Это было в горах - Винкман Мария Карловна - Страница 3

• Предыдущая
• 3/37
• Следующая

Молготаев усиленно кивал головой в знак того, что все понимает и очень интересуется загадочными явлениями природы.

Тем временем его собеседник перевел взгляд на небо за дальним хребтом, где заметил неясные белые полоски облаков, как будто струившиеся по нежно голубому полю, и поморщился.

— Что там? — спросил Оркот.

— Цирусы, — проворчал геоморфолог. — Предвестники дождя, а может быть, и града. — Взглянув на часы, он уточнил: — К вечеру соберется. Где же мы устроимся на ночь?

Иван Федорович всем корпусом повернулся к Молготаеву, тот в свою очередь — к Сарыху, а Сарых — к проводникам.

Объяснение было коротким. Стоило баю произнести два-три слова, как проводники пришли в необычайное волнение — заговорили все разом, замахали руками.

— Здесь ночевать нельзя, — перевел Молготаев удивленным исследователям. — Мои люди говорят, что ни за что не останутся в долине на ночь.

Проводники догадывались, о чем идет речь, и дружно поддакивали хозяину.

— И воды дальше нет до самой вершины, до озера. Наши охотники ходят туда прямо через гору, — Молготаев показал на заросший кедрачом склон. — Так можем сделать и мы. Сейчас ближайшей дорогой поднимемся назад, к юрте, а завтра утром по верху доедем до озера. Спустимся к нему, пройдем Долину Смерти — и к ночи опять вернемся к юрте. Только так можно. Кто ночью останется в долине — конец.

— Что это значит? — недоумевал геоморфолог. — Почему люди погибают именно в этой долине и только ночью? Неужели их поедают звери?

— Нет, люди умирают сами. Зверя там много, но люди умирают сами. Их никто не ест, — упорствовал Молготаев.

— От страха, что ли? — вмешался в разговор Лебедев, сидевший в стороне с тетрадью в руках. Он зарисовывал выход горных пород и характер их залегания.

— Однако, от страха, — серьезно согласился Оркот.

— Бабьи сказки, — резко бросил инженер. Молготаев обиделся, но Лебедев не заметил этого и

упрямо продолжал тем же тоном.

— Вы как хотите, а я эту долину должен исследовать.

— Гм… я тоже хочу, — отозвался геоморфолог. — Но сегодня будет гроза. Переночуем на водоразделе и завтра спустимся в среднюю часть долины, осмотрим ее, а к ночи вернемся обратно…

Вдали раздались первые раскаты грома. Из-за горбатых хребтов выплыли темные, набухшие дождевые облака.

— Согласен, — ответил инженер, взглянув на небо. — Но завтра обязательно спускаемся в долину.

Лебедев захлопнул тетрадь.

…Мокрые кони, храпя, поднимались по крутому склону. Затихший перед грозой воздух казался насквозь пронизанным густыми запахами молодой хвои и смол.

Теперь инженер шел в хвосте каравана, пристально вглядываясь в неясные силуэты скал, расплывавшиеся в глубине леса. Он боялся пропустить коренное обнажение горных пород.

Заметив скалу, Лебедев умелым ударом молотка откалывал кусок, ставил на нем номер, если образец представлял для геолога интерес, и бережно укладывал его в карман. Затем записывал в дневник условия залегания камня.

…Как ни торопился отряд, однако до водораздела добраться не успел. В Долину Смерти хлынул проливной дождь. Проводники бросились привязывать лошадей к стволам особенно раскидистых кедров. Устроив животных, промокшие люди сами прижались к деревьям.

Ученые и Молготаев тоже облюбовали кедр поветвистее и прислонились мокрыми спинами к шершавому, смолисто-липкому стволу. Под широкой кроной дерева было сухо и тихо. Беспокоили только ослепительные вспышки молний да громовые удары, сотрясавшие горы.

Иван Федорович сначала подшучивал над Молготаевым, боявшимся грозы, но, когда молния стала все чаще и чаще прорезать лохматые тучи, а взрывы грома слились в один, почти сплошной, непрерывающийся грохот, замолчал и он.

