Дело Белки - Даган Александр - Страница 35

• Предыдущая
• 35/99
• Следующая

— Повезло! — ответил Разбойник. — Змеюка по пьяни не с той головы шарахнул. Весь заряд в стену ушел, да в Кощея. Ну Костлявому-то, известно, хрен что сделается, а вот стену насквозь прожгло. Ну а потом уж и все остальное сгорело. Странно, что ты об этом не слыхал.

— Подумаешь, невидаль! — поспешил отмазаться я. — Мало ли Горыныч по пьяному делу домов сжег.

— И то верно, — согласился, к моей радости, Соловей. — О! Гляди, а вон и твой хлеб пожаловал.

Я проследил за взглядом Разбойника и чуть не свалился с колоды, служившей мне вместо стула. Сквозь дыру в обвалившемся заборе с криком: «Доставка! Доставка!» — во двор вкатился не кто иной, как Колобок.

— Чтоб тебя! — невольно прошептал я, но, к счастью, Соловей не заметил моего удивления.

Разбойник был занят погоней за полоумным хлебобулочным изделием. Дело в том, что Колобок, как ему и полагалось, вовсе не собирался останавливаться у нашего стола. Наоборот, обогнув его по широкой дуге, заказанная мной шарообразная выпечка начала стремительно нарезать круги по участку, заодно распевая лихую колобковую песенку:

По сусекам я метён!

На сметане я мешён!

Я от бабы, я от деда

в КПЗ перемещен!

Текст песни показался смутно знакомым. Хотя я был абсолютно уверен, что в известном мне варианте никакого КПЗ и в помине не было. С другой стороны, чему удивляться. Разве можно провести столько лет среди преступников и не перенять от них одного-двух словечек. Впрочем, как оказалось, я поторопился с выводами. Словечек Колобок перенял гораздо больше:

Я от мусора ушел,

потому что он козел.

Он подкинул мне волыну,

я наклал ему на стол!

Если после первого куплета у меня и были какие-то сомнения, то после второго я точно понял — эту плюшку я есть не буду. Оставалось лишь донести мое решение до Соловья, который, растопырив руки, гонялся за Колобком по всему двору, как фашистский оккупант за трофейным поросенком. Тем не менее, несмотря на явную разницу в физических возможностях, Колобку каким-то чудом до сих пор удавалось удерживать дистанцию как минимум в два, а то и в три метра. И это при том, что он совершенно не берег дыхания, а, наоборот, непрерывно пел:

Прокурор мне дело шил!

Я пером его пришил!

Порешить могу любого,

кто сожрать меня решил!

— Ну все, пончик лысый! Ты меня достал! — с этими словами Соловей набрал полную грудь воздуха и свистнул.

После такой атаки у Колобка, конечно, не осталось шансов. Собственно, и самого Колобка теперь не было. По двору разлетелась колючая метель хлебных крошек, которая, впрочем, быстро закончилась.

— Прости, зема, — мрачно глянув на результаты своей несдержанности, принес мне извинения Разбойник. — Не будет тебе сегодня хлебушка.

— Ничего, — ни на йоту не огорчившись, ответил я. — Как говорится, не хлебом единым… Кроме того, водку тоже из пшеницы делают.

— Верно, — обрадовался Соловей. — Давай бахнем!

— Давай! — согласился я и, подождав, пока Разбойник займется бутылками, на минутку повернул кольцо.

К счастью, все остальные закупленные нами продукты оказались без сюрпризов. Тушенка была тушенкой. Селедка — селедкой. Огурцы — огурцами. Оставалось только надеяться, что водка тоже окажется водкой. Впрочем, для того чтобы покуситься еще и на нее, надо было быть самым настоящим злодеем, а здесь водились все больше сказочные.

Пьянка в компании Соловья-разбойника оставила в моем мозгу мало воспоминаний. Ничего удивительного. Выпить две бутылки на двоих после того, как весь день преодолевал на голодный желудок десятки смертельных напастей — подобное явно не способствовало сохранению трезвого ума и твердой памяти. Да что там ума. Я даже твердость в ногах не смог сохранить, что в полной мере ощутил, когда попытался добраться до сеновала. Однако присущая большинству неудачников стойкость в стремлении к новым и новым неприятностям спасла меня и на этот раз. Собрав всю свою волю в кулак, в ступни и в колени, я сумел пройти добрый десяток метров, отделявший меня от сарая. После чего с чувством выполненного долга одновременно провалился и в сено, и в сон.

