Как Саушкин ходил за спичками - Ряховский Борис Петрович - Страница 1

• 1/10
• Следующая

Жил-был Саушкин. Стоило прохожему обронить апельсиновую корку, тотчас являлся на это место Саушкин и поскальзывался. Его везли вправлять ногу, и никто тому не удивлялся: Саушкин был знаменитый неудачник.

Саушкин перестал ходить в школу. Друзей не было: известное дело, с кем поведёшься, от того и наберёшься. С родителями он разговаривал шёпотом. Саушкин считал: чем тише он говорит, чем меньше двигается, тем скорее злая судьба забудет о нём.

Но однажды мама послала его в магазин за спичками…

САУШКИН ВЫХОДИТ ИЗ ДОМУ

— Сходи за спичками, пожалуйста, — сказала мама. — Поторопись, ты же видишь, надо ставить кастрюлю на огонь, а спички вышли.

Саушкин замотал головой. Ничего хорошего, знал он, за порогом его не ждало.

— Ну чего проще — сходить за спичками! Магазин через улицу! — сказала мама и подала сыну копейку.

Он убрал копейку в кошелёк и попросил:

— Дай мне ещё двухкопеечную монету, пожалуйста.

— Зачем?

— Позвоню тебе с дороги. Мама вручила ему карандаш:

— Пиши письма!

С карандашом и копейкой в кошельке Саушкин побрёл через улицу.

Посреди улицы стоял автофургон с надписью «Плодовощтранс». Шофёр возился под машиной.

— Эй, парень! — окликнул он Саушкина. — Слазь-ка в фургон, принеси порожний ящик. Сидеть мне будет удобнее.

— У меня не получится, — прошептал Саушкин.

— Делай, я отвечаю! — сказал шофёр. Он был нездешний, Саушкина не знал.

Саушкин полез в фургон, потянул на себя нижний ящик. Само собой, гора ящиков рухнула и завалила Саушкина. Саушкин лежал и думал:

«Пошевелишься — ещё хуже будет, я себя знаю…» Шофёр подождал-подождал Саушкина и подумал, что парнишка ушёл своей дорогой. Кончил ремонт, закрыл двери фургона и поехал дальше.

Неслась машина по шоссе, мимо садов и деревень, пугала гудками стада. В темени фургона под кучей ящиков смирно лежал Саушкин.

Добежала машина до берега моря.

Шофёр стал грузить фрукты и обнаружил под ящиками Саушкина.

— Я вас предупреждал, — прошептал Саушкин. — Видите, так оно и вышло.

Развёл шофёр руками:

— Горе ты луковое, отвезу тебя домой и детям накажу держаться от тебя подальше. А сейчас пойди искупайся в море, покуда я нагружаю машину.

— Я плавать не умею, — говорит Саушкин.

— Чего проще! Я тебе баллон накачаю, лежи себе на воде.

Шофёр посадил Саушкина на баллон, оттолкнул от берега и занялся своим делом.

Поднялся ветер, побежали волны, потащили Саушкина прочь от берега. Скрылись берега. Сидел Саушкин на баллоне пень пнём, нет, чтобы к берегу грести, шептал:

— Мама, ты ждёшь от меня письма, а в море почты не бывает.

Вдруг…

Давайте условимся, что с этого самого «вдруг» станут начинаться новые главы. Вдруг из морской дали…

ПИСЬМА ОТ ДЯДИ КАПЫ

Вдруг из морской дали выплыла бутылка и стукнулась о баллон.

Саушкин вытащил её из воды и рассмотрел. На этикетке стояло «Лимонад», по надписи чернильная печать: «Аэрофлот».

В бутылке было письмо:

«Спешите на остров Толстяков-Добряков!

Спасайте меня! Я остался один!..

Я больше не буду!..

Ваш дядя Капа».

Саушкин достал из кармана карандаш, написал на обратной стороне листка:

«Мама, спичек я ещё не купил. Меня уносит в открытое море».

Запечатал бутылку и пустил её плыть.

Следом за первой приплыла вторая бутылка с запиской. В ней дядя Капа вновь клялся, что он больше не будет!..

Саушкин и тут приписал от себя:

«Мама, меня уносит в открытое море, спички ещё не купил».

Бутылки наплывали одна за другой, письма от дяди Капы становились короче:

«Спасите, не буду!»

«Не буду!»

А там и вовсе: «Не бу!..»

Количество бутылок росло, Саушкин плыл по реке из бутылок с письмами от дяди Капы.

