Дело Белки - Даган Александр - Страница 39

• Предыдущая
• 39/99
• Следующая

— Да как вам сказать, — издалека начал я, чтобы мой отказ разговаривать о внутренних делах Общества не прозвучал откровенным хамством. — Мне кажется, это совершенно не ваше дело!

Закончив фразу, я буквально не поверил своим ушам. То есть по сути-то произнесенная мной грубость была вполне адекватна тому, что я думал. Но это же не повод выдавать ее в лицо представителю дружественной организации!

— Не переживайте, Лев! — попытался утешить меня врач, проявив терпение, достойное, скорее, психиатра, чем Логопеда. — Лучше объясните, почему вы не хотите побеседовать со мной искренне и откровенно? Вас что-то тревожит?

Тут медик оказался прав на все сто. Тревожило меня очень многое. Однако, прежде чем я успел обдумать, о чем рассказывать, а о чем нет, мой рот сам собой стал изливать Логопеду мои страхи и сомнения.

— Не хочу, чтобы Бабе-яге срок набавляли. Она, конечно, сбежала, но если бы мы с Ханом ее не встретили, нам бы уже давно конец пришел. Кстати, как она не побилась при посадке? Перун — тот еще дятел, так нас в небеса запулил, не пойму, как я жив остался. Узбек-то, судя по всему, цел. Я слышал, как Василиса с Димкой о нем говорили. Значит, вы его тоже нашли! И вообще! Почему я с вами разговариваю, а не с кем-то из наших? Или они боятся, что я обижаюсь за то, что они нас на «той стороне» бросили? Тогда пусть успокоятся. Я, конечно, сперва злился, но потом Кубера объяснил, что мы с ними во времени разошлись. Хотя вопрос — можно ли ему верить? Во-первых, он меня уже один раз обманывал. А во-вторых, он анонимно шантажировал Кощея его яйцом, чтобы тот выкрал у нас Белку!..

Я говорил, говорил и говорил. И никак не мог остановиться. Хотя в том, что это необходимо сделать, не оставалось уже никаких сомнений. Причиной тому было прежде всего изменившееся выражение лица моего собеседника. Еще несколько минут назад этот человек казался образцом внимания, ума и политкорректности — эдаким Владимиром Познером, участвующим в кинопробах на роль главврача районной психушки. Однако теперь он словно снял маску и явил мне свой настоящий облик. А именно — ушлую, самодовольную физиономию Владимира Васильевича Лобышева. Был в моей жизни такой замечательный персонаж — бывший сотрудник спецслужб, а потом зампред правления в одном из московских банков, где мне однажды довелось работать. Не знаю, в чем заключались его обязанности, зато хобби у Владимира Васильевича долгие годы было одним и тем же. Он обожал ловить кого-либо из сотрудников на нарушении корпоративной дисциплины, после чего приглашал к себе в кабинет, долго трепал нервы, а в заключение предлагал все забыть, если провинившийся согласится стучать на своих коллег.

Ассоциация была настолько сильной, а воспоминания столь неприятными, что я неожиданно сумел совладать со своей стихийной исповедью и с трудом, но все же сжал зубы. Однако и после этого мой язык упрямо продолжал ворочаться во рту, из которого теперь неслось лишь неразборчивое мычание.

— Ну что же вы замолчали? — подарив мне очередную иезуитскую улыбку, полюбопытствовал Логопед. — Горло свое пожалейте!

— Это каким же образом? — уточнил я, чувствуя, что внутри у меня и впрямь начинается что-то похожее на бронхит, помноженный на двустороннее воспаление легких.

В ответ на мой вопрос Логопед еще раз извлек из кармана ингалятор.

— Узнаете?

— Что, одно средство и для истинного зрения, и от больного горла?

— Зрение — это побочный эффект, а горло…

Логопед окинул меня взглядом антрополога, прикидывающего, есть ли шанс у пойманного им неандертальца понять человеческую речь.

— Вам что-нибудь говорит название Коллоди?

— Нет! — насупившись, признался я.

Не то чтобы меня сильно волновало незнание очередного иностранного слова. Просто я не люблю, когда меня держат за полного идиота, пусть я даже им и являюсь.

— Я так и думал, — продолжил унижать меня Логопед. — Это городок в Тоскане, на севере Италии. Ну хотя бы сказку про Пиноккио вы знаете?

