Стальные крылья - "Gedzerath" - Страница 1

Стальные крылья

Пролог Кто не знает историю, обречен повторять ошибки прошлого Давным-давно, на заре Эквестрии, не все пони жили под бдительным присмотром Селестии и Луны. На северо-востоке, группа пони основала деревню Сталлионград. В отличие от своих родственников, управляемых из замка Кантерлота, эти пони тяжко трудились, чтобы защитить свои земли, часто подвергающиеся нападениям драконов, грифонов и алмазных псов. Вынужденные постоянно сражаться, они развивали металлургию, от простого ювелирного мастерства до выплавки стали; а порох для фейерверков превращался в оружие. Выиграв битву с Луной, Селестия обратила пристальное внимание на окружавшие ее земли. Ведя свою стражу по Эквестрии, она устанавливала свое правление, практически не встречая сопротивления. Практически. Сталлионградские пони категорически отказались подчиниться ее власти. Конечно, они знали о богине и ее силе. Они относились к ней с уважением, зная о том, как прекрасны и процветающи были земли под властью богини. Но о подчинении кому бы то ни было, даже тому, кто вращает солнце, не могло быть и речи. Селестия, все еще находящаяся под впечатлением от предательства Луны, не собиралась оставлять такое оскорбительное для нее поведение безнаказанным. Ее армии выступили против армии Сталлионграда. Никто не помнит, кто начал сражение – была ли в этом виновата воинственность Сталлионградцев или гневная скорбь Селестии, но первое и единственное сражение пони было непередаваемо кровопролитным. Пегасы падали с неба, врываясь в ряды Сталлионградцев, но их церемониальная золотая броня разбивалась о стену доспехов из стали и шипов. Единороги поднимали в воздух огромные скалы, пробивая громадные бреши в стойких линиях защитников Сталлионграда. Им отвечали пушки, неся опустошение в рядах врагов. Селестия постоянно присутствовала на поле боя, обрушивая магические атаки на ряды врагов. К концу дня, большая часть армии принцессы была мертва. Сталлионградцы понесли тяжелейшие потери, но даже и не думали сдаваться. «Если ты сожжешь город, как дракон – мы уйдем в холмы. Если ты уничтожишь холмы – мы уйдем в горы. Мы никогда не сдадимся!» сказали они Селестии. Тогда Селестия поняла, как бессмысленна была ее война со Сталлионградцами, что она должна была нести сострадание, любовь и дружбу, а не войну. С принесением глубочайших извинений за развязанную войну, она заключила мирный договор. Сталлионград всегда будет союзником, а не частью Эквестрии, сохраняя свою территориальную и политическую независимость. Были заключены торговые соглашения и Сталлионградцы обещали сдерживать свою агрессивную натуру, в то время как Селестия обещала быть защитником и учителем, а не абсолютным владыкой. С тех пор, Сталлионград процветал. Располагаясь в дельте реки, неподалеку от железных шахт, он быстро рос, разрабатывая и производя большую часть высокотехнологических изделий. Знаменитые небоскребы Мейнхеттена были построены Сталлионградскими рабочими. Они играли роль грубой силы в усмирении диких племен бизонов и грифоньих банд в непокорных областях Эквестрии. В описываемые дни Сталлионград превратился в крупнейший индустриальный центр. Жители Сталлионграда все еще проходят военную подготовку, хотя и не так активно, как в былые дни, а те, кто желает, несут службу в опасных местах страны. Там, где может пролиться кровь, и нужна их помощь. Однако время накладывает свой отпечаток даже на самые незыблемые вещи. Мудрое и длительное правление принцессы Селестии меняло Эквестрию в лучшую сторону. Боевые заклинания забывались, мощные пушки превращались в монументы и городские украшения, а в горнах Сталлионградских заводов варилась сталь для паровозов и плугов. Переориентация