Заклинание для хамелеона - Пирс Энтони - Страница 51

— Не хочешь превращать морского змея? — изумился Бинк.

А тварь была уже совсем близко, не сводила с них красных глазок. С гигантских зубов капала слюна.

— Это всего лишь невинное создание, занятое своими делами, — сказал Трент. — На его территории действуют его законы, и если мы их не принимаем, то и нечего было сюда соваться. В природе, магической ли, обыкновенской ли, существует равновесие, нарушать которое весьма предосудительно.

— Шуточки у тебя… — Ида поморщилась, — Но всех нюансов злого волшебства мне все равно не понять. Если так уж хочется защитить это «невинное создание», так преврати его в маленькую рыбку, а когда до берега доберемся — расколдуй.

— И побыстрее! — крикнул Бинк. Чудище уже нависло над ними, выбирая, с кого начать.

— Так не пойдет, — сказал Трент, — Рыба уплывет и потеряется. А я должен видеть именно то существо, которое намерен превратить, и быть от него не дальше шести локтей. Но в твоем предложении есть рациональное зерно.

— Шесть локтей, — сказал Бинк, — Аккурат посреди пасти.

Он не шутил — тут не до шуток. Пасть у чудища громадная. Если оно ее раззявит во всю ширь, от нижних зубов до верхних как раз и будет дюжина локтей.

— И все же я вынужден действовать в пределах своих возможностей, — невозмутимо заявил Треш, — Главная зона — голова, вместилище, так сказать, личности. Когда я ее превращу, остальное заколдуется само собой. А если начну, скажем, с хвоста, только все дело испорчу. Так что, как только змей попытается взять меня в рот, он окажется в моей власти.

— А если он сначала цапнет кого-то из нас? — спросила Ида. — А мы окажемся от тебя дальше шести локтей?

— Так держитесь поближе, — сухо посоветовал Тренг.

Бинк и Ида поспешно подгребли поближе к волшебнику.

У Бинка все чаше возникало впечатление, что, если бы Трент и не был волшебником, они все равно рано или поздно оказались бы в его власти. Он так уверен в себе, в своих словах и поступках. Что-что, а управлять людьми он умеет.

Тело змея содрогнулось, голова резко пошла вниз, пастью вперед. Непристойными струйками брызгала во все стороны слюна. Ида истерически завизжала. Бинка охватил беспредельный ужас. Увы, за последнее время это ощущение сделалось почти привычным — ну не герой он, рылом не вышел в герои-то.

Змей начал смыкать челюсти — и исчез. На его месте бил сверкающими крылышками маленький жучок яркой расцветки. Трент аккуратно поймал его ладонью и посадил себе на голову. Дрожащий жучок забился в густую шевелюру волшебника и притих.

— Пляжный жук, сокращенно пляжук, — пояснил Трент, — Летает плохо и воды не любит. Пока из моря не выйдем, никуда не денется.

И они поплыли к берегу. На это ушло немало времени — море оставалось неспокойным, а они изрядно устали. Но морские твари их больше не беспокоили. Должно быть, мелкие хищники предпочитали не соваться в охотничьи угодья морского змея. Что ж, разумная позиция. Но если чудище не вернется через несколько часов, разнообразные малоприятные твари сплывутся сюда со всех сторон. Как справедливо заметил Трент, в природе всегда существует равновесие.

На мелководье свечение сделалось интенсивнее. Частично оно исходило от мерцающих рыб, общающихся друг с другом с помощью цветовых переливов оперения, но главным образом — от самой воды. Бледно-зеленые, желтые, оранжевые оттенки — магия, конечно, но в чем ее смысл? Где бы ни оказывался Бинк, везде его взору открывалось столько непонятного. Так, на морском дне он разглядел раковины, то подсвеченные по краям, то расписанные яркими узорами. Когда он проплывал над ними, некоторые раковины исчезали; действительно они исчезали или просто на время тушили свой свет — кто знает? Так или иначе, здесь присутствовала магия, старая добрая магия. Бинк с некоторым опозданием осознал, насколько он счастлив вновь оказаться в Ксанфе, где даже опасности исполнены милой сердцу привычностью.

Когда они достигли берега, уже рассвело. Солнце, вырвавшись из-за облаков над джунглями, заиграло на водной глади веселыми бликами. Красота волшебная! Бинк сосредоточился на этом ощущении, чтобы отключиться от онемевшего от усталости тела, от рассудка, из последних сил заставляющего конечности двигаться.

