Экзо - Катлас Эдуард - Страница 10
- Предыдущая
- 10/17
- Следующая
Вместо этого у его ног стоял, чуть ли не добродушно глядя в глаза пленника, невысокий толстячок. Короткие пухлые пальцы почти небрежно держали рукоять длинноствольного револьвера. И подобного оружия Дрей также совершенно не ожидал увидеть у вожака стаи, получившего прозвище Хаммер. Казалось, весь этот человек – сплошной набор несуразностей. И в оружии, и в комплекции, в имени и в одежде. Как-то не шли к его фигуре обтягивающие тряпки из латекса.
Но дуло револьвера неотрывно смотрело на доставщика, как будто предлагая не обольщаться. Латекс или нет, но шесть зарядов даже из экзотического оружия, выпущенных в упор и твердой рукой, поменяют мнение любого человека о моде и античных идеалах фигуры.
– Ты онемел, навозник? Я все еще жду ответа.
– Вы помогаете мне выиграть второй бой, я его выигрываю. Все просто. Все довольны. Вы зарабатываете столько, что можно подумать о маленьких пробирочках с размножающимися культурами нано, а может быть даже и о паре полезных геммов.
– А тебе это каким боком? Не говори мне, что ты бродячий боец и любишь выигрывать.
– Из того, что я услышал и понял, я либо выигрываю, либо мое хрупкое тело разбирают на отдельные полезные части. Может быть, я буду выглядеть архаичным, но я люблю свое тело в том виде, в котором получил его от родителей.
Банда вокруг него расхохоталась. Дрей не то чтобы был о себе совсем уж низкого мнения, но все же он не считал свою шутку достаточно удачной, чтобы заставить мурашей так дружно смеяться. Они ржали над ним, а не над его шуткой. Своим смехом они измывались над его наивностью, одновременно показывая ему, насколько призрачны шансы чужака вырваться из сложившейся ситуации живым.
– Знаешь, навозник, – толстяк лишь слегка усмехнулся, – в отличие от своей шайки, я люблю честные сделки. А эта сделка не будет таковой, если сначала я тебе не скажу кое-что. Ты согласен услышать пару неприятных известий? Ты вроде храбрый парень, но даже самые-самые храбрые парни ненавидят рассматривать окрестности, когда висят вниз головой на крыше небоскреба, и лишь веревка, которой связаны их ноги, удерживает их от падения. Особенно, если по этой веревке елозит нож, пусть даже и тупой.
Сравнение было весьма живое, и Дрей невольно решил, что Хаммер не пытался раскрасить свою речь несуществующими образами. Как-то не хотелось Дрею причислять к списку достоинств толстяка воображение и образное мышление. Скорее, он просто вспоминал что-то из своего недалекого прошлого. Кому-то сильно не повезло, и доставщик даже думал, что именно рука толстяка держала тот тупой зазубренный нож. Возможно, специально тупой.
– Ничего не скажу по поводу своей храбрости, но я бы все же послушал, – ответил Дрей.
– Отлично. Я верил в тебя. Так вот, новость дня: еще ни один навозник не выживал трех боев. Некоторые проходили первый. Я видел двоих, которые выползли с арены после второго. Но третий бой – это уже профессиональный ринг, если ты понимаешь, о чем я тебе толкую. Третий бой – это высокие ставки, там на кону находятся такие пробирки, какие тебе и не снились. Ставить на навозника в третьем бою – это для дурачков, молодых придурков, которые хотят заработать по легкому. Мы же люди разумные. Мы лучше будем иметь верняк, понемногу, не торопясь, выигрывая раз за разом. Хорошая стратегия в длительной перспективе, не находишь?
– Безусловно, – тут же откликнулся экзо. Он начал слегка уставать от попыток толстяка выглядеть великим философом, поэтому моментально вклинился в монолог, ответив на вопрос, который, судя по интонации, ответа не требовал. – Но почему бы не попробовать взять свой верняк на втором бою?
– А тебе-то это зачем, задохлик? Ты же все равно сдохнешь. Даже если и переживешь все начальные бои, то придешь к тому же – тебя разорвут в третьем бою.
– Предпочту немного оттянуть финал. Я же ничего не теряю, правда?
– Я бы не стал, – ухмыльнулся Хаммер, – на твоем месте я остановил бы сердце прямо сейчас, или откусил бы себе язык и истек кровью, или придумал бы другой способ самоубийства. Все они значительно приятнее, чем следить за тем, как твои кишки наматывают на руку.