магии на бытовые и социальные нужды привело к постепенному уменьшению влияния Сталлионграда. Развитие дипломатии превращало «Стальных пони» в средство скорее морального давления на окружающие Эквестрию страны, несогласные с политикой богинь, чем в действительно необходимую военную силу. Если раньше механические, а затем и электрические изобретения земнопони вызывали восхищение по всей Эквестрии, то теперь единороги сами предлагали сталлионградцам чертежи новых, содержащих магию устройств, прося лишь воплотить в металле основы чужих изобретений. Силы старого, но гордого города стали угасать. Из окон дворца Кантерлота внимательно следили за Сталлионградом. Умные политические ходы, мягкое политическое и культурное давление медленно «усмиряли» город, превращая опасного союзника в довольно мирное, хотя и несколько эксцентричное образование в составе Эквестрии. Еще несколько поколений было нужно, чтобы полностью влить сообщество земнопони в состав страны и привести их под добрую и заботливую власть принцесс. Подобные вещи не только невозможно скрыть, но так же очень сложно заметить, если заинтересовавшийся этим вопросом исследователь не обладает опытом правления в тысячу лет… или не имеет огромных, тщательно охраняемых архивов. Статистические справки, ложившиеся на зеленое сукно стола генерального секретаря, ежегодно становились более и более тревожными. Окна древнего Института Исследования и Технологий вновь осветились ярким электрическим светом, старые заслуженные ученые и молодые научные сотрудники стирали пыль с меловых досок, точили карандаши и вынимали из шкафов старые добрые счеты. В отличие от старых времен, им предстояло найти путь не уничтожения себе подобных, но спасти от исчезновения целый народ. Этнос, который уже смутно предчувствовал растворение в окружающих его содружествах пони, объединенных либо географически, либо политически – мягкой, но твердо знающей, как будет лучше для всех, властью. Прошел год кропотливых исследований. В ИИТ стекались сотни и тысячи документов и докладов от агентов, как из самого Сталлионграда («Власть должна бдеть!»), так и из самых отдаленных уголков Эквестрии, не исключая и дворец Кантерлота. Результаты евгенических и социальных исследований оформились в длительный и очень обстоятельный доклад правительству, оглашенный в обстановке строжайшей тайны на внеплановом ночном собрании. Основным постулатом, задающим тон всему докладу, была простая, но пугающая констатация факта – «Мы слабеем!». Большинство посвященных даже не пыталось оспаривать это – все факты были перед ними налицо. И, спустя месяц, во время праздника начала весны, генеральный секретарь обратился ко всем пони, живущим как в Сталлионграде, так и вокруг него. Он призвал всех пони сплотиться, и осуществить новое, невиданное дело. «Сталлионград всегда был домом для земнопони, это так. Но времена меняются, как меняются и обстоятельства вокруг нас. Наши соседи усиливаются, магия единорогов развивается и уже подминает под себя науку. Плоды наших трудов служат лишь оболочкой для изобретений магов, в то время как пегасы Клаудсдейла верно служат принцессам Кантерлота и не спустятся к нам с облаков. Нам с вами остается лишь одно – самим обрести крылья!» Чувство нарастающей невостребованности и вторичности, вылилось не в агрессию, но в сплоченность и чувство общего долга, стоящего перед нацией. Так был запущен пятилетний спецпроект «Крылья». Во имя долга перед городом и нацией, всех граждан просили пройти обследование для выявления тех, кто вероятнее других способен дать начало крылатым пони-пегасам. ИИТ работал без перерыва, исследуя поступающие анализы, составляя генеалогические древа и рекомендации для потенциальных родителей пегасов. И постепенно, усилия