Антология мировой фантастики. Том 3. Волшебная страна - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 37
- Предыдущая
- 37/97
- Следующая
И тогда среди всего великолепия зачарованной земли, о котором может рассказать только песня, Лиразель вызвала в памяти образы шиповника, первоцвета и некоторых других трав и цветов, что полюбились ей в полях, которые мы знаем. Мысленно выйдя в эти поля, она представила себе Ориона, отгороженного от нее неведомым числом земных лет и живущего ныне где-то по ту сторону волшебной границы. Все магические чудеса Страны Эльфов и вся ее красота, которую нам не дано представить никаким напряжением фантазии, ее глубочайшее спокойствие, способное убаюкать столетия так, что они спят бестревожно и не чувствуют шпор времени, и волшебное искусство отца Лиразели, не дающее увянуть ничтожнейшей из лилий, и даже заклятья, при помощи которых король обращал в реальность любые грезы и желания, — все это больше не занимало принцессу, не приносило ей удовольствия. Ее воображение свободно устремлялось все дальше и дальше за сумеречную границу. Вот почему ее вздох разнесся так далеко над всей волшебной страной, тревожа безмятежно дремлющие цветы.
Отец Лиразели ощутил печаль дочери, услыхал разбудивший цветы вздох и почувствовал, как ее тоска всколыхнула безмятежное спокойствие Страны Эльфов. Правда, было это возмущение таким легким, что его можно сравнить разве что с тем, как заблудившаяся в летней ночи пичуга чуть-чуть колышет портьеру на окне, слегка касаясь ее тяжелых складок трепетным крылом. Он прекрасно понимал, что, сидя с ним на троне, о котором может рассказать только песня, Лиразель печалится всего лишь о Земле и вспоминает какой-то милый тамошний образ, сравнивая его с немеркнущей славой Страны Эльфов, однако даже это не вызвало в его магическом сердце ничего, кроме сочувствия; так мы жалеем ребенка, который пренебрегает тем, что для нас свято, но может вздыхать по какой-нибудь тривиальной мелочи. Чем меньше казалась ему достойной сожаления Земля, беспомощная жертва времени, которая сейчас здесь, а в следующий момент исчезнет, мимолетное видение, проносящееся вдалеке от прекрасных берегов зачарованной страны; мир, слишком коротко живущий, чтобы представлять серьезный интерес для отягощенного магией ума, — тем сильнее король жалел свое дорогое дитя, грустящее из-за пустого каприза, которому принцесса неосмотрительно позволила увлечь себя и который — увы! — был связан с вещами, обреченными на неминуемое и скорое исчезновение. Да, Лиразель была несчастна, но король не испытывал ни гнева, ни раздражения в отношении Земли, которая завладела ее воображением. Самые сокровенные чудеса Страны Эльфов не доставляли Лиразели удовольствия, вздохи ее были адресованы чему-то другому, и его могучее искусство должно было немедленно исполнить ее желания. Тогда король отнял свою правую руку с поверхности таинственного трона, выкованного из музыки и миражей и поднял ее вверх. Великая тишина пала на Страну Эльфов.
Большие круглые листья в лесной чаще оборвали свой неумолчный шорох, словно высеченные из мрамора, застыли птицы и твари, даже бурые тролли, скакавшие к Земле, вдруг остановились в благоговейном молчании. И среди этой тишины стали вдруг слышны негромкие жалобные звуки, похожие на тихие вздохи по чему-то, чего не в силах выразить никакие песни, и на голоса слез, что звучали бы, если бы каждая соленая капелька ожила и, научившись говорить, попробовала рассказать о неисповедимых путях печали. Понемногу все эти тихие шепоты сплелись в торжественную медленную мелодию, которую хозяин зачарованной страны вызвал к жизни взмахом своей волшебной руки. Эта мелодия рассказывала о рассвете над бесконечными болотами на далекой Земле или какой-нибудь другой планете, неизвестной в Стране Эльфов. О рассвете, который медленно возникает среди глубокой тьмы, звездного света и пронизывающего холода; о рассвете бессильном, морозном, не радующем ничей глаз, едва затмевающем сияние равнодушных звезд, наполовину скрытом тенями гроз и штормов и все же ненавидимом всеми темными тварями. Она говорила о рассвете, рождающемся долго и мучительно, пока в одно мгновение тусклое марево болот и стылое небо не озарятся вдруг золотым светом.
