Штурман дальнего плавания - Клименченко Юрий Дмитриевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/122
• Следующая

Ромка стоял рядом. Было ясно, что мы не шутим.

— Двое на одного — не дело, — мрачно пробурчал Грушка.

— Двое или трое, — это неважно. Не подводи класс. Все время будем тебя протягивать, так и знай.

И мы разошлись.

Снова вышла газета, а в ней была заметка: «Всех побью, а русского учить не буду!» Класс наблюдал эту борьбу газеты с Грушкой. Парень ходил злой, пытался сорвать газету, но ребята ему не дали. На нас с Ромкой он смотрел зверем. Но мы не зевали и держались все время вместе. И Грушка сдался.

На одном из классных собраний он заявил:

— Вы думаете, что вашими карикатурами да заметками на меня воздействуете? Глупости. Я и сам на второй год оставаться не хочу.

Но мы знали, что это наша победа, газетная, комсомольская. И я как-то впервые ощутил всерьез силу общественного воздействия.

Экзамены прошли отлично. Мы перешли в шестой класс. Начались летние каникулы. Учебники и портфели были заброшены. Теперь все свое время мы отдавали яхт-клубу.

«Орион» был уже спущен на воду. Сережка тоже появился в клубе, но на «Орион» плавать не пошел. Он сдал практику и теорию, получил удостоверение яхтенного капитана и принял под свое командование яхту. Правда, золотисто-коричневую красавицу «Сказку» он не получил. Дали Сережке маленькую быстроходную открытую яхту «Пигмей», но он и ею очень гордился, приглашая меня и Ромку к себе в команду. Мы не пошли, надеясь, что Лев Васильевич научит нас большему.

Как только Бакурин получил отпуск и выходы в море стали чаще, он выполнил свое обещание. Под его руководством мы сидели на руле, делали повороты, командовали «Орионом». Он учил нас, как подходить к утопающему, как ложиться в дрейф и как правильно швартоваться к бонам.

Какое это было наслаждение сидеть за рулем «Ориона», когда он с небольшим креном, под полными парусами, поднимая носом каскады сверкающих на солнце брызг, бежал по зеленоватому с барашками морю! Еле заметное движение рулем — и он, как живое, разумное существо, повиновался твоему желанию.

Лев Васильевич остался доволен нашими успехами.

В начале июля мы сдавали практические экзамены. Мне попалась верткая и ходкая «Чаква». Принимать экзамены со мной пошли два опытных спортсмена, а Любавин наблюдал за маневрами с берега. Я отвалил от бона удачно, и «Чаква», быстро забрав ветер, побежала к Елагину мосту. Не доходя пятидесяти метров до него, я скомандовал поворот и пошел вниз к клубу. Вдруг один из экзаменаторов бросил за борт спасательный круг и закричал:

— Человек за бортом!

Я сначала растерялся, но быстро пришел в себя, вспомнив уроки Бакурина. Сделал поворот и подошел к кругу так аккуратно, что вызвал похвалу комиссии. Все маневры были выполнены мною отлично. Оставалось подойти обратно к бону.

Не знаю, что случилось — то ли матрос опоздал раздернуть стаксель-шкот, то ли я, окрыленный успехами, ослабил свое внимание, — но «Чаква» прочертила бортом по мягкой обивке бона и вышла за него. Пришлось сделать еще поворот и снова подходить к бону. Я был страшно расстроен и опасался, что мне не дадут диплома. Экзаменаторы посовещались и сообщили, что практику я сдал.

Ромка сдавал экзамены в тот же день на устойчивом «Нордике». Сдал все маневры хорошо, но с одним лишь замечанием: «несколько медлителен».

Мы получили дипломы, а вместе с ними и назначения. Ромку назначили командиром крошечного ботика «Мушка», а меня на такой же точно, как две капли воды похожий, ботик «Окунек». Это были только что выстроенные суда. Маленькие, чистые, с миниатюрной каютой на двоих, но необычайно остойчивые и мореходные.

И вот наконец долгожданный день. Мы с Ромкой медленно, вразвалку идем к нашим судам. Они стоят борт о борт, две белые крошки. Хозяевами вступаем на палубу и начинаем осмотр судов. Мы — капитаны, и ничто не должно ускользнуть от нашего придирчивого взгляда. Но все в порядке. Все блестит чистотой. Везде навел порядок боцман яхт-клуба. Не терпится опробовать ботики под парусами, но еще нет команды, и нам предстоит впервые самостоятельно набирать себе экипаж.