всех пони стали приносить плоды – по прошествии пяти лет, в детских садах и яслях стали появляться первые крылатые жеребята. Их было мало, многие из них были слабыми и болезненными, многие – обладали лишь зачатками крыльев, и лишь небольшая часть выросла полноценными пегасами. «Дети пятилетки» – называли их сталлионградцы. «Недопегасы!» – презрительно фыркали летуны в Клаудсдейле, для которых усилия земнопони были чувствительным ударом по самолюбию. Новым «недопегасам» было официально предложено даже не появляться в Клаудсдейле и прилегающих территориях. Крылатая сталлионградская молодежь платила им той же монетой, на дух не перенося «облачных снобов» и не покидала территорию, подконтрольную городу. От «Солнечного Двора» принцессы Селестии прибыл очередной дипломат, усилия которого увенчались успехом – хотя обе стороны свели общение друг с другом до сугубо официальных контактов, серьезного конфликта не произошло. Пегасы и земнопони усиленно делали вид, что не замечают существования друг друга, пятилетка «Крылья» была признана «осуществленной не до конца», и тихо похоронена в ворохе важных бумаг. А в это время, в недрах аппарата власти Сталлионграда начала свои действия скрытая сила, целью которой стал закончившийся проект. Глава 1 Мокрая и грязная «Люди. Люди никогда не изменятся. Они могут быть лучше или хуже воображаемого образца, но они никогда не изменятся. А влияние на каждого из нас той социальной группы, к которой мы принадлежим с рождения и в которой вращаемся большую часть своей жизни вообще сложно переоценить...» – бормотал я, задевая ящиком открытую дверцу раздолбанного в хлам почтового ящика, перегородившую и без того узкую лестницу подъезда. Темная, загаженная лестница очередной пятиэтажки, на последнем этаже которой находился очередной страждущий приобщится к здоровому образу жизни, воплощала все то, о чем я раздумывал в этот солнечный осенний день. «Мужчина 44, плохо с сердцем, просит ускорится». Угу, ага. Раньше это называлось “Трубы горят!”, а теперь – “плохо с сердцем”. Спасибо нашему просвещающему, утром отрезвляющему (если жив пока еще) телевидению с его различными ток-шоу в стиле «найди у себя пять признаков инсульта, не сходя с дивана». Приоткрытая металлическая дверь с остатками прожжённой обивки мне не понравилась с первого взгляда. За такими вот дверями тебя могло встретить все, что угодно – от одинокой бабки, мирно доживающей свой век в полутемной комнате, до притона, заполненного агрессивной пьянотой. Однако громкие стоны, доносящиеся откуда-то из-за двери, заставили меня забыть об элементарном чувстве самосохранения, и шагнуть в темноту. “Есть кто живой?!” проорал я, пробираясь по завешенному пыльной одеждой, темному коридору. Ага, это моя дежурная шутка. Позволяет “обнулить” настрой пациента еще до того, как он увидит тебя. Способствует началу конструктивного общения, знаете ли. Стоны резко прекратились, и наступила неприятная тишина, прерывающаяся звуками проезжающих возле дома машин. Ох, не нравится мне это... И точно – дверь, служившая источником света в коридоре, тихо закрылась, оставив меня в кромешной темноте. Оп-па! Та-акс, секундочку... АК АНДСУ[1] на руке привычно засветился от прикосновения пальца к экрану, выхватывая из темноты невысокую фигуру, лихорадочно звенящую цепочкой входной двери. Периодически поворачивающаяся голова демонстрировала широко распахнутые глаза с маленькими точками зрачков, а трясущиеся руки, не способные зафиксировать цепочку двери, не оставляли сомнений в диагнозе “наркомания, наркотическое опьянение”. Вот свезло, так свезло! “Однако ж надо отсюда выбираться”, мельком подумал я, “с ножом у горла не только наркотики – почку отдашь, лишь бы не прибили...” Развернувшись и