Глиняный конверт - Рубинштейн Ревекка Ионовна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/22
• Следующая

Но тут к воротам подошел высокий купец в пестром плаще с длинной бахромой, за ним следовал целый караван осликов, нагруженных мешками и корзинами. Рабы в длинных набедренных повязках размахивали палками и громко кричали, подгоняя упрямых животных.

Белисуну проверял документы купца, второй стражник считал ослов и поклажу, и оба забыли о только что вышедших из ворот подозрительных путниках. Наконец шумный караван прошел в город. Толпа, скопившаяся у ворот, постепенно редела. Становилось жарко.

Неожиданно к стражникам, запыхавшись, подошел человек, по виду ремесленник или слуга. У него был растерянный вид. Он озирался по сторонам и, казалось, кого-то искал.

— Не проходил тут молодой купец с двумя ослами?— спросил он у стражников.

— Кто ты такой? Зачем я буду отвечать тебе на глупые вопросы? Здесь много купцов прошло, и молодых и старых, с ослами и без ослов.

Человек показал кольцо с царской печатью, и стражники поняли: он из дворца.

— Трудно запомнить всех, кто проходил, — вежливо ответил Белисуну.

Царская печать сразу заставила его переменить тон.

— Это не простой купец. Он из посольства, из Мари. Я следил за ним от самого дворца. А на базаре, когда ему передали двух ослов, я потерял его.

— Ты говоришь — из Мари? — переспросил стражник и потер рукой лоб, силясь что-то вспомнить.

— Белисуну! Это тот купец с мальчишкой, что утром проходили здесь. Они еще показались нам подозрительными. Не он ли проходил в Бабили вместе с послом из Мари?

— Верно. Теперь и я припоминаю его. Это он обругал меня за то, что я не хотел его пропустить, и еще замахнулся ножом... Только он тогда был иначе одет: в круглой шапке и плаще из узорной ткани. Значит, он под видом купца потихоньку вышел из города...

— Да, это он! — ответил гонец из дворца.

С этими словами он отошел от ворот и почти бегом направился во дворец.

Стражники остались у ворот. Белисуну вынул из-за пояса мешочек, куда положил серебро, полученное от Манума, подержал его на ладони, как бы проверяя его вес, затем сунул обратно. Как могло случиться, что он не узнал юношу и выпустил его из города? Да и раб у него, наверное, чужой, беглый...

Манум и Залилум были уже далеко от города. Становилось жарко. Дорога опустела, но Манум очень торопился. Скорее надо добраться до Мари. Поэтому он не делал привала и шел, несмотря на палящий зной. Залилум был рад, что его хозяин торопится. Чем дальше от Бабили, тем ближе свобода.

Поздно вечером, когда наступила полная тьма и уже нельзя было идти дальше, они подошли к постоялому двору и остановились на ночлег. Ночь прошла быстро, и на рассвете Манум с новым слугой опять вышли на дорогу.

У Залилума было легко на душе. Казалось, все ему улыбается — и восходящее солнце, и пожелтевшая, выгорающая степь, и встречные путники, которых он больше не боялся, чувствуя себя под защитой хозяина.

Манум и Залилум сделали большой переход за этот день; частью они шли пешком, частью ехали верхом на осликах. Они проходили мимо селений, один раз миновали город. Но Манум не рискнул туда зайти. Он боялся, что кто-нибудь заподозрит в Залилуме беглого раба. Поэтому Манум во время одного из привалов остриг Залилума. После этого Залилум почувствовал себя свободным. Он смотрел на юношу как на своего спасителя и был бесконечно предан ему. Да и сам Манум привязался к услужливому мальчику.

Но радость Залилума была неполной. Чем дальше уходили они от Бабили, тем чаще вспоминал Залилум родной дом, мать, брата с сестрой. Как они там живут, бедные? Ему нельзя возвращаться в свое селение, и он никогда не увидит их.

— Никогда! — тихо шептал Залилум, и глаза его наполнялись слезами.

— Ты почему грустишь? — спрашивал его Манум. — Боишься?

— Я никого не боюсь, господин, когда ты со мной, — отвечал Залилум и сдерживал подступавшие рыдания.

Не раз думал Залилум и о Наби-Сине. Где-то он теперь? Может быть, уже в Мари? А вдруг они встретятся там? Что будет делать Набия? И Зал ил уму опять становилось грустно. Нет, лучше забыть обо всем, что было. Никто не знает, что ждет его впереди.