Проснулся я уже в темноте. Вернее, при свете звезд, которые ярко сияли сквозь проломленную мной же крышу. Августовское ночное небо было удивительно ясным, а моя протрезвевшая голова еще яснее, о чем свидетельствовала немедленно посетившая меня весьма толковая мысль. А именно: перед уходом с поселения надо обязательно еще раз наведаться к Карге в магазинчик, чтобы взять с собой хотя бы несколько бутылочек местной водки, которая пусть и вырубает, как обычная, зато не оставляет никакого похмелья, как волшебная.

Вторая мысль была о Разбойнике. Я высунул голову из сена и посмотрел в сторону очага, пытаясь определить, чем это таким он занят. Мой интерес был вполне объясним. Дело в том, что проснулся я не просто так, а по причине какого-то отвратительного звука — как будто кто-то снова и снова проводил рукой по плотной капроновой куртке. С детства терпеть не могу этот звук. Однако то, что я увидел и услышал, оказалось намного неприятнее.

Прежде всего выяснилось, что звук исходит от длинного меча, по лезвию которого ритмично проскальзывает большой точильный брусок, раз за разом выбрасывая в пустоту сноп ослепительно ярких белых искр. Не самое лучшее освещение для такой темной ночи, но, учитывая, что наш костер давно погас, и оно было весьма кстати. Во всяком случае, эти периодические всполохи позволили мне разглядеть, что возле холодного очага сидит не одна, а две фигуры. Первая, помельче, принадлежала моему гостеприимному хозяину. Обладателя второй я не знал, хотя что-то в его то и дело проявляющемся и исчезающем облике казалось мне знакомым.

— Ну что скажешь? Ты в деле? — донесся до меня с улицы шепот Соловья.

— Нет, друг! Не уговаривай. За мной и так уже куча народу гоняется! — проговорил собеседник, и я понял, что где-то уже слышал этот хриплый, чуть ли не замогильный голос.

— Тем более! — не унимался Соловей. — Теперь-то тебе что терять? Все одно на тебя всех собак повесят. А так ты хотя бы при силе будешь.

— Да, — вздохнул ночной гость. — Силенки бы сейчас и вправду не помешали. А без мокрухи никак нельзя?

— А шут его знает! — признался Разбойник. — Может, и можно. Да только рискованно. Вот ты что бы сделал, если бы кто попытался у тебя такую вещь слямзить?

— Я-то? — мрачно усмехнувшись, переспросил приятель Соловья. Но и этого было достаточно, чтобы я понял: участь вора, покусившегося на имущество ночного гостя, будет более чем страшной.

— Вот и я о том же, — продолжил излагать свои умозаключения Разбойник. — Клиент, судя по всему, куздельник-то тот еще. А все одно, только что с правильной стороны пришел, значит, заряжен по уши. И это не считая того, что в камне…

Только в этот момент до меня дошло, о ком говорят двое бандитов у погасшего костра. Именно я проявил себя полным недоумком, контрабандой пронесшим с «той стороны» великую ценность. А значит, именно меня собирается убить Соловей, чтобы этой ценностью завладеть.

— Не знаю, Соловый! Не знаю! Я и в прежние времена не то чтобы сильно любил своих мочить. А уж теперь…

— Что теперь?! — повысил голос начавший терять терпение Разбойник. — Это не я, это ты тут сидишь — меч точишь.

— Уймись, Соловый! Он сам себя точит! Я просто не мешаю.

Как ни странно — впрочем, кто его разберет, что следовало считать здесь странным — меч действительно точил себя сам. Более того, несмотря на приличное расстояние и темноту, я был уверен, что передо мной не кто иной, как самосек, с которым мы так лихо разнесли музей Общества. И стоило мне об этом подумать, как объятый искрами клинок медленно начал смещаться в мою сторону.

• Предыдущая
• 35/99
• Следующая