Хмельницкий. - Ле Иван - Страница 33
- Предыдущая
- 33/128
- Следующая
— Согласны!
— Приветствуем, слава!..
Кошевой снова взмахнул булавой, и все умолкли. Даже казаки, стоявшие далеко от центра Круга, которым передавали слова кошевого, тоже утихли. Кошевой повернулся, взмахнул опущенной вниз булавой, пригласил послов выйти вперед. Конашев пригладил густую седую бороду, для приличия по обычаю пропустил свою свиту, потом решительно вышел вперед. Полы его расстегнутого шелкового кафтана развевались, как и борода. Под кафтаном за поясом и у него торчал инкрустированный серебром пистоль.
— Сразу видно, царской службы человек! — говорили стоявшие впереди казаки.
И эти слова передавались из уст в уста, славя великую Русь, близкий по вере и крови народ!..
9
— Братья казаки, днепровские воины православной матери Окрайны! — воскликнул Конашев, взмахнув бородой, как метелкой. — Царское вам слово привета и милостивые гостинцы от его величества, от братского народа русского. Да велел его величество благодарить запорожцев за службу добрую сторожевую от басурманов турецких, от крымских напастников людоловов. Разорение от них и смертная тревога людям православной державы… И велел его величество через стольника и воеводу своего Григория Пушкина, чтобы и азовское сидение прекратить, коли что…
— Как это прекратить, коли за этот Азов столько полегло донских и запорожских казаков? — выкрикнул старшина, выходя вперед.
Богдан оглянулся и увидел Юхима Беду, загорелого и поджарого, как тарань, но такого разъяренного. Он стоял, опустив вниз могучие кулаки, и испытующе смотрел на посла. На его лице застыло удивление: «Как это прекратить?» Полковник, казалось, никого не видел, кроме Конашева, ожидая ответа на свой вопрос.
— Его величеству виднее, родные мои. Да и сколько же сидеть в том проклятом Азове, братья казаки? А турецкий султан вон какую тревогу бьет, царству Московскому грозит нечестивым своим походом. Целый боевой флот морской пригнал под Азов. Изо дня в день пушки его палят по донцам и запорожцам, что в крепости этой сидят. А проку-то что! Добро бы только сидели. Да ведь что день, то голов скольких наши недосчитываются. Да пропади он пропадом, Азов этот турецкий!..
— Сколько там погибло одних только запорожцев! А вши, болезни… — добавил и кошевой.
— Братья запорожцы, казаки послали меня просить у вас помощи! Я оставил там вместо себя Данька Нечая, — снова выкрикнул Беда, но уже не так громко, как в первый раз.
Только теперь он заметил Богдана. Быстро подошел к нему.
— Как брату родному, рад тебе! Счастлив видеть тебя здоровым и бодрым…
При таком холодном отношении к Богдану запорожцев эта дружеская встреча была для него как бы дуновением свежего ветерка. Как брата, обнял он бесстрашного воина, только что прибывшего с азовского побережья, охваченного войной. Богдан стал расспрашивать его об обороне приморской крепости. Сначала он тоже не понимал, зачем сдавать туркам отвоеванную твердыню. Сколько усилий и крови стоило отвоевать ее и удерживать, а получается все во вред стране, повод для войны с Москвой. Казаки, обороняющие крепость, дразнят турок, как лютых зверей.
— Вижу, трудно вам приходится, хотя вы и в крепости, — искренне посочувствовал Беде Богдан.
А сам он никак не мог успокоиться, задетый требованиями московского посла.
— Тяжело, брат, как и на всякой войне! — ответил Беда. — Но в этом затянувшемся поединке турки, бывает, за одного казака расплачиваются тремя головами! Донцы предлагают отбить у турок их корабли… Наш отважный Данило Нечай намеревается плавать на них за казацким хлебом, словно из собственного амбара собирается брать его, буйная головушка! А то — сдавать… Слышал, велят без боя сдавать Азов голомозым. Позор, сами открываем врагу ворота в собственный дом!