Наконец он выкарабкался на прибрежный песок. Рядом рухнула Ида.

— Еще немного, — сказала она. — Надо найти укрытие, а то придут другие монстры, из моря или из джунглей.

Трент же стоял по колено в воде, и прибой слегка колыхал его меч, свисающий с перевязи на красивом, сильном теле. У волшебника явно осталось больше сил, чем у Бинка с Идой.

— Плыви домой, дружок, — сказал он, бросив что-то в море.

Тут же материализовался морской змей, выглядевший особенно внушительно здесь, на мелководье. Тренту пришлось припустить к берегу, высоко задирая ноги, чтобы гигантское извивающееся тело змея не придавило его.

Но чудищу, пребывавшему в состоянии крайней растерянности. было не до приключений. Испустив рев, полный не то ярости, не то раздражения, не то просто сильного удивления, оно ринулось на глубину.

Трент вышел на берег.

— Невесело оказаться беззащитным пляжуком, когда привык быть царем морей, — сказал он. — Надеюсь, у бедняжки не случилось нервного расстройства.

Произнося эти слова, он даже не улыбнулся.

«Странное дело, — подумал Бинк, — как это человек может до такой степени любить чудовищ?»

С другой стороны, Трент не просто человек, а злой волшебник. Пусть он хорош собой, воспитан, эрудирован, силен, ловок и смел, все равно он ближе к монстрам, чем к людям. И нельзя ни на миг забывать об этом, иначе случится непоправимое.

Как странно, Хамфри, добрый волшебник, — уродливый старый гном, живущий в негостеприимном замке и без зазрения совести использующий свой талант для личного обогащения, тогда как Трент, волшебник злой, являет собой живое воплощение героизма. Чародейка Ирис предстала перед Бинком роскошной красавицей, на деле будучи весьма невзрачной; хорошие качества Хамфри проявлялись в его поступках, но для этого надо было близко с ним сойтись. Трент же великолепен и внешностью, и делами. Если бы Бинк впервые встретил его в пещере кряка и не знал о злой сущности этого человека, он бы никогда о ней не догадался.

Трент шел по берегу решительным широким шагом; похоже, изнурительный заплыв ничуть не утомил его. Рассветное солнце отливало в его волосах пронзительной желтизной. В это мгновение он казался богом — олицетворением человеческого идеала. И вновь Бинк запутался, тщетно пытаясь совместить внешность и поступки этого человека с его общеизвестной порочной сутью. Но, по всей логике, это невозможно. Что ж, придется принять на веру…

— Мне надо отдохнуть, выспаться хорошенько, — пробормотал Бинк. — А то уже добро от зла не отличаю.

Ида посмотрела в сторону Трента.

— Я тебя очень хорошо понимаю, — сказала она, тряхнув мокрыми бесцветными косичками. — Зло коварно и лукаво, в каждом есть частичка зла, стремящаяся покорить всего человека. И надо с ним бороться, хотя часто оно выглядит очень привлекательно.

Подошел Трент.

— Похоже, у нас все получилось, — весело проговорил он. — До чего же здорово оказаться в Ксанфе, даже если попал сюда по невероятной случайности! Но какая ирония — вы, которые так старались помешать мне попасть в Ксанф, помогли мне добраться сюда.

— Да уж, обхохочешься, — мрачно отозвалась Ида.

— Полагаю, мы попали на побережье в самом центре Глухомани, граничащей на севере с большим Провалом. Никогда бы не подумал, что нас могло отнести так далеко на юг, но, судя по рельефу, это так. А значит, наши неприятности не кончились.

— Бинк — изгнанник, ты преступник, отправленный в ссыпку, а я уродина. Наши неприятности не кончатся никогда, — пробормотала Ида.

— И все же считаю разумным продлить перемирие, пока мы не выберемся из Глухомани, — сказал волшебник.

Должно быть, он знает что-то такое, чего не знает Бинк. Никакой магии у Бинка нет, стало быть, ему никак не защититься от злых лесных мороков. Да и Ида никаких магических способностей не проявляла — странно, а ведь утверждает, что покинула Ксанф добровольно, тогда как, если бы у нее не было магии, ее бы тоже изгнали… В общем, у Иды тоже здесь будут проблемы. Но Трент, с его умением работать мечом и волшебством, — ему-то чего бояться Глухомани?