Мелодия рассказала все, что могла, об этом чуде, которое навсегда осталось чужим Стране Эльфов. Король вновь шевельнул поднятой рукой и зажег над своей волшебной страной другой рассвет, призвав его с одной из ближайших к солнцу планет. Свеж и прекрасен был этот рассвет, явившийся из далеких, неизвестных пределов и давно забытых веков, засиявший над Страной Эльфов. Капельки эльфийской росы, повисшие на кончиках согнутых травинок, вобрали его свет в свои крошечные хрустальные сферы и задержали там удивительную и яркую красу похожих на наши небес, которую увидели впервые за несчитанные столетия своей зачарованной жизни.
Рассвет разгорался медленно и неохотно над непривычными к нему землями. Он затоплял их красками. На странные, длинные листья эльфийских деревьев лег какой-то новый отблеск, а от их чудовищных стволов пролегли невиданные в Стране Эльфов тени. Они заскользили по траве, не подозревавшей об их приближении. Башни дворца, постигая это новое чудо и признавая его магическую природу, откликнулись свечением своих священных окон, которые, словно озарение, вспыхнули вдруг над равнинами Страны Эльфов и смешали мазки бледно-розового с безмятежной голубизной Эльфийских гор. Дозорные, что веками сидели на выступах этих сказочных вершин, следя за тем, чтобы ни с Земли и ни с какой-нибудь другой звезды не проникло в зачарованную страну ничто чуждое, увидели, как осветилось в предчувствии рассвета сумеречное небо, и, вскинув рога, затрубили так, как трубили, предупреждая Страну Эльфов о появлении чужака. Стражи уединенных долин в тени своих страшных утесов подняли к губам рога легендарных быков и воспроизвели этот сигнал еще раз. Эхо, подхватив их повторенный мраморными ликами скал клич, донесло его до всех самых отдаленных и диких гор и ущелий, так что вскоре вся Страна Эльфов зазвенела трубными голосами тревоги, предупреждающими, что нечто постороннее вторглось в ее пределы. И к этой насторожившейся, замершей в ожидании земле, вдоль утесов которой поднялись к небу магические клинки, призванные сигнальными рогами из почерневших ножен, чтобы отразить врага, пришел нежный, золотисто-розовый рассвет — древнейшее из всех известных человеку чудес. Дворец, полный волшебства, заклинаний, магии, полыхнул в ответ своей ледяной голубизной не то в знак гостеприимства, не то бросая вызов сопернику, и его яркое сияние добавило эльфийской земле красоты, о которой способна рассказать разве что песня.
Король еще раз взмахнул рукой, которую он по-прежнему держал вровень с хрустальными зубцами своей короны, и по его приказу стены магического дворца раздались, чтобы явить Лиразели бесконечные лиги зачарованного королевства. Благодаря магии, произведенной движением пальцев короля, она увидела и темно-зеленые леса, и влажные равнины Страны Эльфов, и торжественные бледно-голубые горы, и долины, охраняемые их жителями, и всех сказочных зверей, что бродили в полутьме под покровом густой листвы, и даже шумную ватагу троллей, что неслись прочь к границам Земли. И еще увидела Лиразель дозорных, поднявших к губам рога, на которых играли яркие краски рассвета, и это было ясным доказательством величайшего триумфа ее отца, сумевшего при помощи сокровенного искусства приманить из невообразимой дали утреннюю зарю, призвать только для того, чтобы умиротворить дух дочери, потрафить ее капризам и отвлечь от мечтаний о Земле. Лиразель видела лужайки, на которых веками праздно дремало Время, не засушившее ни одного цветка из тех, что их обрамляли. Новая заря, рассеивая томные краски Страны Эльфов, вставала над любимыми ею лужайками и пришлась Лиразели по душе, так как с ее приходом они обрели красоту, какой не знали до тех пор, пока рассвет не совершил свое дальнее путешествие, чтобы смешаться с сумерками зачарованной земли. Так прежде горели, сверкали и серебрились над лужайками лишь легендарные шпили и башни дворца, о котором может рассказать только песня.
Король эльфов оторвал свой взгляд от этой ослепительной красоты и взглянул в лицо дочери, надеясь увидеть радостное удивление, с каким она станет озирать свой сияющий дом. Он надеялся, что все ее мысли отвратятся от полей, где властвуют старость и смерть и где — увы! — они все это время блуждали. Глаза Лиразели, ради которых он заставил рассвет отклониться от предначертанного природой пути, были обращены к Эльфийским горам, с которыми они удивительно сочетались своей голубизной и таинственностью, и все же в их магических глубинах, в которые пытливо заглянул король, он увидел все ту же затаенную мысль о Земле!
- Предыдущая
- 37/97
- Следующая