А московский посол, словно и не слышал Юхима Беды, продолжал:
— Не в диковину и нам, знаем, трудновато отступать, да приходится. Ночь-матушка вызволит, братья казаки. А отойти надо. Сам Григорий Гаврилович Пушкин на Дон собрался с тем же государевым поручением к казакам…
Посол умолк, окидывая взглядом оживленную толпу казаков. И снова взмахнул бородой, поднял руку, призывая к вниманию:
— Рядите, братцы казаки, разумное ваше решение — так и доложим его величеству. Только незачем, брат Беда, канитель эту в упорстве вашем чинить. Азовское сидение не ко времени государству нашему, да и казакам тоже. Больно уж войн-то много и на русского человека. Там швед или тот же езовит, хоть и увяз он по уши в енту европейскую войну, а сидение в Азове и казакам тягость кровавая!..
Казаки зашумели, не дав Конашеву договорить. Он смутился, оглянулся и отошел в сторону.
В этот момент на его месте стал полковник Юхим Беда.
— Говорят, они рассказывают… — начал он, озираясь по сторонам. Поднял руку, призывая к порядку. — Два года мы держим крепость в своих руках, отбили у турок охоту нападать с моря на наши христианские земли. Донскими казаками в крепости сейчас командует наш же брат казак, выкрест Назрулла! Они с Данилом Нечаем задумали такой поход на турецких кораблях… А теперь же снова ретироваться, снова реки крови…
— Вишь, и в самом деле не то говорят! Вон целый полк у нас собрали, идем на смену страдающим в Азове! — раздались голоса из передних рядов.
— Давай, Беда, ударим о переда! Веди на Азов. Мы тоже пойдем на турецкие корабли!..
Сначала вскочили на ноги и зашумели казаки, окружавшие помост, потом к ним присоединились сидевшие вдали, у перелеска. Богдан вздрогнул, словно неожиданно подстегнутый конь. Какое-то мгновение он колебался, обдумывал.
— Казаки, братья, сыновья нашего могучего Днепра! К нам обращается Москва! Устами посла великого московского царя с нами советуется русский народ… К чему стремимся и мы на нашей украинской земле? Мы стремимся навести порядок, настоящий, разумный порядок для наших людей. Мы хотим строить свою жизнь так, чтобы она была защищена от нападения всевозможных захватчиков и угнетателей!.. Где же этот порядок, если мы своих самых коварных соседей — турок, словно псов, дразним своим бессмысленным сидением в Азове. Губим людей, тратим время. А люди — это самое ценное, что у нас есть! Братья мои, славные запорожские и все украинские казаки! Давайте наведем порядок на нашей земле — давайте пахать, сеять, чтобы своим собственным хлебом, а не добытым набегами на турок, кормить себя и своих детей!..
— Верно говорит полковник! — раздались голоса.
— А кто он, чей полковник? Ладно скроен и крепко сшит…
— Ладный казак, черт возьми! Такого бы нам атамана хотя бы на один поход!..
— Так он же из чигиринской сотни, дырявые головы! Наш казак, хотя и реестровый. Из неволи убежал, говорят. Во время похода на Дунай казаки покойного Ганнуси отбили его у турка…
Зашумели казаки, стараясь перекричать друг друга. Но быстро успокоились, усаживаясь на землю.
Только шумели от ветра стройные осокори и шептала лоза, усыпляя казаков, стремившихся уйти из Сечи на море.
И усыпили!
10
Богдан не сразу стал тяготиться своей жизнью. Еще зимой он почувствовал, что ему осточертели ежедневные поездки из Субботова в Чигирин. Назначение его, полковника, командиром сотни расценивал как наказание. А за что наказали — как ни ломал себе голову, не знал. Во время пребывания в Сечи это высокое звание полковника казалось чужим, словно украденным у кого-то. Выходит, что ты теперь пешка в руках польного гетмана Потоцкого, который помыкает тобой, как ему заблагорассудится. Это и привело к тому, что запорожцы так настороженно относятся к тебе… Тебя решили разобщить со своими людьми, подальше был бы от них. Полковник… командует сотней!
Пришла весна, оттаяла и дышала полной грудью земля, ожидая пахаря. Богдан приехал из полка раньше, чем обычно, передал коня конюху, но в дом не зашел. Почему так не милы ему теперь родной дом, семья? А прежняя любовь к детям, особенно к сыновьям, словно превратилась в обязанность, они стали для него как чужие. Его что-то раздражало, выводило из равновесия. Но что — сам не знал и боялся доискиваться истины.
- Предыдущая
- 33/128
- Следующая