Вскоре, как и предполагал геоморфолог, начался град. Крупные угловатые льдины со свистом захлестали по вершинам деревьев, ломая ветки, подкашивая траву. Тревожно заржали испуганные лошади, послышались хриплые выкрики проводников… Взлохмаченное небо, дальние горы, исполосованный градом лес — все потонуло в вихревом черно-белом хаосе.

Где-то рядом ударила молния и вспыхнул расколотый кедр.

Геоморфолог втянул в плечи голову и зажмурил глаза. Молготаев в суеверном страхе присел на землю. Только Лебедев весело посмеивался в рыжеватую бородку.

И когда гроза утихла, все с облегчением услышали его бодрую, зычную команду:

— Собирать коней! — Выходи на тропу! Вперед к юрте!

Над старой заброшенной юртой, над просторной байской палаткой мирно курились сизые дымки. В лощине спокойно паслись хозяйские табуны и отары. Над мелким, каменистым ручьем как ни в чем не бывало плясали пестрые бабочки, а в дальней роще перекликались и ссорились шумливые кедровки. О вечерней грозе напоминали только примятая трава да не успевшие растаять крупные градины.

Лебедев, поднявшийся раньше всех, внимательно осматривал ломаную линию ближнего хребта. С широкого и плоского водораздела хорошо были видны морщинистые склоны и пикообразные вершины. Путь обещал быть нелегким. Но это, пожалуй, больше всего и прельщало инженера-альпиниста.

Наскоро позавтракав, ученые попросили оседлать лошадей. Молготаев кричал на Сарыха, Сарых кричал на проводников, те суетились и кричали на лошадей, наспех укладывая в переметные сумы провиант, прикрепляя к седлам молотки. Пастухи, столпившись у юрты, хмуро смотрели на торопливые сборы.

Лебедев поправил на боку планшет и рысцой направил коня по хребту. За ним тронули лошадей геоморфолог и Молготаев. Они выглядели совсем воинственно — за плечами висели ружья, на поясах — ножи.

Возбужденный Молготаев, подбоченившись, крикнул пастухам: «Прощайте!», высоко поднял руку и поскакал за инженером.

В хвосте небольшой кавалькады трусили Сарых и два проводника, взятые на тог случай, если геологи собьются с тропы. Но тропа была хорошо заметна, и через полчаса отряд оказался у места спуска в Долину Смерти.

Лебедев спешился, осмотрел гребешки мелких скал, определил породы и взялся за дневник. Иван Федорович и Молготаев, не слезая с коней, внимательно наблюдали за его работой.

— Здесь где-то поблизости должна вскрываться поверхность мощного разлома, — говорил инженер. — Об этом свидетельствуют сильно истертые, раздавленные сланцы. Они, по моим наблюдениям, лежат в опущенной части земной коры. А вон те, дальние известняки или мраморы, очевидно, взброшены, приподняты над сланцами. Полагаю, что поднятие совершилось не очень давно, так как известняковые или мраморные хребты еще и сейчас вздымаются над сланцами почти отвесной скалой.

Геоморфолог подтвердил:

— Разлом в рельефе выражен ясно. Молодые подвижки. Очень интересно.

Молготаев Покрутил головой. Может быть, и интересно, но совсем не ясно.

— Трещина, что ли?

— Именно трещина, — ответил Лебедев. — Трещина в земной коре очень большой длины и большой амплитуды, то есть разницы перемещения. Не понятно? Тогда смотрите! — Инженер показал на пальцах, как ломаются слои земли, как по крутой поверхности одна часть ее вздымается, а другая погружается вниз. — Расстояние между верхней и нижней точкой и есть амплитуда перемещения.

— Как же ты узнал, что здесь был такой разлом?

Лебедев подошел к выступу скалы и, как показалось Молготаеву, нежно погладил его темнозеленую, словно шелковистую поверхность. Выступ был весь разбит на тонкие пластины и чем-то напоминал страницы древней, почерневшей от времени книги, поставленной корешком к скале.

— Видите, как рассланцевало породу! Раздавило на тончайшие листы.

Молготаев вспомнил, что он и вчера видел такие же сланцы, только листики их были потолще.

А увлеченный Лебедев рассказывал дальше. Он пытался объяснить Оркоту, что значит брекчия трения, образовавшаяся при растирании породы во время подвижек в земной коре.

— Тут иная картина, но и она говорит об особой силе, приложенной к породам именно здесь.

• Предыдущая
• 3/37
• Следующая