Вавилонские младенцы - Дантек Морис - Страница 25

Рыжий уроженец Белфаста, сидевший по другую сторону от Мари, погрузился в созерцание воинственного светового шоу, разворачивавшегося в небесах. На его губах застыла легкая усмешка пресытившегося профессионала, но глаза сверкали от возбуждения, которое Тороп не мог не разделять. Ирландец наслаждался красотой.

В зеркале заднего вида отражались фары автомобиля, следовавшего за ними по пятам. Машину вел водитель Романенко, в ней находились Солохов и двое крепких донских казаков.

Оба автомобиля покинули посольство в самую глухую пору ночи.

Фронтовые сводки не приносили хороших новостей. Решением президента в стране только что было введено чрезвычайное положение. Дорога из столицы в аэропорт оказалась перерезанной. Там развернулись кровопролитные бои, все рейсы, запланированные на этот и последующие дни, были отменены. Романенко узнал об этом от одного из своих агентов, вкалывавшего в гражданской авиации Казахстана.

«Урьянев гонит как на пожар, — подумал Тороп, бросив взгляд на приборную доску. — Он явно питает слабость к ста восьмидесяти километрам в час». Урьянев мог себе это позволить: ни один казахский милиционер не рискнул бы остановить автомобиль с российскими дипломатическими номерами ни за банальное превышение скорости, ни по любой другой причине. Особенно этой ночью.

Тороп смотрел, как мимо проплывают пустынные пейзажи, освещенные ярким прожектором луны, и мысленно составлял список того, что нужно было сделать во время и после окончания операции.

— Два уровня безопасности, — часами втолковывал он двум своим помощникам. — Первое: Ребекка и Мари путешествуют вместе. Они познакомились в Казахстане и бегут в другую страну из-за войны. Второе: мы с Доуи путешествуем отдельно. В самолете Мари и Ребекка садятся в центральном ряду, Доуи и я — за ними, в боковых. Мы не разговариваем между собой. За исключением, естественно, тех случаев, когда возникают серьезные проблемы. Третье: мы летим прямо до Монреаля. Там, в компании «Ави и Херц», уже взяты напрокат две машины. Одна — для Ребекки и Мари, другая — для меня и Доуи. Мы едем друг за другом до места, где будем жить. Ну и наконец, вот ваши паспорта: Ребекка Кендалл и Джеймс Ли Осборн, граждане Британской Колумбии.

Они схватили новые документы и одновременно открыли паспорта на странице, удостоверяющей личность, — с фотографиями, чипом, содержащим генетический код, и информацией о гражданском состоянии. Тороп улыбнулся: всегда странно видеть двойника, родившегося в другой день, в другом месте и под другим именем.

Вместе с Романенко они проработали последние детали плана.

— Прежде всего, мне кажется разумным, — говорил Тороп, — не жить всем вместе. Я знаю Монреаль, там без проблем можно снять несколько смежных квартир в одном доме. Нам понадобятся по крайней мере две. Одна — для Мари и Ребекки, а возможно, и для меня, другая — для Доуи. Если возникнут неприятности, одна группа спрячет у себя другую.

— Согласен, — сказал Романенко. Предложение не вызвало никаких возражений.

Тороп понял, что полковника не пугает перспектива платить за жилье около тысячи долларов в месяц.

В знак того, что разговор окончен, Романенко протянул ему визитную карточку:

— Вот телефон одного из наших агентов в Квебеке. Выучите номер наизусть и сожгите визитку у меня на глазах. Сюда будете звонить только в крайнем случае, и сообщите об этом мне. Ясно? Во всех остальных случаях будете общаться со связным Горского.

Тороп выучил номер наизусть и повторил его для Романенко. Потом поджег картонный прямоугольник зажигалкой «Зиппо».

Где-то на востоке, у горизонта, появились проблески голубого света. Машины только что проехали мимо озера Балхаш. Скоро нужно будет свернуть с шоссе на проселочную дорогу, которая отмечена красным на карте, лежавшей у Торопа на коленях.

— Не беспокойтесь, — произнес Урьянев, теребя усы, — в памяти бортового компьютера есть все необходимые данные. Он предупредит меня за два километра до нужного перекрестка.