подхватив с пола ящик, я героически ломанулся на штурм практически закрытой двери. *** Лихорадочно молотя крыльями воздух, Скраппи Раг[2] неслась над Вечносвободным Лесом, огибая редкие облачка на своем пути. Крылья болели, отчаянно требуя остановится и перевести дух на любом из этих облаков, но пегаска не останавливалась, зная, что если ее настигнут, то случится что-то очень и очень плохое. «Почему? Как же так?» – одна мысль о произошедшем застилала глаза пеленой непрошеных слез – «Ведь они... Но он же сказал...». Постепенно выбиваясь из сил, она снизила скорость и мерно взмахивая крыльями, двинулась к блестевшей между деревьями воде. *** “Полная жопа!” – по-другому я не мог охарактеризовать сложившуюся ситуацию. Пока я пытался отодрать скрюченные руки наркоши от дверной ручки, кто-то подскочил ко мне сзади, и со всей дури шарахнул по шее. Видимо, эта сволочь решила проломить мне голову, но наша возня и тёмный коридор послужили на пользу и мне. Развернувшись, я от души приложил нового фигуранта рабочим ящиком, отчего тот, размахивая руками, вывалился в освещенный проем комнаты. “Привет от Гиппократа, Галена и Панацеи, уебище!” Мне всегда нравились большие и тяжелые ящики – это не только большой объем полезного пространства, но и десять с лишним килограмм на удобной ручке, которые позволяли чувствовать себя немного комфортнее в определенных ситуациях. Вот и сейчас обдолбыша (а это был явно мужик, судя по раздавшемуся вскрику) выкинуло из коридора куда-то в комнату, где он ворочался на полу, видимо, пытаясь подняться на ноги. Не тратя время на попытку открыть входную дверь, подступы к которой блокировала человекообразная фигура, я бросился в ванную. По пути я успел швырнуть в появившуюся из комнаты фигуру нарконавта ящик, повторно отправив того обниматься с ковром, и заскочил в ванную комнату, кое-как заперев на щеколду хлипкую фанерную дверь. *** Ее настигли возле воды. Пролетая под очередным облаком, измучанная Скраппи не заметила возникшую за спиной фигуру пегаса, ринувшегося на нее из-за облака. Лишь услышав хлопки крыльев, она обернулась и в тот же миг вскрикнула от удара копытом по шее. Беспомощно кувыркаясь, пегаска полетела в гостеприимно блестевшую воду небольшой речки. Перекрутившиеся седельные сумки не давали ей раскрыть крылья, и с жалобным криком, Скраппи упала в воду. *** Отдышавшись, я прислушался к невнятной возне за дверью. Судя по щелканью пластмассы и звону ампул, организмы приступили к разделу добычи, видимо, решив оставить меня на сладкое. Выходить за дверь я не решился – входная дверь была явно заперта, а жиденькая картонка все же может послужить мне защитой какое-то время, пока... Кривясь от боли в шее, я сорвал абонентский комплект с руки и стал лихорадочно перебирать заложенные в телефонной книге номера. “Удобная все-таки эту штука” в очередной раз подумал я об АК АНДСУ. Размером с кирпич, этот агрегат был придумал янки для продавцов, логистов и складских рабочих и предназначался для связи, ориентирования на местности и получения оперативной информации в любое время дня и ночи. Мне нравилось носить этот кирпичик зафиксировав его ремешком на правом запястье, что неизменно вызывало приколы коллег в стиле “Ай, какие у вас модные часики!”