Хмельницкий. - Ле Иван - Страница 96

• Предыдущая
• 96/102
• Следующая

Когда сын гетмана, Александр Конецпольский, по поручению отца сопровождал Богдана в большой, называвшийся Триумфальным зал, где был накрыт стол на сотню персон, с ними повстречались уже отправляющиеся в войско польские старшины и сам Лукаш Жолкевский. Следом за ними шли несколько полковников в форме немецких драгун и пушкарей польских полков и старшин ротмистр казацких полков.

— Пан Жолкевский с драгунами и польскими полками отправляется в Скалю, что на Подольщине, — полушепотом сообщил Богдану сын гетмана. — А тот солидный пан, в казацкой форме, полковник Вовк, возглавляет казаков. Он уезжает на московскую границу.

— Разве там до сих пор еще воюют? — удивленно спросил Богдан, делая вид, что ему об этом ничего не известно. О Вовке не особенно лестно отзываются казаки…

— Да, уважаемый пан, воюют. Сам король прямо из Львова поскакал в Смоленск с отборными частями гусар и казаков.

Николай Потоцкий радушно встретил Богдана. Поздоровался с ним за руку и еще раз отрекомендовал его сыну Конецпольского. Даже странно! Будто и не было между ними размолвки из-за постройки крепости в Бродах.

— Рад выполнить поручение брата Стася — сердечно встретить пана Хмельницкого.

— Дай бог полного здравия пану сотнику! — крикнул из толпы гостей вездесущий Адам Кисель.

Все говорило Богдану, что гетман решил поговорить с ним. «Не иначе как собираются сосватать писарем в Белоцерковский полк…» — догадывался Богдан.

— Дзенькую бардзо… — начал Богдан, но умолк на полуслове. К ним приближался сам хозяин дома.

— Приве-етствую пана сотника! — прервал его Конецпольский. — Как кстати и своевременно. Мне нужно по-оговорить с паном… Санек! — обратился он к сыну. — Поса-адишь пана со-отника рядом со мной справа, — и отошел к другим гостям.

А дальше все пошло так, как в бурном течении Днепра, прегражденного порогами. Богдан не привык к званым обедам у высокопоставленных хозяев. Разве в такой обстановке будешь говорить с коронным гетманом о своих делах, как он наметил в Субботове! Приходилось пить и есть. Прислушивался к разговорам. Но Богдану, окруженному шумными, хвастливыми сановными деятелями Речи Посполитой, трудно было разобраться в том, что они говорили. Он улавливал только обрывки фраз, отдельные выкрики подвыпивших гостей гетмана. Справа от него солидная дама убеждала сидевшего напротив нее сенатора Фирлея:

— А слишком возомнившую о себе дочь Вишневецкой я бы посадила в темницу! Видите ли, захотела стать королевой отчизны.

— Не волнуйтесь, любезная пани! — несколько раз пытался успокоить сенатор Фирлей негодующую сановницу. — Своего брата женю на этом золотце — дочери Регины Могилянки! Все уже улажено, и… до скандала мы не допустим.

Именно в этот момент гетман, отпивший уже в который раз из бокала за свое здоровье, повернулся к Богдану. Повернулся только для того, чтобы скороговоркой сказать:

— Пан сотник не освобожден от писарства в полку, а только временно отдыхает… Советую пану за-анять должность писаря в Белоцерковском полку! Чу-удесная перспектива со временем стать генеральным писарем!

— О нет, нет! — так же поторопился с ответом и Богдан. — Искренне благодарен вашей милости за заботу. Какой из казацкого сотника писарь? Прошу оставить меня в Чигиринском полку. Ведь я считаюсь там сотником. Пускай им и останусь, — старался он смягчить свой отказ.

Конецпольский, очевидно, не ожидал отказа. Он резко, всем корпусом подался к Богдану, так что кресло под ним заскрипело. Только долг вежливости сдерживал его.

— Это де-ело ваше, пан. Но как бы не пришлось раскаяться.

А к гетману в это время подошел прославившийся своей жестокостью и воинственностью на Украине поручик Самойло Лащ. Он сказал что-то на ухо гетману, который наклонился к своему любимцу. Еще не дослушав Лаща, захлопал в ладоши, требуя внимания:

— Ува-ажаемые панове! Разрешу себе по-охвастаться политикой нашего правительства в о-отношении турок. По нашему на-астойчивому требованию, — и он вызывающе посмотрел на Богдана, — султан ка-азнил отчаянного сорвиголову, врага Речи Посполитой, Аббас-пашу Эрзерумского!

