Шантаж - Лавров Александр - Страница 14
- Предыдущая
- 14/22
- Следующая
…Еще пять – десять минут, и конвойный введет Миркина.
Пал Палыч был вооружен против него актом экспертизы весов и копией рапорта Зиночки об угрозе похитить племянника. И все.
«Немножко, конечно, в голубой шляпке».
А чем меньше козырей, тем точнее должна быть тактика допроса. В общих чертах Знаменский ее обдумал и теперь копил внимание и волю. «Жесткость и превосходство. От меня веет ледяным холодом» – таков был внутренний настрой.
Пал Палыч сделался и внешне на себя не похож, но Миркин не сразу это заметил. Довольно развязно поздоровался, одобрительно отозвался о погоде.
В ответ коротко прозвучало:
– Садитесь.
– Стою – сижу, хожу – сижу, лежу – опять сижу. Прямо загадка для детей старшего возраста, – раскатился Миркин поболтать, как в прошлый раз, «на равных».
И наткнулся на барьер:
– Шутить не будем. Рассуждать о жизни не будем. С этим покончено.
Миркин различил лед в голосе, сердце екнуло, попробовал, крепкая ли стена, которой отгородился Знаменский:
– А я-то радовался, что у меня следователь, с которым можно обо всем по-человечески…
– Считайте, что у вас новый следователь, – и только теперь Пал Палыч поднял далекие-далекие от сочувствия глаза.
Перед этим новым следователем Борис Миркин почувствовал себя до крайности неуютно и зябко замельтешил:
– А что так? Простите… Случилось что-нибудь?
– Многое. Что в корне меняет мое к вам отношение.
Миркин напрягся в тоскливом ожидании.
– Ознакомьтесь с актом экспертизы.
Миркин прочел акт, утер разом взмокший лоб и – утопающий хватается за соломинку – забормотал прыгающими губами:
– Но… здесь какая-то ошибка… Что можно обнаружить на совершенно чистых весах?!
– Берут ватку, смоченную спиртом, протирают поверхности. Потом ватку сжигают и делают спектральный анализ золы. Доказательство бесспорное.
Молча и безжалостно наблюдал Пал Палыч, как допрашиваемый барахтается в волнах отчаяния. Сейчас наступит миг, когда потребуется безупречным швырком перекинуть его в еще горший омут.
– За песок – уже другая статья? – изнемогая, спросил Миркин.
Вот оно! Знает он, знает, что полагается за шлих. Вопрос подготовительный, чтобы начать оправдываться: один раз, случайно, немножко, по глупости, честное слово…
– Статья другая, – равнодушно подтвердил Пал Палыч. – Но не это сейчас для вас главное, – грозно, пудово.
Кажется, удалось. Миркин обмер: что еще? какое главное?
– Ведите подпись эксперта под актом?
– Да…
– Почитайте ее рапорт о происшедших накануне событиях.
Миркин прочел раз, прочел второй, с трудом постигая смысл печатных строчек. «Достоевское» лицо его без ведома хозяина убедило Пал Палыча в совершенной неожиданности и ошеломительности читаемого.
Это укрепило позицию Знаменского, ибо он стремился не дать допрашиваемому сообразить или попытаться выяснить, что срок за участие в хищении золотого песка неизмеримо больше, чем за похищение живого ребенка. (О, причуды соцзаконности! Американцы за «киднеппинг» без церемоний сажают на электрический стул!) А как раз на шантаже Кибрит Пал Палыч и целился прорвать защитную линию Миркина. И, пока тот читал и перечитывал рапорт, приметил участок для прорыва: в тексте – там, где описывались приметы преступников, – были две-три строки, на которые Миркин реагировал иначе, чем на все остальное.
Тот наконец оторвался от печатных страниц, вскинул голову:
– С ней что-то случилось?!.. Или мальчик?!..
Пал Палыч забрал рапорт и экспертизу, сложил в папку, медленно завязал тесемочки, каждой секундой молчания усугубляя тяжесть неизвестности для Миркина.
– Гражданин следователь! – взмолился тот.
– Не имею права ответить, – сурово сказал Знаменский. – Служебная тайна.
– Боже мой… Боже мой… – застонал Миркин и закачался на стуле, являя собой зрелище неподдельной скорби.
Ледяной барьер в Знаменском слегка подтаял. Да, пожалуй, и пора уже было переводить разговор на более мягкие рельсы.