. Однако, вместо ожидаемых гудков вызова, аппарат грустно вякнул звуком отбоя. «Батарейка! Батарейка села, тваюжмать!!!» – я в ужасе уставился на экран, не желая верить в происходящее. Эта сволочь жрала батарейки как бешеная и при разрядке 70% уже не желала осуществлять звонки. «Ну почему так не вовремя?!» *** Падение оглушило ее, тяжелые сумки тянули все глубже и глубже на дно реки. Медленно опускаясь на дно, Скраппи, увидела две тени, парящие над поверхностью реки. «Как глупо…» вяло подумала она, наблюдая как кровь, облачком поднимающаяся из разбитого носа, уплывает куда-то наверх, закручиваясь темным дымком вокруг склоняющихся к ней водорослей. Мысли текли все медленнее и медленнее, словно уходя из нее с каждым облачком крови. Наконец, она мягко опустилась на дно реки, лес водорослей сомкнулся над ней и последняя мысль тихо покинула ее, устремивший к поверхности вместе с вереницей пузырьков, вырвавшихся изо рта. «Как… глупо…». *** Зверски болела шея, в темноте шумела вода, кисло воняло замоченное в ванной белье, за дверью шебаршились потрошащие мой рабочий ящик наркоши, а я сидел в темной ванной комнате и тупо пялился на поцарапанный экран. Связи не было, а что еще хуже – шум за дверью прекратился и в мою сторону шаркала пара ног, владельцы которой решили продолжить банкет. «Да штоб вы там все спиртовыми салфетками подавились, твари!». Дверь сильно дернули, и через минуту объединённые усилия обдолбышей увенчались успехом – дверь буквально вырвали из коробки, оставив в моих руках оторванную ручку. От резанувшего по глазам света я не успел предпринять ничего – ринувшаяся в проем фигура схватила меня за шею и резко толкнула назад. От боли, пронзившей мою шею и плечи я не мог даже сопротивляться, в то время как обдолбанная сволочь, хрипя какие-то ругательства, повалила меня в ванную. В мой нос и рот хлынул поток вонючей воды, заставляя забыть любую мысль о сопротивлении, а сжимающие шею пальцы не позволяли сделать вдох. Я погружался все глубже, чувствуя, как плавающее в ванной белье расступается подо мной как водоросли на дне реки, а разноцветные круги в глазах все больше напоминают солнечный свет, пляшущий на поверхности воды. Глава 2 А я сошла с ума... Какая досада! Внезапно для меня, руки, сжимающие мое горло, исчезли, и я целиком погрузился в воду. Ноги и руки свело от боли, каждый вздох порождал непонятное движение на спине, вызывающее волны боли, словно кто-то, раз за разом, проводил по коже острым ножом. С булькающим криком, я рванулся к поверхности воды, молотя вокруг себя руками и ногами, в попытке отцепится от окружающих меня водорослей. Захлебываясь, я пробил поверхность воды и неистово замолотил сведенными судорогой руками, пытаясь выгадать хоть секунду времени для глотка воздуха. Мои руки наткнулись на что-то напоминающее бревно или толстую ветку. Скользкая, но твердая, она дала мне возможность уцепиться за нее крючившимися в странных контрактурах руками, чтобы отдышатся. Через какое-то время, я открыл глаза… и в ужасе, снова их закрыл. «Спокойно, только спокойно…» Хотя, какой нахер «спокойно»? Вместо собственных рук я увидел покрытые шерстью ноги какого-то животного, с торчащими из концов костями, при ближайшем рассмотрении оказавшихся копытами! Закрыв глаза, я попытался успокоить дыхание, с хрипами вырывавшееся из перекошенного рта. Затем, собравшись с духом, вновь посмотрел перед собой… Ноги все еще были там. Покрытые коричневой шерстью, они судорожно стискивали скользкое бревно, поддерживая меня на плаву. Левая отличалась от правой большим бежевым пятном во всю голень, позволявшим рассмотреть целый ассортимент ссадин, видневшихся из-под мокрой шерсти. Теперь понятно, почему я не чувствовал ни одного пальца – они просто-напросто отсутствовали! «Все, приехали!»