Гости громкими аплодисментами встретили сообщение коронного гетмана. Их поддержал и Богдан.

— Но наш восточный со-оюзник поставил одно условие и требует за это выкуп, то есть га-арач, в том же виде! Ко-ого же, спрашиваю вас, ува-ажаемые панове, мы до-олжны казнить, чтобы выполнить условия соглашения с су-у-ултаном?!

Гости за столом умолкли.

— Нужен равноценный государственный преступник!..

Гетман обвел пристальным взглядом окаменевшие лица единомышленников и советчиков, словно изучал, на кого из них можно положиться в этом деле.

Затем обратился к Лащу, до сих пор еще стоявшему позади него.

— Музыку! — приказал он, нервно садясь в кресло.

Именно Самойлу Лащу он и мог довериться. В нужный момент тот всегда находил для него как героев для награды за храбрость, так и преступников для четвертования.

С чудесных внутренних балконов высокого зала с гипсовыми купидонами на резных перилах, покрашенных золотистой краской, словно ворвавшись сквозь неожиданно открывшуюся дверь, грянула музыка — любимый хозяином краковяк. И тотчас, будто по призыву знатного хозяина, из-за стола поднялись дамы. Их было не так много на этом деловом прощальном ужине. К паненкам и молодым дамам подбегали сразу несколько кавалеров, приглашая их на танец. Всем хотелось блеснуть перед гетманом.

Богдан хотел было подняться из-за стола, но не затем, чтобы танцевать.

Когда-то, во время учебы во Львовской коллегии, он очень любил этот темпераментный и гармоничный танец. Но танцевать здесь, где музыканты подлаживаются под настроение хозяина дома, а танцующие стараются развлечь его, Богдан не собирался.

— О, пан Богдан!..

Хмельницкий резко обернулся, узнав голос, словно долетевший к нему из глубин истории. Это была та, с которой он, на свою беду, в Каменце находил утешение не только в танцах. Дама располнела, под глазами появились мешки, но одета все так же изысканно, по последней парижской моде.

Богдан обвел взглядом зал. Несколько пар уже вошли в круг. Вдруг к Богдану повернулся Конецпольский. Та же закаменевшая улыбка, деланное спокойствие. Он наклонился и шепотом посоветовал:

— Не ре-екомендую та-анцевать сотнику с пани Потоцкой… — и умолк, о чем-то думая. Богдан понял, что гетман хочет поговорить с ним. — Сейчас я до-олжен покинуть гостей. Завтра на заре о-отправляюсь в Варшаву, а оттуда в Инфляндию. Еще днем направил я гонца с нака-азом оставить вас сотником Чигиринского полка! Мой сын составит вам здесь компанию.

Гетман тяжело, будто нехотя, поднимался с кресла, положив руку на плечо сына, и, не прощаясь с гостями, направился через зал к выходу, пробиваясь сквозь толпу танцующих. Поручик Скшетуский освобождал ему путь. За гетманом последовал и Лащ.

Почти у выхода гетман увидел полковника Николая Потоцкого.

— Пожалуйста, па-ан Николай, оставайтесь вместо меня гостеприимным хозяином. И-и… пусть этот казацкий сотник завтра же… — и опустил вниз руку, словно выметал за дверь мусор, — отправляется в полк! — сказал Конецпольский и вышел из зала.

Богдан следил глазами за Конецпольским, пока он не вышел из зала. Его интересовал не так гетман, как его слишком аффектированный поручик Самойло Лащ. Он хорошо знал, какой невыдержанный и своевольный этот развратный воин. Недобрая слава ходила в стране об этом человеке. Он нужен был гетману, несмотря на его недобрую славу среди иезуитов. Безумная воинская удаль Лаща больше импонировала воину гетману, чем все эти баниции и проклятия!

— Пан Богдан, кажется, не желает танцевать со мной? — снова услышал он позади себя знакомый голос пани Потоцкой.

Богдан резко обернулся, словно пойманный с поличным. А ему на плечи дружески опустилась рука полковника Николая Потоцкого:

— Пану сотнику сейчас, очевидно, не до танцев, хе-хе-хе… Его милость гетман просил меня развлечь вас. Если завтра утром пан сотник захочет отправиться в полк, сопровождающие уже выделены. Вместе с паном Хмельницким поедут пятеро гусар, которые возвращаются в свои сотни при Чигиринском полку.

• Предыдущая
• 96/102
• Следующая