– Хаммер, да брось ты! – Эльф, судя по голосу. Н-да, тот еще эльф. Наверное, прозвище было дано за его меткость. Или как издевка к приземистой коренастой фигуре снайпера. Или и то и другое одновременно. Но, опять же, Дрей почему-то легко предположил, что второе преобладало. – Дай парню надежду, а нам возможность заработать. Ты что, на принцип что ли пошел?
– Все будет, как я сказал, – оборвал стрелка атаман. – Первый бой я вам обещал, дальше – каждый за себя. Парня мы подготовим, но не выглядит он бойцом. Бегает быстро, и всего-то… На арене много не побегаешь.
– Подготовьте меня. Правила, кто чего стоит из соперников… Все, что знаете.
– Правила тебе и без нас расскажут, – неторопливо ответил Хаммер. И тут же прервал мысль, отдавая распоряжение: – Снимите его с носилок, нижние кандалы немного ослабить, пусть сам дальше топает, по дороге мы просветим этого навозника. Но идти ему придется самому. И чтобы дуло было у его затылка все время, а то больно прыткий.
– Так вот, – продолжил Хаммер, когда отряд двинулся дальше, – прежде всего, молодой и наивный экзо, запомни главное – на арене нет соперников, на арене только враги.
И экзо начал запоминать.
Так как речь толстяка была излишне, даже нарочито нетороплива, мысли Дрея все время уводило в сторону. Он запоминал, сравнивал свои возможности и силы бойцов второго и третьего круга, прикидывал, как лучше построить бой с каждым из них. Но все это не позволяло ему достаточно загрузить мозг, чтобы мысли раз за разом, бесконтрольно, не отклонялись от непривычной для них прямой стези и не начинали суматошно скакать по проторенным узким тропинкам воспоминаний.
Память. То место, куда он заглядывать не любил, но, как и многие другие, проводил в нем чересчур много времени. Дороги памяти слишком протоптаны, слишком удобны для ходьбы, сойти с них непросто. Чуть поставишь ногу в сторону, на нехоженую землю, сделаешь несколько шагов, – как вдруг оказывается, что ты вновь идешь по знакомой тропинке «было».
Сложнейшие, непонятные, а поэтому почти колдовские связи миллионов нейронов в его голове строили загадочные ассоциативные цепочки. Подчиняясь неведомой логике, используя в качестве запала любое слово, любой самый незначительный жест, разом перепрыгивая сквозь пространство и время, они заставляли экзо неожиданно вспоминать те события, о которых, казалось, давно можно было забыть.
Но оказывалось, что забыть что-либо невозможно. Можно похоронить воспоминания под пластами свежих событий, задвинуть их в самый дальний угол самой темной комнаты, но забыть их невозможно. В любой, даже самый неподходящий момент течение ассоциаций выносит, вымывает их на поверхность, заставляя вновь и вновь возвращаться к прошлому.
Его родители не были уникальными. Тихие люди, старающиеся, как и многие вокруг, жить незаметно. Неплохой подход во времена, когда теоретическое бессмертие любой особи человеческого рода сталкивалось с практической резней на каждом шагу. Геноцид, растянутый на столетие.
В этой тихой и неприметной жизни у них было не так много событий, которые стоили бы запоминания. Первым из них стало рождение Дрея.
Даже сейчас, когда все немного успокоилось, живым рождался один из двух детей. В момент, когда новорожденный экзо появился на свет, вероятность выжить у него составляла один к десяти.
В колониях нано ситуация с детской смертностью была не лучше, хотя причины у каждого вида были общими лишь частично.
При появлении на свет юного экзо поджидала повышенная радиация. Радиационный фон, который губил плод зачастую еще в утробе матери. А если не губил, то на свет появлялись монстры, неспособные прожить без внешней помощи и нескольких минут. В нынешние времена такой помощи было не дождаться. Кое-где, в крупных поселениях, можно было найти более или менее оборудованные медицинские лаборатории, но и в них занимались только теми, кто имел хорошие шансы на выживание. Биоэтика в действии. Когда грамотная медицинская помощь достается единицам новорожденных, остальным приходится выживать самостоятельно. Каждый пятый не проходил тест.
- Предыдущая
- 10/17
- Следующая