- в отчаянии подумал я – «Онейроид! Шизофрения! Допрыгался, блядь!». Я снова закрыл глаза и положил голову на скользкий от влаги ствол, нимало не заботясь о том, что продолжаю большей частью тела болтаться в воде. Это был конец. Сойти с ума, да еще так резко… В отчаянии, я стал тихо подвывать, медленно впиваясь зубами в новую «руку» – «Не хочу, не хочу, НЕ ХОЧУ! Ну почему жизнь должна окончиться именно так?!». В отчаянии, я хлопнул левой конечностью по бревну и тут же взвыл, когда твердый обломок сучка больно врезался в кожу где-то возле копыта. «Да лучше сдохнуть, чем закончить свои дни в дурке, с идиотской улыбкой гадя под себя и раз за разом просматривая больные фантазии поврежденного мозга!» Я прижался щекой к склизкой деревяшке и замер, напрягая все доступные мне чувства, в надежде, что хоть одно из них подскажет, где я нахожусь на самом деле и что происходит вокруг меня… Ничего. Ничего из того, что я должен был ощущать после всего произошедшего. Вместо неистребимого больничного запаха антисептиков, в нос лезло ощущение сырости от воды и кисловато-сладкий запах опадающей листвы. Тело начинало дрожать в прохладной воде, ласково закручивающейся вокруг меня, а что-то тяжелое на спине периодически постукивало меня по бокам, в такт такому же биению где-то на груди. Не было слышно голосов – только мягкий шорох листвы где-то вокруг. Открыв глаза и стараясь глядеть только перед собой, я увидел поросший травой берег реки, на котором, выдаваясь далеко в воду, лежал ствол поваленного дерева. С него давно облезла вся кора, но оставшаяся сердцевина упрямо цеплялась сучьями за берег, став пристанищем для мха и скользкой плесени. За берегом, на котором лежало мое бревно, поднималась стена мрачного, темного леса. Ни запаха больницы, ни голосов людей. Значит, и в правду – полное отрешение от реальности… Хотелось свернуться калачиком и тихо выть от ужаса, однако долго разлёживаться мне было не суждено – почувствовав движение воздуха возле уха, я поднял глаза перед собой. На меня внимательно смотрел волк. Небольшая, голенастая псина серого окраса с интересом обнюхивала меня, по-видимому, прицениваясь к бесплатному хавчику. «Молодой? Может, сам уйдет?» – едва родившись, мысль исчезла при виде гостеприимно распахнувшейся пасти с внушительным набором пилообразных зубов. «Волк! Едрить его налево – ВОЛК!» в панике взмемекнул я и, оттолкнувшись от дерева, за которое я так долго держался, бросился назад в воду. Вновь молотя непослушными культяшками, которые, по какому-то недоразумению, приделали всем лошадиным, я ломанулся на другой берег. Выплыв на середину неширокой речки я оглянулся и замер, нелепо раскинувшись в воде – за мной, усердно работая лапами и недобро скаля зубы, плыла серая сволочь. «Нооогииии, не подведите!» – я бросился грести дальше, попутно вспомнив, как плавали виденные мной лошади – лёжа на боку и загребая всеми конечностями. Однако опыт эмпирический и опыт практический – это таки две большие разницы, и моя попытка изобразить «купание красного коня» чуть не привело к повторному знакомству с рыбами и водорослями. В панике я совсем забыл, что на моей спине болтается что-то, и это что-то набрало достаточно воды для того, чтобы при малейшем наклоне начать тащить меня на дно. Отплевываясь и лихорадочно хватая ртом воздух я вынырнул, и, не мудрствуя лукаво, перешел на известный всем и каждому «собачий стиль», неистово молотя конечностями по воде и пытаясь добраться до берега раньше, чем мой преследователь. Выплыв, я обернулся и сделал долгий выдох, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. Не люблю собак, а тут вам целый волк! Практически бесполезные в любой мало-мальски приличной драке, они имеют обыкновение изводить нашего брата, при полном попустительстве пациентов. «Ну что вы – она совершенно не кусается!». Угу, ага… За пять лет трое штанов и две иммунизации от бешенства. Хватит с меня! Серый только достиг середины реки, по-видимому, так и не растеряв своего энтузиазма по поводу бесплатных харчей. «Стоп! Если это все же галлюцинации – то может, стоит попробовать наладить контакт? Нехорошо будет, если лечащему врачу в глаз засвечу, отметелят и на «вязки» положат, как