Он хватал бутылку, распечатывал и под дяди Капи-ным «не бу…» писал «мам, меня уносит», запечатывал, хватал следующую, писал: «Уносит!»

За этой работой Саушкин не поднимал головы. Потому не сразу понял, что случилось, когда вдруг…

ДЯДЯ КАПА

Вдруг баллон ткнулся в берег: Саушкина притащило к острову.

На берегу возвышалась гора ящиков с пустыми бутылками. Под горой стоял накрытый к обеду стол, тут же в кресле сидел толстый человек в белом мундире с золотыми нашивками. Толстяк писал на листке «не бу…», запихивал листок в бутылку, запечатывал и бросал в воду. За работой он не поднимал головы и не видел, что Саушкин у берега вылавливает бутылку, вписывает в листок своё «мам, я на острове» и пускает бутылку плыть.

— Перерыв на обед! — объявил себе толстяк, поднял голову и увидел у берега Саушкина на баллоне.

— Я спасён! — воскликнул толстяк. — Теперь у меня есть друг! Дождался! Ура-а!

Однако сколько толстяк ни упрашивал Саушкина выйти на берег, Саушкин сидел на своём баллоне как приклеенный. Он отвечал толстяку:

— Я лучше тут останусь… я себя знаю… что ни шаг, новая ловушка. Пошёл за спичками — и вон где очутился. — Так отвечал Саушкин и показывал толстяку свою копейку.

Толстяк сманивал Саушкина на берег вкусным обедом. Хватал со стола салатницу, подбегал к воде. Нюхал салат, нарядный, будто клумба. Зачерпывал ложкой, пробовал, качал головой, чмокал, охал, мычал:

— Вкусно! Ах, как вкусно! Хватал супницу, объявлял:

— Суп «Лесная сказка». Из кореньев, трав и, свекольной ботвы.

Поднимал крышку, вдыхал пар. Причмокивал и цокал, закатывал глаза:

— Запахи, запахи! Голова кружится! Прибежал с тарелками, заманивал:

— Гляди, по краю тарелки заячий след. Хлебаешь, а след спускается, спускается. Последнюю ложку почерпнёшь — вот он, заяц, попался, сидит на дне!

Саушкин в ответ только мотал головой.

— Что же мне делать? — сказал толстяк.

Саушкин отозвался:

— Вытаскивайте меня на берег.

— Это же будет как будто против твоей воли, — сказал толстяк. — А мы, толстяки-добряки, никогда и ничего не делаем против чужой воли.

— Вы тащите меня на берег, а я сделаю вид, будто не вижу, — прошептал Саушкин.

— Как же не видишь, когда ты видишь, — сказал толстяк.

— Так придумайте…

— Придумал, — ответил толстяк.

Он сходил к столу и вернулся с ветряной мельницей в руках. Дунул в её крылья, открылись дверцы в её боку — и полетели конфеты: леденцы в обёртках, конфеты-кубики, конфеты-грибки, конфеты-лепёшечки. Когда полетели белые шарики, толстяк подставил ладонь.

С горстью белых шариков он подошёл к воде, попросил Саушкина открыть рот, высыпал шарики ему в рот.

Саушкин закрыл рот, замычал: «О-о!» — и зажмурился, замотал головой: то была клюква в сахаре.

Когда он открыл глаза, увидел себя на берегу.

— Теперь спроси, кто я, — попросил толстяк.

— Кто вы?

Толстяк одёрнул свой роскошный белый мундир с нашивками и выпятил грудь:

— Догадался?

— Нет.

Толстяк показал на гору ящиков с пустыми бутылками:

— Пассажиры Аэрофлота в пути выпивают лимонад, а стюардессы оставляют бутылки под мою ответственность. Догадался, кто я?

— Нет.

— Я дядя Капа, начальник аэропорта на острове Толстяков-Добряков.

Дядя Капа не дождался от Саушкина сочувствия и уныло закончил:

— Я самый одинокий, самый несчастный в мире начальник аэропорта. Пойдём, я всё тебе расскажу и покажу.

Саушкин поплёлся следом за дядей Капой.

Улицы были пусты и шумны.

В одном доме свистели, в другом щебетали, в третьем куковали, в четвёртом тенькали.

Они спустились в подвал дома. Увидели множество бочонков с резными раскрашенными затычками в виде птиц. Квас поспел: птицы заливались на все голоса, звали отведать.

• 1/10
• Следующая