Дело Белки - Даган Александр - Страница 48

• Предыдущая
• 48/99
• Следующая

Я не ответил. Мне вообще нечего было сказать. Единственным, что вертелось у меня голове, был вопрос: «За что?» Но я скорее откусил бы себе язык, чем произнес эти слова вслух. Самым ужасным оказалось то, что где-то по большому счету Иван был прав. Конечно, я мог привести ему старый как мир аргумент: «Иван, ты сам Дурак!» — но сути бы это не изменило. Меня взяли на службу таким, каков я есть, чтобы мои неудачи принесли кому-нибудь пользу. Однако мне удалось выступить королем всех мировых обломов, и моя невезучесть перевесила все разнообразные качества и достоинства известных мне защитников. Так что, вполне естественно, что Иван больше не желал иметь со мной дела. Оставалась только одна проблема: когда я обращался к Дураку, мне вовсе не хотелось убеждать его взять меня с собой. Напротив, я просто хотел сообщить ему, что Кощей выпустил нашу Белку на той стороне. И именно там ее следует искать. Я попытался разлепить губы, но от всего услышанного у меня во рту разом пересохло, в голове помутилось, и я понял, что ничего внятного мне сейчас произнести не удастся. Поэтому просто повернулся к Ивану спиной и, шатаясь, побрел в сторону ковра. Там оказались Дима с Ханом.

— Не парься, братишка! — шепотом убеждал Счастливчик егеря. — Пусть уходят без нас. Я подглядел, где старуха свой Переход нашла. Сейчас они свалят, а мы потом нырнем туда же по-тихому, и айда следом!

Однако этим планам не суждено было осуществиться. Похоже, Иван весьма неплохо знал, на что способна юная поросль защитников.

— Ну все, парни! Счастливо! — напутствовал он нас, подходя к самолету.

— Счастливо, Иван Иваныч! — бодро попрощался с Дураком Счастливчик.

— До свидания, Иван-ага, — тихо сказал узбек.

Я же и вовсе промолчал, потому как стоило мне сейчас обратиться к Ивану, и не поймешь, чем все могло закончиться — я либо начал бы спорить с ним о своей роли в произошедших событиях, либо, чего доброго, попытался бы набить ему морду. Между тем что одно, что другое виделось весьма глупым. Впрочем, старинному сказочному герою было глубоко наплевать на мои сантименты. Как оказалось, его сейчас беспокоило иное.

— Хан, Дмитрий, — со строгими менторскими интонациями произнес он, — вы не поняли. «Счастливо» вовсе не означает, что вы можете прорастать тут, как два молодых дуба. Быстро полезайте на ковер.

— Зачем? — невинно поинтересовался Дмитрий.

— Затем, что вас Москва ждет! — все еще терпеливо, но явно более резко сказал Иван. — Столица нашей родины, порт пяти морей и пятидесяти четырех бассейнов. Ну?!

Последний окрик Ивана сделал свое дело. Хан и Дмитрий нахмурились, но все же выполнили приказ. Что касается меня, то я и так уже сидел на ковре, старательно отворачиваясь от обидевшего меня Ивана, чтобы, не дай бог, не встретиться с ним взглядом.

— Яга! — проорал Дурак в сторону зарослей, где старуха готовила к бою свою метлу, подвязывая к старому надежному древку новые свежесломанные прутья.

— Чего? — отозвалась Баба.

— У этой модели круиз-контроль есть?

— А как же?! Это же настоящий персидский самолет, а не китайская циновка какая-нибудь!

— Настроишь?

— А чего ж нет.

Старуха неторопливо подошла к ковру и по-деловому зажала между пальцами бахрому, прямо как доярка, прихватившая соски давно привыкшей к ней коровы.

— Ну куда их отправлять?

— Адрес нашего московского Дома знаешь?

— Это который на Малой Бронной?

— Да нет, — с досадой поморщился Иван. — Тот же сгорел. Новый. В Калашном переулке.

— Ладно. Дай сама гляну! — попросила бабка и приложила ко лбу склонившегося к ней Ивана серо-бежевую, изъеденную временем, трудами и чародейством ладонь.

Картина получилась, можно сказать, трогательная — «Баба-яга мерит вернувшемуся блудному сыну температуру». На самом же деле Арина Родионовна, вероятно, «скачала» из головы защитника необходимый зрительный образ. Во всяком случае, отняв ладонь, она быстренько навязала на бахроме ковра несколько узелков и объявила:

— Готово! Доберутся в сохранности, как стопки в поролоне.

