Дело Белки - Даган Александр - Страница 75
- Предыдущая
- 75/99
- Следующая
— Ну что, Горыныч?! Что, Змей поганый?! Съел?!
Как ни странно, ящер не отреагировал на оскорбление. Все его головы безостановочно вращались из стороны в сторону, словно чудовище что-то потеряло и теперь отчаянно торопилось это разыскать. «Кого он высматривает?» — удивился я и только через мгновение сообразил, что Змей потерял меня.
— Так тебе, гад! — радостно завопил я во всю силу своего нового комариного горла. — Вот погоди! Я тебя еще в глаз укушу.
Я заложил лихой вираж, приноровился к возможностям своего нового тела и уже собрался пикировать вниз, но тут меня что-то подхватило, завертело и поволокло в противоположную от ящера сторону. «Это еще что такое?» — разозлился я, не понимая, что за неведомая магия сорвала мою яростную атаку. Впрочем, в этот раз волшебство оказалось ни при чем. Просто, поднявшись над кронами деревьев, я попал в струю обычного ветра. Кстати, не так чтобы очень сильного. Конечно, если судить с точки зрения человека. А вот для комара подхвативший меня воздушный поток был чем-то вроде урагана. Не прошло и минуты, как Горыныч остался где-то сзади, а меня продолжало нести все дальше и дальше.
Ученые-энтомологи знают, что комар обыкновенный Culex pipiens машет крыльями с частотой от пятисот до тысячи взмахов в секунду. Также они знают, что продолжительность его жизни не превышает двух-трех недель. А еще то, что селятся комары вблизи всяческих водоемов и почти никогда не улетают от места своего появления на свет дальше четырех-пяти километров. Ученые-энтомологи вообще очень много чего знают о комарах. На то они и ученые, и энтомологи. Мне про мое новое вместилище ничего этого известно не было. Спасали разве что обретенные вместе с комариным тельцем врожденные навыки да некая человеческая сообразительность. Благодаря первым я кое-как сумел стабилизировать свой полет. Благодаря второй понял, что мне следует искать воду. Причина была вовсе не в том, что я хотел напиться. Просто вспомнил приписку, которой заканчивалась инструкция по применению комариного зелья. В ней было сказано, что срок его действия исчисляется полетом «за море и обратно». Звучала эта формулировка, прямо скажем, расплывчато, но другого способа вернуть себе человеческий облик я не видел. Никакого моря, впрочем, вблизи тоже не наблюдалось. Оставалось лишь положиться на школьные уроки природоведения, согласно которым любой ручеек рано или поздно должен впадать в речку, а любая речка обязана тем или иным способом течь к морю. Вооружившись этими научными сведениями, я набрался терпения и преисполнился сосредоточенного внимания, чтобы ни в коем случае не пропустить встречу с самой маленькой повстречавшейся мне водной артерией.
Не знаю, сколько времени я провел в полете. Часы, равно как и все прочие человеческие атрибуты, не считая разве что Соломонова кольца, не соблаговолили уменьшиться до моих нынешних размеров. Тем не менее, думаю, на той стороне было где-то около полудня, когда я сумел неким шестым, вероятнее всего комариным чувством, определить, что внизу есть какая-то вода. Вскоре между деревьями и впрямь засеребрилась вполне приличная речка, вдоль которой я и продолжил свое путешествие.
К сожалению, длилось оно недолго. Увы, вместе с размерами мой новый организм утратил еще и часть прежней выносливости. Едва не упав в воду, я понял, что отчаянно нуждаюсь в отдыхе и в какой-нибудь пище. Второе было особенно неприятно, потому как мне совсем не улыбалось сосать чью-либо кровь. Да что там не улыбалось, меня просто мутило при мысли о подобной необходимости. Зато, приземлившись рядом с каким-то веселеньким лиловым цветочком, я ощутил некий весьма соблазнительный аромат. «Нектар!» — любезно подсказало мне нужную информацию мое наполовину человеческое, наполовину комариное сознание. А заодно я уже и сам припомнил, что самцы комаров и вовсе не пьют кровь. Этим, что очень символично, занимаются самки. Мы — мужики — по природе своей гораздо менее кровожадны. Вот натуральные соки, лучше всего, конечно, слегка перебродившие, — это совсем другое дело.