буйного…» – Эй, док! Если вы меня слышите и это все мои галлюцинации – то не стесняйтесь и приглашайте санитаров! Если приду в себя, то я вам сам все расскажу, коллега. Но сейчас – НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ! Я за себя не отвечаю!» проорал я в сторону приближающегося волка. По-видимому, это только добавило ему задора и он, зарычав, прибавил темп. Убегать я не рискнул – догонит, повалит и искусает, ежели вообще не сожрет. Я решил не давать ему вылезти из воды, а там – будь что будет. Может, к тому времени как он устанет, меня наконец привяжут к кровати и тогда проблема разрешится сама собой… А если нет – то мне придется постараться, чтобы не стать вечерним перекусоном. Дождавшись, когда волк подплыл ближе к берегу, я зашел в воду и, тяжело поднявшись на задние ноги, обрушился всем весом на рычащую голову, стараясь окунуть ее поглубже. Как это ни странно – моя задумка удалась. С булькающим звуком волк скрылся под водой, но через секунду снова всплыл, издав забавный звук «свистка под водой» и пытаясь прорваться к берегу. Опасаясь укусов, я кружил на расстоянии вытянутой руки от него, вновь и вновь окуная его в мутную от нашей возни воду. Наконец, движения волка стали замедлятся, глаза подернулись мутной поволокой, и он повернул прочь. Я провожал его глазами до другого берега реки и со вздохом разжал сведенные в напряжении зубы только тогда, когда неуверенно ступающая серая тень пропала среди деревьев на другом берегу. «Наверное, и вправду, молодой. Не думаю, что смог бы так макать матерого хыщника.» От холода и перенесенного волнения меня бил озноб, и мне пришлось постараться, чтобы выбраться на крутой берег над рекой. Моим глазам открылась картина осеннего леса. В отличии от мрачной чащи на другом берегу, дубрава была насквозь пронизана светом, и сквозь желтеющие листья проглядывало по-осеннему мягкое, заходящее солнце. Еще теплый ветер потихоньку подсушивал мое мокрое тело и, пользуясь моментом, я решил осмотреть себя. Пегая. Пегая лошадка с несколько жеребячьими пропорциями тела и… Крыльями? Большими крыльями, расслаблено висевшими по бокам туловища? Через несколько минут ужас, отпустивший меня во время возни с четвероногим хищником, вновь вцепился мне в глотку. Похоже, я действительно повредился рассудком. Иначе, как можно объяснить превращение моего тела в лошадиное? С крыльями! С мокрыми холщовыми сумками, висящими на лямках под крыльями! С парой желтых браслетов на задней правой ноге! С собранными в пучок черно-белыми косичками на хвосте и голове! С… «Стоп!» Ощущение кокой-то неправильности, отсутствия чего-то нужного заставило меня сесть на попу и медленно и очень осторожно, повести копытами от груди в низ живота, спускаясь все ниже и ниже, дойдя до… Забавно, я и не знал, что способен так орать. Наверное, со стороны это смотрелось довольно забавно – голосящая пегая лошадка, шарящая у себя в промежности и соперничающая децибелами со свистком паровоза. Однако мне было совсем не до смеха. Вместо знакомых и родных частей тела, мои копыта натолкнулись на пару маленьких холмиков, притаившихся между бедер и снабженных аккуратными сосочками. А за ними, под хвостом… «Тваюжмать! Что за хренова чертовщина творится?!» орал я благим матом, раз за разом вздрагивая от прикосновений к абсолютно незнакомым мне частям организма. Но, несмотря на мои крики, они никуда не исчезали, а единственным результатом этих ощупываний стала довольно странная реакция крыльев – теперь, вместо вялых неподвижных тряпок за моими плечами топорщились два здоровенных (по моим меркам) паруса с широко расставленными маховыми перьями. «А вам-то хрена нужно?». Поскуливая от страха, я вскочил и стал вертеться вокруг себя в тщетных попытках понять, куда делась