Связанный честью - Браун Сандра - Страница 4

• Предыдущая
• 4/49
• Следующая

Эйслин медленно подняла руки ко второй пуговице блузки – первая уже была расстегнута Грейвольфом, – потом бросила на него последний, умоляющий взгляд. Его лицо окаменело, глаза источали холод. Просить его сжалиться ей не позволяла гордость, хотя она вообще сильно сомневалась, что какие бы то ни было мольбы могут смягчить этого бесчувственного человека.

Она расстегнула пуговицу и неохотно опустила руку к следующей.

– Поторапливайся.

Она подняла на него взгляд – он так и стоял в нескольких футах от нее, голый и зловещий. К ее негодующему взгляду он остался совершенно безразличен. Она возилась с каждой пуговицей, проверяя границы его терпения, пока не расстегнула все.

– Теперь снимай ее. – Он бесцеремонно махнул ножом.

С опущенной головой Эйслин спустила блузку с плеч, но придержала на груди.

– Опусти ее.

По-прежнему не глядя на него, она разжала руки, и блузка скользнула на пол.

После длинной паузы он снова заговорил:

– Снимай остальное.

В Аризоне стояло лето. Она закрыла студию пораньше, поскольку сессий на сегодня больше не было. После разминки в фитнес-клубе она переоделась в юбку и блузку и надела на голые ноги босоножки.

– Юбку, Эйслин, – приказал он, подчеркнуто обращаясь к ней по имени.

Такая фамильярность при подобных обстоятельствах – настоящее оскорбление. Эйслин закипела от гнева. Она вызывающе завела руку за спину, с силой дернула застежку, порвав ее, и уронила юбку на пол, обнажив бедра.

Он издал какой-то придушенный звук, похожий на стон, и она подняла взгляд. Глаза его мерцали как факелы.

Эйслин пожалела, что на ней не самое простое белье. Комплект цвета лимонного шербета, шелковый бюстгальтер с серым кружевом по краям и такие же трусики, – белье, задуманное для соблазнения. При такой откровенности воображения почти не требовалось, а у бывшего заключенного оно, наверное, хорошо тренировано.

– Бюстгальтер.

Из гордости пытаясь сдержать жгучие слезы, Эйслин спустила кружевные бретельки к предплечьям и вытащила руки. Потом, придерживая чашечки, расстегнула спереди застежку. Грейвольф вытянул вперед руку. Эйслин автоматически дернулась.

– Давай его мне, – хрипло приказал он.

Дрожащей рукой она отдала ему деликатный предмет из шелка и кружева, который показался почти эфемерным, когда его смяла грубая мужская рука. Он потрогал тонкую ткань. Видя, как он гладит вещь, до сих пор хранящую тепло ее тела, Эйслин испытала очень странное чувство.

– Шелк, – хрипло пробормотал он. Потом поднял бюстгальтер к лицу и прижал к носу. Он закрыл глаза, на миг его лицо исказилось, и он застонал. – Этот запах. Замечательный женский запах.

Эйслин поняла, что его слова обращены не к ней. Он говорил сам с собой. И даже не о ней конкретно. Он имел в виду женщин вообще. Она сама не знала, пугаться ей или успокаиваться от этой мысли.

Опасный момент длился всего пару секунд, затем он зло швырнул бюстгальтер на пол:

– Давай заканчивай!

– Нет. Лучше убей.

Он смотрел на нее мучительно долго. Видеть, как он ее разглядывает, было непереносимо, и Эйслин закрыла глаза.

– Ты очень красива.

Она сжалась в ожидании прикосновения.

Но ничего не произошло. Напротив, он сердито отвернулся от нее. То ли злился на ее упрямое сопротивление, то ли на нечаянно проявленную слабость.

Что бы ни было, это его очень разозлило. Он грубо выдернул из комода несколько ящиков, пока наконец не нашел, что искал. Он шагнул к ней с двумя парами женских колготок.

– Ложись.

Эйслин одеревенела от ужаса, он обошел ее и сдернул с кровати покрывала.

Она легла и напряженно застыла, глядя на него широко раскрытыми глазами. Он присел рядом, но на нее даже не посмотрел. С искаженным от напряжения лицом он взял ее руку и поднял к спинке кровати, состоящей из медных прутьев.

– Ты хочешь меня привязать? – дрожащим голосом спросила она.

– Да, – коротко ответил он и стал заматывать колготками ее запястье, которое затем привязал к одному из прутьев.