– Думаете, мне сладко? – мрачно произнес он. – Эксперт… Зинаида Кибрит – из круга близких моих друзей, – фраза о двух концах: дополнительная угроза (я тебе за Кибрит голову оторву), но одновременно как бы и приглашение к человеческому общению.
– О… – выдохнул Миркин и перестал качаться.
– Самых близких, – подчеркнул Пал Палыч. – Вы были к кому-нибудь сильно привязаны?
– Н-нет…
Коротенькое это словечко сбило Пал Палыча.
– Ни к кому не были привязаны? – озадаченно переспросил он.
Миркин тоже как бы в минутном недоумении пожал плечами:
– Да как-то… скорее всего, нет…
– А мать?
– Ну… относительно.
Миркина тема явно не прельщала, а Знаменскому и вовсе некогда было заниматься человековедением.
– Хорошо, – снова построжел он, – вернемся к шантажу.
– Клянусь, я не имею ни малейшего отношения! Я бы никогда не стал, клянусь вам!
– Кто эти люди? Назовите их.
– Не знаю.
– То есть как это «не знаю»?! Они мои друзья или ваши? Ради кого они вытворяют свои подлости? Ради Бориса Семеновича Миркина! Вашего ради отбеливания. И, пока молчите, вы – соучастник!
– Да разве меня спросили? – Миркин гулко ударил себя в грудь кулаком. – Я бы им объяснил, что это безумие!
– Кто они? – требовал Знаменский.
– Дайте подумать.
– Подумать, что выдать, а про что смолчать?
– Гражданин следователь, не наседайте на меня так. Надо же сообразить… Человека, который приходил к эксперту, я не знаю. Никогда не видал, поверьте!
– Верю. Но знаете того, кто болтал с мальчиком в подворотне.
Миркин помолчал, вздохнул прерывисто:
– Тут я могу предполагать… возможно, имел с ним дело… Но, честное слово, даже имени не знаю, только кличку… Чистодел.
– У него вы и брали шлих?
– Да… Один раз, на пробу!
– У случайного, незнакомого человека? Неправдоподобно.
– На свете много неправдоподобного, гражданин следователь.
«Сколько раз, да сколько грамм, да почем – после все это, после!»
– Не будем отклоняться.
– Хорошо, я вам постараюсь объяснить. В этом деле все конспирируются. Прямо как шпионы! От вас – само собой, но друг от друга тоже. Товар идет из рук в руки, и в каждых руках должен остаться свой парное.
– Ясно, ясно.
– Ну вот. Если, допустим, Чистодел мне что-то продает, он ни за что не скажет, у кого купил. А то мы столкнемся напрямую, и товар мимо него уплывет, понимаете? А он бы тоже рад прямиком на моего купца выйти, чтобы лишние руки миновать. Потому каждый своего купца прячет и вообще вокруг себя напускает туман. Доверия друг к другу – от сих до сих, а дальше ни-ни!
– Раз подобная секретность, тем более вы не связались бы с первым встречным. Кто его привел, рекомендовал?
– Один старичок. А откуда выкопал – понятия не имею.
– Что же за старичок?
– Он до меня в киоске сидел. Ушел по старости, уступил мне точку в Столешниковом… и клиентуру. Ей-богу, я вам все, как на духу!
Пал Палыч встал и сверху уперся взглядом в Миркина:
– Полуправда. Все это полуправда. Как вы поддерживали контакт с Чистоделом?
Но Миркин, хотя и нервный и впечатлительный, оказался довольно выносливым. Пережив серию болезненных встрясок, он умудрился как-то оправиться и вновь занял оборонительные рубежи:
– Гражданин следователь, посмотрите на вещи с моей стороны. Вот сидим мы с вами и разговариваем. Немножко поговорили – набежал новый эпизод. Еще посидели – уже другая статья.
– Да ведь назад пути нет, Миркин. Раз заговорил – говорите до конца!
– Нет, у человека в моем положении тоже есть своя этика. Надо сохранять лицо. Все отрицать глупо, конечно. Но все вытряхивать… Чуть на тебя надавили, и ты уже ползешь по швам…
– Неэтично?
– Если хотите, да! Неэтично. У меня масса знакомых в Столешниковом. Так сказать, свой круг. Женщины. Все они придут в суд. И что услышат? Как я буду выглядеть?
- Предыдущая
- 14/22
- Следующая