— Спасибо! — поблагодарил бабку Иван, после чего обратился к Счастливчику: — Если Велес вернется в Дом раньше, чем до него доберутся Василиса с Серым, расскажешь все, что случилось. Пусть побеседует со Львом. И еще…

Здесь Дурак унизил меня окончательно. Бросив в мою сторону долгий пристальный взгляд, который я, как говорится, даже спиной почувствовал, он наклонился к самому уху Дмитрия и что-то ему зашептал. Счастливчик, похоже, ничуть не удивился такому проявлению абсолютно незаслуженного недоверия, а лишь несколько раз покивал, а когда Иван закончил говорить, пообещал:

— Да, конечно! Сделаю обязательно!

— Вот и молодец, — одобрил его старший товарищ и спросил у замаявшейся ждать, когда мы наконец распрощаемся, Бабы-яги: — Как их отправить?

— А дерни, деточка, за веревочку, ковер и стронется! — усмехнулась старуха и, взявшись за угловую тесемку бахромы, сказала: — Ну в добрый путь, касатики! Левка, Хан, не поминайте лихом. Авось, когда свидимся.

С этими словами Арина Родионовна действительно дернула за веревочку, и мы начали подъем вверх.

Глава девятнадцатая

Всех окружающих нас людей можно в той или иной степени представить как свидетелей наших успехов и провалов. При этом неудивительно, что компания первых нам гораздо приятнее, чем Общество вторых. Если же вы в состоянии благосклонно принимать кого-то вне зависимости от того, сколько раз и каким образом потерпели фиаско у него на глазах, радуйтесь — у вас есть настоящий близкий друг. Увы, ни Алихан, ни Дмитрий к числу таковых не относились. Поэтому отповедь, которую я получил от Ивана в их присутствии, вовсе не способствовала тому, чтобы получать удовольствие от нашего совместного путешествия. Даже несмотря на то, что парни вели себя довольно тактично, а именно — делали вид, будто ничего не произошло, мне совершенно не хотелось их видеть. Будь у меня выбор, я бы вообще свалил куда подальше. Однако совершать столь отчаянный шаг, находясь на высоте около пятидесяти метров, было несколько опрометчиво. Поэтому мне оставалось только продемонстрировать, что мои коллеги интересуют меня куда меньше, чем затейливый орнамент и прочие цветные хитросплетения, покрывающие поверхность нашего летательного аппарата. Счастливчик и егерь тоже не спешили нарушить мое искусственное одиночество, а были заняты каким-то важным разговором. Велся он опять-таки оскорбительным для меня шепотом. Но поскольку оба его участника никак не могли прийти к согласию, то отдельные слова все же прорывались наружу, правда, в основном в исполнении Дмитрия:

— Да не переживай ты так! — пытался он утешить своего друга. — Ежу понятно, что ты в этом не виноват!

«Конечно! — подумал про себя я. — Виноватым сегодня назначили меня!» И невольно прислушался, надеясь, что узбек все же найдет пару слов в мою защиту. Однако ничего подобного не случилось. То есть я так и не услышал, что именно сказал егерь Счастливчику, однако реакция последнего говорила сама за себя:

— Вот именно! — поддержал он узбека. — Самая что ни на есть лживая гадина. И не фиг ради таких подставляться!

Это было уже слишком. Четыре дня провели мы с Ханом на «той стороне», делили вместе кров Бабы-яги и горчицу с моего куска самобранки, тонули в Реке времени и спасались от гневного Куберы, и после всего этого он позволил говорить обо мне такое… Я буквально задохнулся от ярости. Мне было уже наплевать, что мое поведение свидетельствует о том, будто я подслушал чужой разговор, а вся наша троица висит в небе на тряпичном пятачке три на четыре и под ним простирается пропасть размером с семнадцатиэтажный дом. Сейчас меня волновало только одно: эти двое должны были во что бы то ни стало заткнуться.

— Вот, оказывается, как! — взревел я, вскакивая на четвереньки и бросаясь с кулаками на своих обидчиков. — Ну давайте, подходите по одному. Посмотрим сейчас, кто из нас лживая гадина.

• Предыдущая
• 48/99
• Следующая