Питаться нектаром оказалось не так уж просто. Взглянув на свой новый облик, отразившийся в выпуклой капле вожделенной пищи, я обнаружил, что по какой-то неведомой причине моя трансформация в насекомое отряда двукрылых была вовсе не полной. Тело стало комариным, руки и ноги тоже, а вот голова осталось человеческой. «Хорошо, что мне не удалось добраться до глаза Горыныча! — подумал я. — Чем бы, спрашивается, пришлось его кусать?!» Что правда, то правда! Никакого комариного жала ко мне не прилагалось. Соответственно, и нектар всасывать было нечем. Пришлось окунаться в него всей мордой. Отвратительное занятие. Если кто-то хочет попробовать, может сунуть голову в тазик с медом. Умывание тоже оказалось той еще проблемой. Впервые в жизни я столкнулся с тем, что водные процедуры могут оказаться смертельно опасным занятием, и не только потому, что, умываясь без помощи рук, можно запросто захлебнуться. Оказалось, что около воды обитает куча тварей, для которых моя комариная плоть является приятным дополнением к назначенной им природой высоко протеиновой диете.
Так и не разобравшись, чей прожорливый рот нацелился на меня из речной толщи, я стремительно рванулся вверх и, по счастью, успел скрыться в воздушной стихии от обитателя водной. Однако и здесь не было мне покоя. Через сравнительно небольшое расстояние, уже в сумерках, мой путь вдоль ручья оказался прегражден роем очаровательных, непрерывно вспыхивающих и гаснущих огней. «Ну хоть светлячки-то мне не опасны!» — обрадовался я и тут же угодил в гущу своих давних знакомых. На деле «светлячками» оказались те самые мини-драконы, одного из которых по неосторожности мне довелось прихлопнуть во время прогулки с Ханом. Вот только теперь «мини» были уже не они, а я. До сих пор не понимаю, каким образом мне удалось спастись. Вероятнее всего, выручило то, что их было просто невообразимо много и все они явно считали своим долгом на меня наброситься. В результате драконы все время сталкивались, а то и подпаливали друг друга, после чего сразу же начинали грызться и драться между собой. Мне же оставалось только изо всех сил махать крылышками и молиться о том, чтобы как можно скорее снова стать человеком. Увы, несмотря на эти мольбы, в конце концов я все-таки оказался подбит и, задымив подпаленной задницей, с прощальным воем горящего истребителя рухнул в воду.
Почему-то большинству людей кажется, что упавшая на землю букашка не испытывает никакой боли. Сколько раз бывало так, что человек легким щелчком сбивал с себя заблудившегося на его ноге муравья или сбрасывал с плеча безобидного паучка и при этом считал, что поступил гуманно. Мог ведь и раздавить. В этот день я понял, что даже насекомым известно, что значит жесткое приземление. Во всяком случае лично я в полной мере ощутил, насколько оно болезненно, когда вместо прохладной поверхности реки угодил в проплывающую по ней деревяшку. Ночь сразу же стала темнее и траурнее. Высыпавшие на небесах звезды засияли ярче и тожественней. И только я, хрустнув хитином вместо косточек, вытянулся на поверхности своей импровизированной погребальной ладьи, позволяя неторопливым речным волнам скорбно нести меня к последнему пристанищу ожидающей меня комариной Валгаллы.
Кстати, путь туда занял мало времени. Во всяком случае, когда я открыл глаза, вокруг все еще было темно. Моя ладья покачивалась из стороны в сторону, но теперь по бокам от нее был уже не непроглядно черный лес, а просторный дол, расцвеченный многочисленными яркими кострами, вокруг которых пировали могучие древние воины. Я с достоинством поворачивал голову то вправо, то влево, сдержанными кивками приветствуя своих новых братьев, и ждал, когда легкое касание пристани даст мне знать о том, что мое последнее путешествие окончено. Так оно и случилось. Только вот касание вышло несколько жестче, чем я ожидал. Скорее, его следовало назвать сильнейшим ударом, от которого ладья перевернулась, и я разом погрузился в обжигающе ледяную воду. Это купание было, прямо скажем, не совсем тем, чего я ожидал, зато оно как нельзя лучше промыло мои мозги, благодаря чему я с опозданием осознал: погребальная ладья — это не более чем кусок сосновой коры; водная гладь, по которой она плыла, уместилась в обычном походном ведре; и наконец, до настоящей Валгаллы мне все еще так же далеко, как Оксане Робски до Нобелевской премии по литературе. Тем не менее воины вокруг были абсолютно настоящими, хотя к людям они явно никакого отношения не имели. Будь на моем месте Рональд Руэл Толкиен или хотя бы Ник Перумов, уж они-то наверняка сумели бы поименно назвать большинство из сидящих у костров существ. Я же просто перелетал от одного бивака к другому, дивясь извращенному чувству юмора волшебной природы, создавшей эти невероятные туловища, лапы и морды, а также вынюхивая очередную порцию нектара, поскольку возвращение из мира мертвых одновременно обратило меня к такой прозе жизни, как банальный голод.
- Предыдущая
- 75/99
- Следующая
