Иностранец ее Величества - Остальский Андрей Всеволодович - Страница 40
- Предыдущая
- 40/78
- Следующая
Удивительно, что процент шизофреников примерно одинаков во всех обществах и социальных группах. Их преимущество в том, что даже самое тоталитарное и склонное к репрессиям общество не может их запретить (хотя гитлеровцы зашли так далеко, что подвергали несчастных насильственной эвтаназии, но это особый, крайний случай). Они приносят огромную пользу, генерируя безумные идеи, которые здоровому человеку и в голову прийти не могут. Пусть даже девяносто девять процентов этих идей и творческих инноваций оказываются не нужны, но зато оставшийся один процент гениальных прорывов входит в общественную ноосферу в той или иной форме. Недаром грань между безумием и гениальностью так тонка…
Глава VIII. Прогибающие мир
Феска, шуба и безуминка
Наша фолкстонская приятельница Лена, русская девушка, вышедшая замуж за англичанина, познакомила меня с англичанином Тимом.
Лена — талантливая художница, а Тим — дилер, торговец картинами, он полагает (как и я), что у Лены впереди большие успехи и признание. Кроме того, мне иногда кажется, что Тим к художнице неравнодушен. Впрочем, речь не об этом, а о его странностях.
Лена нарисовала очень удачный портрет Тима, на котором он похож на себя больше, чем в жизни. Эти нервно прищуренные, с безуминкой, пронзительно-синие глаза. Смотреть в них страшновато. И сила портрета именно в том, что глаза эти как будто тебя притягивают, от них трудно оторвать взгляд, но чем больше смотришь, тем больше становится не по себе.
Тим рассказывает, что происходит из рабочего класса. Детство было тяжелое, его часто били, обижали. Чтобы защищаться, Тим начал заниматься восточными единоборствами. Преуспел, теперь ничего и никого больше не боится. Торговать картинами начал случайно: примкнул к кришнаитам, про которых говорит: «Они живут в своем мире, в коконе, отгораживающем их от реальности». Тысячу человек поблизости зарежут, а это их не трогает, потому что остальной мир для них — это матрица, это понарошку. В момент сильного единения испытываешь экстаз, не удовольствие, а именно экстаз, что не совсем нормально. Потом живешь в ожидании этого экстаза и ради него, а все остальное не имеет значение, особенно то, что за пределами кокона.
Но чтобы строить кокон, нужны деньги из мира этой, окружающей реальности. И вот Тима стали отправлять продавать картины, нарисованные или подаренные братьями. Постепенно он привык, вошел во вкус, стал в этом разбираться.
Разочаровавшись в кришнаитстве (даже там был бунтарем), Тим отправился в Индию, потом в Иран, где у него был гуру-мистик (видимо, суфий). Завел свой бизнес: торговал картинами, зарабатывал до миллиона фунтов в год. Но было скучно и как-то грустно, тоскливо, не был он самим собой. (Говорит: «Какие-то отдельные воспоминания в голове сохранились: голые женщины в аквариуме плавали, в стиле Энди Уорхола нечто».) Потом, в один день, все бросил и отправился куда глаза глядят. Попал в США, его там ограбили, избили. А затем деньги кончились.
После чего начались страшные депрессии, от которых Тим только сейчас вроде бы излечился, когда стал применять не химию, которая действовала на него ужасно, а природные, натуральные какие-то средства. Вернулся в Англию, в Фолкстон, заново себя выстраивает — и счастлив. Хотя неплохо бы семью завести, детей… Есть у Тима брат по имени Джим, известный местный острослов. С этим братом общаться несколько утомительно, напрягает, потому что он все время требует от тебя мгновенно реагировать, парировать его сюрреалистические остроты… Брат Джим знаменит тем, что имеет обыкновение расхаживать по городу в египетской феске и в женской шубе. Зачем? А веселья ради (for fun!).
Эксцентризм — тоже часто на грани ненормальности, но именно на грани. Он менее продуктивен, но и менее опасен, и для общества, и для самих эксцентриков. Еще одно определение: «Эксцентрик — человек, находящийся на грани допустимого, он эту границу испытывает и пытается расширить».
Из эксцентризма проистекает и абсурдный английский юмор, который и сам по себе тоже знак свободы.