— Мы уже проехали это место, — насмешливо заметил Тороп, опережая предупреждающий сигнал навигационного устройства.

Вертолет оказался стареньким российским Ми-24 с опознавательными знаками казахской армии. Четырехмоторный летательный аппарат завис над степью, почва которой была покрыта трещинами из-за засухи и рытвинами из-за недавних гроз. Между тем небо приобрело светло-сиреневый оттенок, как кожа больного младенца. Время от времени на нем вспыхивали недолговечные бледно-желтые зарницы. «Через четверть часа начнется восход, — подумал Тороп. — И в воздухе нас будет видно как на ладони».

Огромные винты с четырьмя лопастями перемешивали воздух подобно вентиляторам и ревели как механический демон. В боку аппарата, неподвижно зависшего над самой землей, открылась дверь. В проеме показался человек в шлеме и специальных очках, позволяющих увеличивать изображение. Он сделал знак кому-то внутри салона, и другой парень вытащил лестницу, сделанную из полиморфного металла. Тросы из высокоуглеродистой стали, обладающие способностью сохранять приданную им форму, развернулись легко, как простые бечевки, и затвердели в этом положении прежде, чем успели коснуться земли.

Вертолет жужжал, как гигантская муха над гигантской кучей коровьего навоза. Лопасти подняли пылевые торнадо, отдававшие керосином. Эти смерчи хлестали по лицу, проникали под одежду, засыпая бурой, сальной пылью.

Ребекка и Тороп окружили Мари с двух сторон и подтолкнули ее к лестнице.

Тороп взялся за перекладины и поднялся вверх, двигаясь с небольшим усилием. Кто-то схватил его за воротник, чтобы ускорить подъем, и через мгновение Тороп оказался сидящим в салоне, у влажной от конденсата переборки. Мари Зорн тоже поднялась в вертолет, оробевшая и ошеломленная. Ребекка, следовавшая за ней по пятам, положила девушке руку на плечо и направила к лавке напротив Торопа. Завершая процессию, внутрь салона влетел Урьянев. Перед ним прошествовал Доуи со своей неизменной ухмылкой.

Мужчина в шлеме и его помощник коротким взмахом попрощались с командой, оставшейся на земле, потом первый повернулся к пилоту и пальцем изобразил вращение винта, поднимающегося кверху. Вертолет повторил это движение так, как будто был банальным бытовым прибором.

Набирая высоту, они встретились с первыми проблесками солнца — золотоносные зарницы разрывали черный горизонт.

«Вертушка» доставила их на российскую территорию, за сто километров к северу от границы. Там, на берегу какой-то речки, на обочине второстепенной дороги, их уже ждала машина. Возле автомобиля стоял мужчина в штатском и курил. Дождавшись, пока все пассажиры выйдут из вертолета, он направился к мотоциклу, стоявшему позади машины, сел на него и исчез за поворотом проселка в клубах пыли.

Тороп обнаружил в машине стандартную микропроцессорную карту на рулевой колонке, управляющую противоугонным устройством типа «нейман». Код был написан на маленькой картонке, приклеенной скотчем к приборной доске. Тороп решил доехать до Новосибирска.

Через четверть часа они выбрались на шоссе, ведущее к Рубцовску, а дальше — к большому городу, расположенному в верхнем течении Оби.

Они прибыли в аэропорт за пятнадцать минут до вылета. Их ждала девушка в российской военной форме, с билетами наготове. Она забронировала для них те самые места, которые накануне Тороп указал на схеме салона.

Заходящее солнце повисло над горизонтом как вялый, гаснущий метеор — оранжевый огненный шар с красным ореолом в нижней части. Казалось, самолет стремится убежать от него. В иллюминатор Тороп смотрел, как стремительно удаляется сибирская земля. Великие степи Средней Азии напоминали кожаный переплет древней книги, к которой подбиралось пламя пожара.

В этой книге рассказывалось о последних десяти годах его жизни.

Часть вторая

МАМА-МАШИНА

Шизофреник удерживается на пределе капитализма: он является его развитой тенденцией, дополнительным продуктом, пролетарием и ангелом-истребителем. ^[39]