Царь грозной Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 43
- Предыдущая
- 43/151
- Следующая
Напугать царя было совсем не трудно. Москва бушевала, лилась кровь. А 29 июня восстание приняло новый оборот. Заговорщики распространили слухи, будто Глинские призвали крымского хана, а сами прячутся в Воробьеве. Толпы двинулись к Ивану Васильевичу требовать их выдачи, и вели с собой палача, чтобы сразу казнить их. В описаниях событий можно найти новые четкие доказательства, что бунт был подготовлен заранее. Москвичей вели организованно, «боевым обычаем», многие были вооружены копьями и щитами. Как видим, не все сгорело и расплавилось, кто-то позаботился припрятать оружие и раздать в нужный момент. Людей науськивали, будто царь знал о планах Глинских, прячет их. Впоследствии Иван Грозный подтверждал: «Бояре научили были народ и нас убити».
Карамзин пишет, что государь велел стрелять в бунтовщиков и разогнал их. Откуда писатель это взял, остается загадкой. О стрельбе не упоминает ни один документ. Возможно, Карамзин перепутал Ивана Васильевича с Алексеем Михайловичем, который в 1662 г. залпом стрельцов усмирил Медный бунт. Но Алексей Михайлович подавлял его уже зрелым и опытным властителем, а Иван был растерян и совершенно деморализован Сильвестром. Никаких стрельцов у него еще в помине не было. У него вообще не нашлось воинских сил, некому оказалось даже увезти его подальше от восставшей столицы! Когда пришли мятежники, царь «удивися и ужасеся», но «не учини им в том опалы». Вступил в унизительные переговоры, обещал разобраться [138]. Но и подстрекатели просчитались. Видимо, надеялись, что разбуянившаяся чернь убьет Ивана, а там и спросить будет не с кого. Однако народ вовсе не был настроен против царя. Москвичи любили его, и шли карать лишь «измену» Глинских. Убедились, что их нет в Воробьеве, и стали расходиться. А сами заговорщики поднять руку на царя не рискнули — тот же народ на копья поднимет.
Кстати, еще одно совпадение, случайное ли? Тогда же, в 1547 г., кроме Москвы, взбунтовался еще один город. Новгород. Снова Новгород, который и раньше бывал связан с мятежами Андрея Старицкого, Шуйских. Он забузил без всяких пожаров, но архиепископ Феодосий писал в столицу о «великих убийствах» и грабежах. И из его послания видно, что новгородцев подпоили. Рассказывая о случившемся, Феодосий умолял царя закрыть корчмы [36]. Ранее уже отмечалось, что русские законы строжайше запрещали продажу спиртного. Но в годы боярского правления на это закрывали глаза. (Уж конечно, наместники получали изрядную долю с подпольной торговли.) И чтобы восстановить исполнение закона, требовалось вмешательство самого царя! Вполне может быть, что и в Москве для «подогрева» бунта использовали спиртное.
Что ж, уничтожить Ивана Васильевича не получилось — зато как нельзя лучше удался другой вариант. Захватить его под свое влияние. Царского духовника Бармина оклеветали, что он подстрекал чернь к мятежу, сняли с поста протоиерея Благовещенского собора и отправили в монастырь. Его место занял Сильвестр. Он оказался вовсе не «пророком», а ловким политиком и интриганом. Устрашая государя карами, которые за его грехи обрушатся на всю страну, он призывал к покаянию и «исправлению». И царь принял его духовное наставничество. Да не просто принял! Он упрашивал Сильвестра, чтобы тот стал ему наставником. А священник еще и кочевряжился, делал вид, будто колеблется. Наконец, милостиво согласился, но потребовал от Ивана Васильевича полного и безоговорочного послушания.
При дворе произошли и другие перестановки. Михаил Глинский и близкий к нему Турунтай-Пронский, опасаясь расправы, попытались бежать в Литву. За ними организовали погоню, они поняли, что им не уйти, и сдались. Царь и бояре судили их. Учли, что они удирали не ради измены, а со страха, и серьезных наказаний они избежали. Глинского лишили чина конюшего и отправили их с Пронским в ссылку, конфисковав значительную часть их имений.
А новые советники выдвигались по рекомендациям Сильвестра и Адашева. Фактически произошел еще один переворот. И при этом стоит отметить немаловажное обстоятельство. Адашев происходил из костромских дворян, далеко не самых знатных. А Сильвестр и вовсе был «худородным». Но никто из князей и бояр, выдвинувшихся к руководству — Шуйские, Ростовские, Федоров, Палецкий и др., почему-то не возмущались и не протестовали, что двое государевых приближенных возвысились совершенно «не по чину». Это могло быть только в одном случае. Если сами Сильвестр и Адашев были орудием победивших заговорщиков и действовали в их интересах. Впрочем, метод был опробован уже давно. Когда на трон взошел молодой Василий III, ему подсунули в советники «старца» Вассиана Косого. И точно так же к Ивану IV протолкнули Сильвестра. Но охомутали царя гораздо сильнее, чем его отца.
18. «ИЗБРАННАЯ РАДА»
Принципы самодержавия были выработаны еще в Византии. Но на Руси они в значительной мере трансформировались, были приспособлены к иным историческим и национальным традициям. Одним из теоретиков сильной монархической власти являлся св. Кирилл Белозерский. В своих письмах к Московским государям он приравнял «мирское княжеское делание» по устройству Отечества, по защите его от врагов, к церковному служению. Даже ставил государево служение выше церковного, выше постов и молитв! [114] Деятельность царя на благо православной Руси была службой Самому Богу.
Письма св. Кирилла Белозерского высоко ценил и использовал св. Иосиф Волоцкий. В его работах учение о самодержавии получило дальнейшее развитие. Он писал Василию III: «По подобию небесной власти дал ти еси Небесный Царь скипетр земнаго царствования». Власть дана от Бога — и отчет в ней давался лишь Одному Богу. Но при этом государь отвечал не только за себя, он нес огромную ответственность за своих подданных, обязан был защищать их «от треволнениа… душевныя и телесныя». Душевные треволнения — это «еретическо ученье», а телесное — «татьба и разбойничество, хищение и неправда».
А такие обязанности требовали и чрезвычайных прав. Прав поощрять достойных и карать преступников, невзирая на их положение. Св. Иосиф указывал: «Страшен будеши сана ради и власти царския и запретиши не на злобу обращатися, а на благочестие». Причем право наказывать было, в свою очередь, и обязанностью. Дать волю тем, кто творит зло, потворствовать им — для царя это являлось тяжким грехом перед Господом. Государь отнюдь не был «первым среди равных», он был неизмеримо выше любого из своих подданных. И выступать против него было как светским, так и духовным преступлением — он был главным защитником Веры и Православной Церкви. Св. Иосиф писал: «А божественныя правила повелевают царя почитати, не свариться с ним». Учил, что даже высшие иерархи Церкви не должны вмешиваться в его дела. Если же «когда царь и на гнев совратится от кого», они могут лишь просить о снисхождении к провинившемуся «с кротостью и с смирением и со слезами»
Действительно, при Иване III и Василии III власть государя приблизилась к самодержавной. Но боярское правление порушило эту традицию, и Ивану IV пришлось заново строить принципы своей власти. Причем путь его получился сложным и совсем не прямым. Конечно, он знал работы свв. Кирилла Белозерского, Иосифа Волоцкого (и наверное, не случайно любил Кирилло-Белозерский и Иосифо-Волоколамский монастыри). Но в вопросе, как именно должен править царь, существовали разные точки зрения. Святитель Макарий верил, что надо действовать добром, в согласии со всеми, и союз царской власти с Церковью сам по себе способен преодолеть все трудности. А для государя, как поучал Макарий, было главным «сохранити сия евангельская четыре заповеди: храбрость, мудрость, правду, целомудрие и потом суд праведный и милость согрешающим».
К его позиции был близок преподобный Максим Грек. Иван Васильевич освободил его из заключения, куда он попал из-за своей чрезмерной доверчивости. Преподобный был уже стар, его определили в Троице-Сергиев монастырь, доживать век в покое. В своих работах он полностью соглашался, что власть царя чрезвычайна, и фигура его — священна, писал, что земной царь — это вообще «образ живый и видимый Царя Небесного». Но отсюда св. Максим делал вывод: так же, как Бог «весь милость, весь щедр ко всем вкупе живущим на земле», так и государь должен являть милость ко всем. И молодой монарх сперва пошел именно по такому пути. Чем и пользовались Сильвестр с Адашевым, настраивая его нужным для себя образом.
- Предыдущая
- 43/151
- Следующая