Однажды они остались ночевать в городе, но ушли оттуда на рассвете, так как Манум знал, что до ближайшего постоялого двора очень далеко. Если они поздно выйдут, то не попадут туда засветло. Этот день был особенно душным и жарким. Но Манум и теперь не делал привалов. Он помнил, что надо поскорее доставить письмо. Вдруг после полудня разразилась гроза. Пришлось пережидать, пока не пройдет дождь. После грозы стало легче дышать, но потом опять духота и испарения сделали зной невыносимым. По мокрой дороге было трудно идти, ноги скользили, ослики спотыкались на каждом шагу. Залилум очень устал, но Манум не хотел делать привала, надеясь все же засветло дойти до какого-нибудь жилого места.

Стемнело. Наступила ночь. Наконец взошла луна. Призрачный, голубоватый свет разлился кругом, и ясно стали видны дорога, кусты на берегу канала, близкая роща, холмы. Вдруг из-за деревьев появились две фигуры. Это были двое мужчин. Один высокий, с бородой, другой поменьше. В руках у них были дубинки.

— Вот он! — сказал один из них, указывая на Манума.—-Наконец-то мы дождались — он один на пустой дороге!

И оба преградили Мануму путь.

Высокий ударил Манума дубинкой по голове и едва не свалил его на землю, но Манум удержался на ногах. Другой сильным ударом отбросил Залилума в сторону. Быстрым движением Манум выхватил кинжал из-за пояса и кинулся на нападавшего. При этом пояс у него развязался и упал на землю, но в пылу борьбы Манум не заметил этого. С криком: «Ах, разбойники!» — он несколько раз ударил высокого кинжалом, отбиваясь от его дубины. Тогда второй зашел сзади и всадил юноше нож в спину. Манум закачался и упал лицом на землю, обливаясь кровью. Оба нападающих наклонились над ним. Манум был неподвижен.

— Конец! Я выпустил из него дыхание жизни, — сказал один из них.

— Посмотрим, нет ли с ним письма, — ответил второй.

Они перевернули Манума на спину и стали обыскивать его. но нашли только мешочек с серебром. Потом они развязали мешки, но, кроме шерсти и провизии, в них ничего не было.

— Письма при нем нет, — сказал высокий, — наверное, он должен был передать донесение на словах.

— Теперь он уже не сделает этого. Мы выполнили приказ и можем возвращаться.

— А где же мальчишка?

— Сбежал, наверное.

— Видно, приблудный. Этот выехал из дворца один.

Они забрали мешок с шерстью и, сев на ослов, отправились в обратный путь, в Бабили.

От сильной боли Манум потерял сознание. Потом он пришел в себя, громко застонал и позвал Залилума.

— Я здесь, господин! — ответил мальчик, выходя из-за кустов.

— Где ты был? Мне плохо, я умираю.

— Нет, нет, господин, ты будешь жить! —- И Залилум, сев на землю, наклонился над юношей, истекавшим кровью. — Чем тебе помочь?

— Ты не поможешь мне, вся кровь из меня ушла. Все пропало. Они украли мой пояс.

— Нет, господин. Вот он! Когда ты вынул кинжал, пояс упал. Никто не видел этого. Я тихо подполз к нему и утащил. А потом я спрятался за кустом и крепко держал его. Ведь ты говорил, что пояс тебе дороже всего.

— Ты хорошо сделал, Залилум!—слабеющим голосом ответил Манум. — Там зашито письмо... в конверте. Иди в Мари... Отнеси его во дворец... царю. Оно очень важное. А про меня скажи... — Манум вздохнул и умолк.

— Что сказать, господин? Кому? Почему ты молчишь!! — с отчаянием закричал Залилум и потрогал руку Манума.

Она была холодна. Залилум дотронулся до лба юноши, приложил ладонь к губам — дыхания не было. Манум был мертв. Залилум упал на грудь Манума и громко зарыдал.

Убийцы были уже далеко. Они не слышали ни предсмертных слов Манума, ни плача Залилума. Они выполнили приказ и спокойно возвращались домой.

Когда человек, который следил за Ярим-Адду, доложил царскому секретарю Авиль-Нинурте, что писец Ярим-Адду, Манум, исчез, Авиль-Нинурта допросил слуг.

• Предыдущая
• 17/22
• Следующая