– Господи. – В ее мозгу промелькнула добрая сотня отвратительных кошмаров. Ей припомнились все извращения, о которых она только слышала.

Он сардонически ухмыльнулся, явно прочитав ее мысли и страхи:

– Расслабьтесь, мисс Эндрюс. Я ведь уже сказал вам, что нуждаюсь в пище и отдыхе, и я намерен взять только их.

Не в силах пошевелиться от шока и ужаса, Эйслин послушно ждала, пока он привязывал ее второй парой колготок за другую руку к своей руке. Когда их руки оказались связаны тыльными сторонами, она недоверчиво смерила его взглядом. А он просто выключил настольную лампу и лег рядом, спиной к ней.

– Ты ублюдок. – Она с силой потянула руку, которую он привязал к себе. – Развяжи меня.

– Засыпай.

– Я сказала, развяжи меня! – вскрикнула она и попыталась сесть.

Он перевернулся и дернул ее обратно. Эйслин не видела его в темноте, но чувствовала угрозу его тела. Это угнетало ее сильнее, чем демонстрация физической силы.

– Мне пришлось тебя привязать, у меня не было другого выбора.

– А зачем ты заставил меня раздеться?

– Чтобы тебе было труднее сбежать. Я очень сомневаюсь, что ты посмеешь улизнуть из дома нагишом. И еще…

– Что еще? – сердито поинтересовалась она.

После небольшой паузы его ответ проник в темноту, крадучись, как черная кошка, – ее ждешь, но не видишь, пока она не появится.

– И еще я хотел посмотреть на тебя.

– Вставай.

Она неохотно приоткрыла глаза, сама не понимая, почему так боится просыпаться. Потом ее грубо тряхнули за плечо, и она вспомнила. Эйслин распахнула глаза. Полулежа на кровати, голая, но покрытая одеялом, она мотнула головой, убирая с глаз волосы, и посмотрела на стоящего в отдалении Лукаса Грейвольфа.

Вчера она много часов лежала без сна, прислушиваясь к его мерному дыханию. Он крепко спал. Она не оставляла попыток высвободить привязанную к кровати руку, пока все тело не заныло от бесплодных усилий. Проклиная Грейвольфа, она в конце концов сдалась, расслабилась и закрыла глаза. Потом усталость взяла над ней верх, и Эйслин заснула.

– Вставай, – повторил он. – И одевайся. Мы уезжаем.

Чулки-путы висели на противоположной спинке кровати. Он уже освободил ее. Почему же она тогда не проснулась? Он так легко и ловко прикасался, что она не заметила? Она смутно вспомнила, как сильно ранним утром замерзла. Это он накрыл ее одеялом? Внутри у нее все задрожало от такого предположения.

Эйслин увидела, что на нем все та же запыленная одежда, которую он сбрасывал с себя перед душем. Вместо самодельной банданы из оторванного рукава он позаимствовал ее собственную. Сережка и цепочка с крестиком тоже поблескивали на бронзовой коже. От иссиня-черных волос исходил запах ее шампуня.

Нет, он ей не привиделся. Лукас Грейвольф был вполне реален и воплощал в себе кошмар любой женщины… или мечту.

Она заставила себя вернуться в реальность:

– Уезжаем? Куда? Я никуда не поеду.

Исходящее от него пренебрежение ясно показывало, как он относится к ее протесту. Он открыл шкаф и стал перебирать одежду на плечиках. Платья от известных дизайнеров и шелковые блузки он забраковал, выбрал какие-то старые джинсы, простую блузку и бросил ей.

Он нагнулся, просмотрел всю ее обувь и выбрал ботинки на низком каблуке. Отнес их к кровати и бросил на пол.

– Или одевайся сама, или… – Он сделал паузу, окидывая взглядом ее очертания под одеялом. – Или я сам тебя одену. В любом случае через пять минут мы уходим.

В его позе читалась отвратительная самонадеянность: ноги широко расставлены, грудь колесом, нос задран. Классический индейский профиль с выражением высокомерия.

Ее кроткая покорность уступила место совершенно неуместной дерзости.

– Почему бы тебе просто не оставить меня здесь?

– Глупый вопрос, Эйслин. Недостойный твоего интеллекта.

Тут не поспоришь. Стоит ему скрыться из виду, как она с криком рванет на улицу, и полиция окажется у него на хвосте еще до того, как он покинет пределы города.

• Предыдущая
• 4/49
• Следующая