— Конечно! — фыркнул я. — Сюжет, правда, помню смутно. Что-то вроде того, что каждый итальянец должен построить дом, посадить дерево и вырезать себе из него сына!

— Где-то так, — уныло согласился врач. — Так вот, бук, из которого старик Джеппетто создал ожившего деревянного человечка Пиноккио, как раз и рос в окрестностях города Коллоди.

— И при чем здесь мое больное горло? — прервал я весьма познавательный, но, на мой взгляд, абсолютно бесполезный ликбез по поводу итальянского фольклора.

— А при том, что вы вдохнули экстракт натурального коллодийского бука, и теперь вам будет очень тяжело утаивать информацию.

— Я что же, превращусь в Буратино? В смысле, в этого… В Пиноккио?

— Ну что вы?! До такой степени завраться мы вам не позволим. Однако, если вы и дальше будете пытаться скрывать от меня важные сведения…

Логопед картинно покачал головой, предоставив мне самому придумать, какая кара ждет меня за уклонение от ответов на его вопросы.

— Зря стараетесь! — с мужеством бывалого партизана сказал я. — Меня живые боги не испугали, не то что какой-то уездный доктор Менгеле!

Произнеся эту эффектную фразу, я тут же зашелся жестоким кашлем. Горло ободрало так, словно по нему за хвост протащили упирающегося во все когти кота.

— Не испугали, значит? Ну-ну… — усмехнулся врач, подавая мне стакан с водой. — А я ведь предупреждал — не врите! Впрочем, если вам не нравится мое общество…

— Не нравится! — мгновенно сказал я чистую правду, чем значительно облегчил свои мучения.

— …Тогда можете продолжать юлить! — как ни в чем не бывало продолжил доктор. — Глядишь, и окажетесь на приеме у ухогорлоноса. Я ведь всего лишь Логопед. Мое дело дефекты речи. А вот когда у вас от вранья начнет нос расти…

Я с ужасом вспомнил еще одну подробность из сказки про Пиноккио. Когда тот врал, у него действительно удлинялся этот орган.

— Что, представили? — ехидно поинтересовался доктор. — То-то! Ну? Продолжим нашу беседу или попытаетесь стать Сирано де Бержераком?

Доктор откровенно глумился над моей беспомощностью. Однако я тем временем вспомнил одну важную деталь. По словам Логопеда, его снадобье должно действовать около тридцати минут. А значит, мне надо просто попытаться как можно дольше тянуть время, не говоря ничего, что будет однозначно считаться ложью. А именно, я мог спокойно пообещать ему продолжить разговор, а уж на какую тему мы будем разговаривать, это вопрос второй.

— Хорошо. Продолжим, — осторожно согласился я и с радостью отметил, что в этот раз мне удалось не закашляться.

— В таком случае я повторяю свой вопрос. Расскажите мне во всех подробностях, что вы знаете о Белке!

— Хорошо! — кивнул я, пытаясь вспомнить все, что мне известно о белках. — Итак… Белка относится к классу млекопитающих. Отряд — грызуны. Семейство — беличьи. Есть еще подкласс, но я его, к сожалению, не помню.

— Стоп! — прервал Логопед. — Что за ерунду вы несете?

— Рассказываю про белку! — искренне ответил я, отметив, что коллодийскую отраву это вполне устраивает. — Во всех подробностях, как вы и просили.

— Меня интересует конкретная Белка. Волшебная. Бухгалтер вашего Общества. Что вы знаете о ней?

— Я знаю, что она песенки поет, да орешки все грызет. А орешки непростые… ядра — чистый изумруд…

— Вы что, издеваетесь? — зарычал медик.

— Нет! — не моргнув глазом заявил я, добавив про себя, что тянуть время — вовсе не обязательно означает издеваться.

— Лев, вы идете по очень тонкому льду! — пристально посмотрев мне в глаза, предупредил Логопед.

А я в свою очередь отметил, что, добиваясь от человека правды, вовсе не стоит пользоваться поэтическими образами и спокойно, без малейших последствий для своего горла, ответил:

— Вы ошибаетесь! Ни по какому льду я не хожу. Мы просто разговариваем. Вы задаете вопросы. Я на них отвечаю.

— Хорошо, — явно сдерживая раздражение, согласился доктор. — Тогда вот вам еще один вопрос. Как давно у вас похитили Белку?

• Предыдущая
• 39/99
• Следующая