Вопрос этот решен. К Ромке пойдет Ленька, ко мне — Женька.

— Ромка, сколько событий! В этом году мы стали комсомольцами и капитанами. Какая жизнь, Ромка!

— Да, замечательно, Гошка. Я так рад, что и сказать тебе не могу.

— Это ведь только начало. Когда-нибудь мы встретимся с тобой на настоящих кораблях. Помнишь, как мечтали у Петропавловки?

— Помню. Знаешь, если бы не пошли в тот «дальний» поход на «Волне», может, ничего бы и не было. Какой я все же был осел тогда…

— Лев Васильевич, Любавин и ребята, которые нас учили, такие молодцы! Вот без них действительно ничего бы не было.

— Конечно, замечательные люди! Ты смотрел свое удостоверение? Там написано: «с районом плавания до Лисьего Носа». Я думаю, для начала этого нам хватит.

— Хватит. А в будущем году еще курсы пройдем. Тогда получим уже дипломы второго разряда. Дальше можно будет ходить.

На следующий день, захватив с собою в клуб трепещущих от радости Женьку и Леньку, мы подвели их к «Мушке» и «Окуньку».

«Орион» стоял на якоре против яхт-клуба. На палубе сидели Бакурин, Пантелейчик и Зуев. Первым от бона отвалил я, за мной Ромка. Мы сделали один круг у «Ориона», потом второй.

Я снял фуражку и махал ею, пока не устала рука.

С «Ориона» нам отвечали. «Лев Васильевич поднялся, взял блестящий никелированный рупор и закричал:

— Попутного ветра, капитаны! Не забывайте!

— Никогда не забудем, Лев Васильевич! Будем часто видеться!

Наши яхты сделали еще круг, и я увидел, как Ромка, подобрав шкоты, пошел вниз.

Я повернул за ним.

Мы вели свои кораблики «в дальний рейс» — на Лисий Нос.

В 1929 году мы с Ромкой окончили школу и, проведя последнюю летнюю навигацию в яхт-клубе, осенью поступили в Ленинградский морской техникум, или, как его называли, «мореходку», в первый класс судоводительского отделения.

Все было необычно в этом учебном заведении. Даже его внешний вид отличался от рядом стоящих домов. Находилась мореходка на Двадцать второй линии Васильевского острова, в трехэтажном здании с башенкой, на которой, как на корабле, была установлена мачта с реей. Большие квадратные окна, башня и мачта делали это здание чем-то отдаленно похожим на рубку парохода.

Внутри при входе в коридор висел небольшой медный колокол — рында, у которого стоял маленький стол и сидел вахтенный. Когда мы входили в помещение, то чувствовали какой-то особый, сладковатый запах. Позже я узнал, что это запах дыма голландской махорки — «добельман», которую курили ученики старших классов, приходя из дальних плаваний.

Табак был скверный; говорили, что он делается из морских водорослей, пропитанных никотином, но очень дешевый и пахучий.

Во всех коридорах, куда выходили двери классов, на стенах висели модели и полумодели торговых судов. В третьем этаже помещался морской музей техникума, похожий на Военно-морской музей, но во много раз меньше. Он занимал всего один зал. Там стояла большая модель парусника и много разных мелких моделей. Там же находились шкафы, заполненные приборами — компасами, секстанами, транспортирами, картами, линейками — и специальными книгами.

Мореходка не была похожа ни на одно учебное заведение. Ученики, прохаживающиеся по коридорам во время перерывов, тоже отличались от обычных ленинградских студентов.

Когда мы с Ромкой впервые робко вступили в здание мореходки, нас поразила группа молодых, веселых, загорелых юношей, одетых в странную, невиданную форму. Они были в синих костюмах, под которыми виднелись толстые, тоже синие, вязаные свитера. На свитерах крупными красными буквами было вышито «У/С «Товарищ» Н.К.П.С.».

— Ромка, что это за форма, как ты думаешь? — шепотом спросил я.

— Понятия не имею. Потом узнаем, — тоже шепотом ответил Ромка.

Вскоре мы узнали, что это форма всех учеников, ходивших в плавание на учебном паруснике «Товарищ». Он недавно вернулся из Аргентины, куда его водил начальник техникума Дмитрий Николаевич Бармин. В это плавание ходили ученики третьего и четвертого классов, и все остальные им страшно завидовали.

• Предыдущая
• 22/122
• Следующая