довольно существенная и, прямо скажем, дорогая мне часть моего тела. Успеха это не принесло, лишь добавило мне головокружения и тошноты. При каждом взгляде назад мой взгляд натыкался на рисунок, с обеих сторон нанесенный на «щеки» моей новой бежевой задницы – черную металлическую болванку. Это была последняя деталь, которая, в купе с браслетами и возможностью членораздельно орать, дала мне возможность понять, как же я влип. Свихнуться так неожиданно и на чем – на мультфильме про маленьких, мать их, пони? Это было обидно! Это было оскорбительно! Не благородный инфаркт, не вызывающий сочувствие инсульт – а мерзкая, богопротивная шизофрения! «Эх, пациенты нас всех доведут до помешательства» вздохнут коллеги и выбросят меня из головы. Был человек – и нет человека. Потерялся в глубинах своего разума и ни лекарствами, ни операциями не вернуть его обратно. Не нужно навещать его в больнице – не узнает он ни родных, ни знакомых, существуя сам в себе. Охваченный страшными мыслями, я метался по берегу, спускаясь все ближе к воде. «А может, нахрен все? Сумки на шею – и в воду? Вот счаз…» – я не успел додумать крамольную мысль, как вдруг пасторальную тишину разорвал далекий, но пробравший меня до костей вой. «Санитары? Или санитары леса?» – подумал я – «Нет уж! Ловите меня сами! ЖИВЫМ НЕ ДАМСЯ!». Крылья мгновенно опали, но не повисли, как раньше, а самостоятельно свернулись и легли параллельно туловищу, закрывая большую его часть. Я повернул прочь от воды и, оглядываясь, потрусил в светлую дубраву. Сумки болтались у меня за спиной, по груди, в такт шагам, постукивал полотняный чехольчик, который я так и не удосужился рассмотреть. «Спокойствие, только спокойствие! Шиза? Ну и ладно! Пусть будет так. Главное, найти местечко и постараться обдумать сложившуюся ситуацию. А там уж – будь что будет!». И с этими мыслями, я углубился в освещенный осенним солнцем лес. Глава 3 А почему бы благородному дону не покопаться в пантсу? Довольно долго я бодро рысил по лесу без какой-либо чёткой цели, наслаждаясь самим процессом движения. Опадающие листья приятно шуршали под копытами, создавая забавное ощущение, словно ноги были одеты в толстые мокасины. Тело бежало вперед легко и свободно, не порождая неудобства от движения на четырех конечностях и желания подняться во весь рост, хотя я периодически ловил себя на неосознанном желании поджать более не существующие пальцы ног, каждый раз, когда под копыто попадали желудь или ветка. Теплый воздух, пронизанный мягким солнечным светом, был наполнен опадающей листвой и неслышно летящими на крыльях по-осеннему прохладного ветерка паутинками. Каждое дерево, казалось, соперничало с другими количеством багрянца, в который оно могло окрасить свою листву и тихо роняло ее перед моими глазами, приглашая полюбоваться этой мимолетной красотой засыпающей природы. И я любовался на это буйство красок, пробираясь между деревьями, перепрыгивая ручейки и обходя заросли кустов. Наконец, неторопливая трусца привела меня к небольшой полянке, на которой, словно старая неподвижная скала, высился исполинский дуб. Черный, морщинистый ствол был кряжист и недвижим как скала, раскидистые ветви могучей кроной держали в почтительном отдалении прочие деревья, а плотная завеса кудрявых листьев, казалось, и не думала начинать опадать. «Пожалуй, тут и остановимся!» бодро заявил я сам себе скорее для того, чтобы в этом царстве торжественного безмолвия услышать хоть какой-либо звук громче, чем столкновение листьев с землей. Присев на мягкий мох, покрывающий корни старого дуба, я вытянул приятно гудящие после долгой пробежки ноги перед собой и негромко продекламировал: «The woods are lovely, dark and deep, But I have promises to keep, And miles to go before I sleep,