Берег Скардара - Корн Владимир Алексеевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/93
• Следующая

Капитан посмотрел на меня, по всей вероятности что-то прикидывая в уме. Ты должен был нас запомнить, должен. Глупцом ты не выглядишь, и, перед тем как поставить Мириам на кон, ты прикинул все возможные последствия. А для этого ты сначала внимательно нас рассмотрел, вряд ли ты был настолько пьян, что просто указал на девушку пальцем. И да, на берегу нет никакой опасности, нас двое. Мы не привели с собой ни моих людей, ни солдат городской стражи. Да и что бы дало мое обращение к властям? Мне пришлось бы представиться, объяснить ситуацию, пригрозить, в конце концов: Империя — держава могущественная. И что дальше?

В таких небольших городках обычно круговая порука. Каждый чей-то сват, брат, деверь или свояк. А Бертоуз и Джоуг местные, это я знал от Черуста. И мне бы сочувствовали, сокрушенно кивали головой: мол, надо же такому случиться. А в глубине души злорадствовали или смеялись.

Подумаешь, девчонка пропала. Может быть, она сама сбежала. А что, вполне может быть, кто знает, что у них в голове, у этих малолетних шлюх. И не станет же Империя затевать войны с Монтарно из-за какой-то рабыни, пусть и бывшей. Да и далеко она, эта Империя. А Бертоуз и Джоуг здесь, рядом, да к тому же они соседи и родственники.

Пришли бы мы вместе с кем-нибудь из представителей городских властей или стражи. И сделал бы Бертоуз изумленное лицо: знать не знаю и ведать не ведаю ни о каких девицах. Затем встретились бы они снова, и вот тут началось бы самое интересное.

— Помнишь того дворянчика, с которым мы к тебе приходили? — спросили бы у него.

— Конечно, помню. Я еще у него девчонку упер, как нельзя вовремя она подвернулась, — немедленно откликнулся бы Бертоуз.

— Ну так слушай самое интересное. Он, оказывается, жених самой императрицы Янианны!

— Да ты что?! Ха-ха-ха!

Я даже зубами скрипнул, представив всю эту картину.

«А ты правильно делаешь, Бертоуз, что в глаза мне смотришь. Ведь чтобы оценить человека, именно туда и нужно смотреть, а не на его одежду или пальцы, считая количество перстней».

— Вы оскорбили моего матроса, — услышал я вместо ответа на вопрос.

Вот, значит, как! А ведь тебе никто не мог об этом сообщить. Получается, что ты сам это видел и появился здесь лишь тогда, когда посчитал нужным. И заспанным ты не выглядишь. Ну-ну.

Кстати, оскорбленный Прошкой человек пришел в себя. Он открыл глаза, еще подернутые мутной пеленой, и посмотрел по сторонам, пытаясь понять, где находится. Да здесь ты, здесь, на этом свете пока что. И Прошке в ноги поклонись за то, что он такой добродушный малый.

— И что теперь?

— Это мой корабль, и вы стоите на его палубе, — на редкость спокойным тоном заявил Бертоуз.

— Да, и ждем немедленного ответа на свой вопрос.

— Нанеся оскорбление моему человеку, вы нанесли оскорбление мне.

Вот даже как? Так ты попроси, я и напрямую это сделаю, без посредников.

Бертоуз продолжил:

— Конечно же, я мог бы приказать своим людям выбросить вас за борт, но, как мне кажется, это будет уроном для вашей чести, господин…

— Артуа де Койн, граф.

Сейчас был не тот случай, чтобы прикрываться вымышленным именем.

— …господин граф. Так вот, я предлагаю встретиться в поединке.

— Как я должен вас назвать, господин Бертоуз: подлецом, негодяем, мерзавцем, стуимом, чтобы это произошло незамедлительно?

Меня продолжало рвать на части. Вот мы стоим и спокойно разговариваем, а может быть, именно в этот момент…

Бертоуз поморщился, услышав слово «стуим». Ну вот, зря я беспокоился, что оно ему незнакомо. За время моей жизни в этом мире был один эпизод, когда я несколько дней провел в темнице. Так вот, там я и узнал значение слова и даже увидел тех, кого так называют.

— Но не все так просто, господин граф, не все так просто. Если вы рассчитываете, что вам понадобится вертел, что висит у вас на боку… Нравы у нас простые и поэтому использовать можно только то, что нам дано от рождения.

Это на кулаках, что ли? Да с превеликим удовольствием, потому что почувствовать кулаком твое лицо мне будет еще приятнее, чем проткнуть шпагой.

— Я согласен, господин Бертоуз. Заранее согласен на все возможные ограничения, даже не зная о них.

Он удовлетворенно кивнул головой.

— И самое последнее. Наши законы позволяют выставить вместо себя человека, если самому выйти на поединок невозможно.

С этими словами Бертоуз поднял левую руку на уровень плеча, показав, что у него осталось всего три пальца: большой, указательный и мизинец.

— И поэтому вместо меня выйдет… — Он замолчал, оглянулся на своих людей и произнес: — Грюил.

Грюил появился откуда-то сбоку, и я невольно вздрогнул. Нет, не потому, что он был огромен, хотя и поэтому тоже. Просто до этого момента я его не заметил, а это было поразительно при его размерах. Грюил был немного выше Проухва, а вот в остальном… Руки с огромными кулаками, висевшие ниже колен, мощная грудь, далеко выступающие вперед надбровные дуги, низкий покатый лоб… Какой, к черту, Грюил, это же натуральная горилла!

Как мне показалось, теперь Бертоуз смотрел на меня слегка насмешливо. Давай, мол, выставляй теперь своего человека. Только чего же ты сам тут пучил глаза, стараясь показать, что тебе море по колено.

И что мне теперь было делать? Бертоуз ясно показал, почему он не может выйти сам. Сморщить, что ли, лицо и со страдальческим видом заявить, что в последнее время меня замучили почечные колики?

Прошка смотрел на меня с ожиданием, и мне оставалось только хлопнуть его по плечу:

— Знаешь, Проухв, если бы дело было только в размерах, то хищники давно передохли бы с голоду или стали падальщиками. Я не тигр, Прошка, и не лев, но и не овца. И мне очень хочется в это верить.

Пока мы шли к месту, видимо давно уже используемому для подобных целей, Прошка все продолжал на меня поглядывать и, наконец, не выдержал:

— Командир. — Он в первый раз назвал меня так, хотя остальные мои люди давно уже обращаются ко мне подобным образом. А что, слово это мне нравилось больше, чем всякие там «ваши милости» или «светлости». Я сам и предложил себя так называть, дело еще в Золотом каньоне было. Но от Проухва я его еще не слышал. — Может быть, все-таки я?

Нет, Прошка, нет. