Это не наша война - Кошовец Павел Владимирович - Страница 2

      - Наша благодарность будет иметь границы, но столь широкие, что вы останетесь довольны. Возьмите пока в качестве аванса и доброго жеста, сколь высоко мы вас ценим, вот это, - со среднего пальца левой руки был стянут внушительный перстень с кровавой каплей рубина и подвинут к противоположной стороне. Широкие, лопатообразные ладони на краткий миг алчно дрогнули, а после правая рука накрыла драгоценность, левая - её, и на кисти снизошёл покой. - О свежих новостях в отсутствие особой срочности будете сообщать раз в три дня. Схема встреч вам известна. На экстренный случай получите дополнительные инструкции у человека за дверью. А теперь ступайте.

      Военный, покидая комнату без окон, вздохнул с облегчением - потомственные дворяне да ещё дракон знает в каком надцатом поколении, да ещё облечённые властью, чересчур уж капризны, могут прихлопнуть при лёгком раздражении или недовольстве, с них станется. Это у них кровь с золотистым отливом и вкраплениями алмазов и прочих драгоценных камней, у остальных же так себе, седьмая вода на киселе, пустить её, всё равно что пустить ветры или высморкаться в платочек, в котором духов больше нежели шёлка.

      Он не обманывался насчёт собственной незаменнимости - легко вкрутят свежую преданную голову на старый механизм из рук и ног, чтобы бегать, и поясницу, чтобы кланяться. Осведомителей у людей, подобных хозяину, немеряно, порой в пруду бывает меньше рыбы. И даже щука практически не хищник по сравнению с некоторыми экземплярами, которые крутяться вокруг. Тем не менее, не стоит недооценивать и свою важность - работу он проводит огромную, сеть народа на нём замкнута большая, некоторые ключевые лица будщих событий общаются непосредственно с ним... Только уж гладко всё идёт... Как бы не вышло так, что лепят из него жертву на заклание. Кровавую, ибо красная водичка уже пролилась.

      Дракон его возьми! Это не пальчик порезать - это остаться без любимой головы! Ничего, он ещё повоюет. Порой сложнее поменять старого коняку на переправе на молодого, галопирующего и нетерпеливого. А там, после основных вырываний друг у друга кусков пожирнее и плотных чисток граблями, если всё будет нормально, можно и присмотреться - вдруг стоит притвориться мёртвым и, дабы окончательно отбить от себя внимание, хорошенько завонять этаким трупным запашком - надушенные носы этого не любят. Это в спальнях у них среди гарема покладистых любовниц хорошо получается трусить яйцами, будто флагом, призывающим в бой, а на деле пропотевшие подмышки могут изрядно испортить настроение. И какая в таком случае война?!

      - Странная штука - жизнь, разорви меня дракон, - разглагольствовала куча тряпья с торчащим внушительным носом; волосатый овал, соседствовавший с источником звука, недоумённо подрагивал, будто бы дублируя сказанное. - Слышь, кирпичнорожий, ты когда-нибудь раньше мог представить, своим пыльным умишком, отставляя кирку в сторону и царапая задницу о золотую жилу в надежде побороть зуд, что встретишься с самим Худуком? Будешь иметь честь находиться с ним в одной компании?

      Сидящий на козлах гном только хмыкнул, поправил съезжавшую набок шапку, когда-то имевшую форму колпака, явно думая о чём-то своём. Рядом с первым овалом появился второй и чутко развернулся в сторону гнома.

      - Да-да, разорви меня дракон ещё раз, - с самим! - из тряпичной массы возник указующий перст, намекая на важность данной фразы. Касалось ли это кровожадного дракона или персоны некоего Худука, вряд ли стоило уточнять. Беседа явно велась в одни ворота. - А ты, остроухий, гнома тебе в зубы, что об этом думаешь? - волосатый овал развернулся вглубь фургона. - Молчишь? Ну, молчи-молчи, подушка облезлая. Всё мечтаешь о бабочках и бабушках? Сколько человеческих самок ты поимел и пережил, сколько королевств заселил своими ублюдками...

      - Когда уже переполнится ядом твоя гоблинская душонка и усохнет чёрный язык, как осенний лист...

      - Ох - ох - ох! Как страшно! Хра-хра-хра, - донеслось довольное похрюкивание, кончик носа - если только можно использовать это слово, ни в коей мере не передающее размеры анфасной части обонятельного органа, пожалуй, даже, вводящее в заблуждение - принялся равномерно раскачиваться, будто маятник. - Осенние листья, нежный ветерок, тёплые звёзды, голые ляжки... Поэт ты наш доморощенный, драконом стукнутый. Пока зарифмуешь, подружка состарится...

      Из тряпок возникла патлатая голова, волосатые овалы к которой крепились в местах обитания ушей, а нос, соответственно, носа. Пародийно большие черты лица (в том числе глаза и губы) придавали существу комичный вид. Если бы не мелькавшие в улыбке - совершенно не добродушной - два ряда мелких и остреньких зубов и двух крупных клыков, выходящих за нижнюю губу, это существо смело можно было приписывать детям в качестве живой игрушки. Если у родителей, конечно, крепкие нервы.

      - Рохля, а ты спишь?!

      - Чего орёшь, жрать охота? - донёсся невнятно-басовитый гул, и в средине фургона заворочалось нечто большое, внушительное, навес жалобно заскрипел и зашатался. - Остановка? Кушать будем, жрать охота?

      - Папа твой дракон.

      - Че-го?

      - Спи-спи, мой маленький. Чем больше спишь, тем меньше жрёшь. Логично?

      - Чего, жрать охота?!

      - Тьфу ты! - рассердился гоблин - а это был он, глаза недобро сверкнули. - Вон вижу свежескошенное сено. Щас остановимся - пожуёшь.

      В фургоне произошло несколько серьёзных манёвров, отчего он опасно накренился на правую сторону. Донёсся недовольный возглас:

      - Рохля, прекрати!

      - А я чего? Ничего, жрать охота. Только я не коро-о-ва, - пробубнел обиженный голос.

      - Ностромо, сворачивай с тракта. Сходим на пи-пи и разомнёмся, - вновь раздался голос пострадавшего от телодвижений Рохли.

      - А поесть?

      - И поедим, - согласился голос. - К ближайшему постоялому двору ещё ехать и ехать, так что перекусить не помешает.

      Гном, не оборачиваясь, кивнул, потянул вожжи, заворачивая игреневого Кыша и гнедого Мыша вправо.

      Солнце неспешно пригревало, потихоньку уходя с зенита, теряло силу, но не настойчивость. Воздух был залит многоголосым щебетанием и жужжанием суетливых насекомых. Вообще, в пространстве было разлито ощущение такой всеобщей благодати, что всё: от листочка рябины, самой дальней сосновой иголки и труженицы пчелы до свежеобъявившейся странной компании должны были проникнуться этой гармонией и равноденствием.

      А компания была воистину странной. Гном распрягал коней. С его действительно темнокожего лица - будто от продолжительного загара или въевшейся каменной пыли в курчавой светлой бороде не сходила улыбка. Мягкими, уверенными движениями он обхаживал животных, довольно протирал пучком травы лоснящийся круп Мыша - что для его народа было довольно непривычно. Невысокий и широкоплечий, сквозь распахнутую рубаху выглядывали покрытые жёстким волосом пластины груди.

      Первым из повозки выпрыгнул человек, худой и жилистый мужчина с распущенными длинными тёмно-русыми с проседью волосами. С хрустом потянулся и поспешно помчался к ближнему лесу.

      - Ройчи, поаккуратней там! - крикнул ему вдогонку гном. - Не напугай медведя!

      - Я такой невнимательный, что действительно могу не заметить мишку, - со смешком ответил тот. - Спасибо, что напомнил, буду аккуратней, - донеслось из кустов.