Есть ли связь между эксцентричностью и джентльменством англичан? Без сомнения. Каждый истинный джентльмен хоть немножко, но эксцентрик. В свою очередь, настоящие эксцентрики, как правило, джентльмены.
Сегодня одним из лидеров английских эксцентриков считается Линдон Йорк, создавший автомобиль (а также и катамаран) из плетеного дерева и много других странных вещей, имеющих тем не менее некое практическое применение. Непонятно, насколько необходимых, но уж оригинальных, это точно. Среди лауреатов конкурсов — чемпион мира по борьбе большими пальцами ног, а также некий Капитан Бин, одевающийся как печеный боб. Самым эксцентричным футбольным болельщиком (не путать с хулиганом) считается фанат клуба «Портсмут» Джон Вествуд, не пропустивший за свою сознательную жизнь ни одного матча любимой команды. Перед походом на стадион он считает необходимым облачаться (точнее, разоблачаться) в особую форму: наполовину обнажается, чтобы все видели огромную татуировку на его груди: «Я с „Портсмутом“ до самой смерти!»
Но есть и совсем другие эксцентрики, которые вовсе не хотят выставлять напоказ свою необычность. Например, Том Леппард попал в Книгу рекордов Гиннесса как самый татуированный человек планеты: его тело было настолько густо покрыто сливавшимися в пятна наколками, что его прозвали Том-леопард. Но, истратив тысячи фунтов на эти татуировки, он затем скрылся от мира и начал вести жизнь отшельника на острове у шотландского побережья.
Противоположный пример — маркиз Батский, который считается главным эксцентриком среди аристократов и регулярно вытворяет всякие чудачества. (Но и благотворительностью, надо отдать ему должное, немало занимается.) В его действиях постоянно присутствует элемент эксгибиционизма. Всю жизнь он ведет дневник, который частично опубликован в Интернете и составляет многие десятки томов. Маркиз изобрел термин «wifelets», производное от «wife», «жена». Перевести сложно — «Женки», что ли… или «полужены». Их у него было ровно семьдесят четыре. И о каждой маркиз заботился, фактически содержал. Построил для них коттеджи на территории своего гигантского поместья. И изобразил их в своих картинах и фресках на сюжеты Камасутры, украшающие стены его старинной усадьбы XVI века «Лонглит». Официально она классифицируется как «stately home», что обычно переводится на русский как «старинный помещичий дом, представляющий историческую ценность». Но, на мой взгляд, это настоящий дворец.
На территории усадьбы устроен сафари-парк, по которому бродят дикие африканские животные. И катаются туристы, приносящие маркизу немалый доход.
В дневниках его есть такие страницы, которые я отказываюсь пересказывать — уж больно противно. Маркиз и сам знает, что некоторые его действия могут вызвать отвращение у нормальных людей, но заявляет, что должен быть беспредельно честным.
Недавно маркиз объявил о своей «отставке»: отныне управлять поместьем и бизнесом будет его сын, а сам он останется жить — и служить в качестве экспоната! — в своем доме-музее.
Состояние маркиза оценивается почти в полторы сотни миллионов фунтов — легко ему быть эксцентриком… А джентльменом? Вот это сложнее. Ведь мир норовит прогнуться под богача, встать для него в позу «чего изволите?». А это вредно для самоощущения и психического здоровья, сам видел на примере своих богатеющих русских друзей: постепенно им становилось неинтересно со мной, а мне — с ними.
Богачу сохранить здравый смысл и адекватное понимание мира помогает именно эксцентричность. Мой друг Уилл носит старые носки и свитер с потертыми рукавами, ездит на старой машине и не дает миру прогибаться.
Эксцентрики обычно индивидуалисты. Но есть и исключения, иногда они готовы объединиться ради неких коллективных эксцентричных актов, которые совершенно опрокидывают все классовые структуры и иерархии.
От гробов до презервативов
25 декабря каждого года, в Рождество, в самый холод, в 7.30 утра в лондонском Гайд-парке можно наблюдать сумасшедшее зрелище. Собирается небольшая группа людей, которые раздеваются на ледяном ветру, погружаются в знаменитое озеро Серпентин и плывут наперегонки.
- Предыдущая
- 40/78
- Следующая