Гагарин. Проходили длительные медицинские обследования. Нужно было брать кровь из вены.

— Не дам! – вдруг неожиданно заявил Гагарин.

— Почему? – недоуменно спрашивает врач,

— Не дам!

Все насторожились.

— Что случилось, Юрий Алексеевич?

— У меня будет... закупорка вен!

— Кто вам сказал?

— Сказали... Не дам колоть вену!..

Врач начинает успокаивать Гагарина, уговаривать. Гагарин настаивает на своем.

Тогда Андриян Григорьевич Николаев спокойно говорит:,

— Юрий Алексеевич! Здесь не место вступать в спор. О своих сомнениях можете доложить по команде. Врачи выполняют свой долг. Доктор! Возьмите кровь у меня.

Гагарин тихо и виновато ушел из лаборатории. Юрий Алексеевич тяжело пережил свой срыв. Побродил по улице, пришел к врачу, улыбнулся:

— Здесь один товарищ, первый в мире космонавт, вел себя несколько неправильно. Мы ему уже сделали внушение. Какую руку колоть будем, доктор?..

Требовательность космонавтов к себе идет от летчиков, от одного из первых Героев Советского Союза, генерала Каманина.

Николай Петрович не любит рассказывать о себе. Поэтому приведу здесь ответы Николая Петровича на вопросы журналиста:

— С кого делаете жизнь?

— Со всех, кто честен, прям, смел. Люблю Павку Корчагина.

— Кто был любимым героем вашей юности?

— Наш преподаватель, бывший красный командир Жизняков, с которым мы изучали биографию Ленина, историю классовой борьбы, читали Толстого, Горького, Шекспира, Гёте. И еще прекрасный коммунист – наш уездный комиссар Баранов.

А из литературных героев, пожалуй, ближе всего по духу был Мцыри. Помните: «Я знал одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть...»

Вообще мне нравились сильные личности. К сожалению, за последнее время выражение «сильный человек» приобрело какой-то негативный оттенок. Думаю, произошло досадное смещение понятий.

Идеалом сильного человека стал для меня уже много позднее Сергей Павлович Королев.

— Какие черты вашего поколения вы передали бы как эстафету молодежи двадцать первого века?

— Любовь к Родине, преданность партии, коммунизму, упорство, смелость, решительность, честность и прямоту.

К новому полету в космос готовился Г. Т. Береговой. Георгий Тимофеевич так рассказал о себе:

— В годы моей юности у нас в стране происходили грандиозные события. Это была эра авиационных рекордов, перелеты через Северный полюс в Америку, челюскинская эпопея и высадка папанинцев на льдину у Северного полюса. Летчики были для меня идеалом настоящего человека, они казались мне какими-то недосягаемыми. Тогда я услышал фамилии Байдукова, Громова, Каманина, Коккинаки и многих других.

Семнадцати лет я был принят в летную школу. После ее окончания в сорок первом году был направлен в действующую армию. Попал в третью воздушную армию, которой командовал Михаил Михайлович Громов. Служил в дивизии у Георгия Филипповича Байдукова, служил в корпусе, которым командовал генерал Каманин.

И опять-таки мне повезло: рядом Каманин, Байдуков, много боевых летчиков, которые помогали формироваться моему характеру, помогали лучше выполнять боевые задачи, которые ставила война.

Прошли мы Польшу от Сандомирского плацдарма, перелетели в Румынию, далее – Венгрия и Чехословакия. Войну закончил под городом Брно.

В ноябре 1944 года командир дивизии прямо на фронте вручил мне звезду Героя Советского Союза. После войны перешел в истребительную часть. В сорок восьмом году стал летчиком-испытателем.

Когда я проводил испытания новых самолетов, то в первую очередь, конечно, учился у тех товарищей, которые уже много лет работали. Все знают Петра Стефановского, Владимира Константиновича Коккинаки, все знают имена Сергея Анохина, Георгия Седова, Георгия Мосолова. В каждом из этих летчиков я искал те качества, которые, как мне казалось, необходимы летчику-испытателю. Летчик-испытатель должен очень хорошо чувствовать машину. Это чувство когда-то у меня не было развито, но постепенно я стал понимать, что хочет машина, что из нее можно взять. Приборы, конечно, дают картину, но приборы в сочетании с чувством человека всегда дают более полную картину!

— Что привлекло вас, заслуженного летчика-испытателя СССР, в профессии космонавта?

— Всякая новая работа, которая приходила к нам, вызывала стремление познать больше. Я очень много занимался психологией летного труда, то есть изучением звена «человек – машина». И вдруг появляется новый летательный аппарат, который летает в совершенно новых условиях, вне воздушной среды. Значит, там действуют иные законы. Какие? Я не знаю.

• Предыдущая
• 33/39
• Следующая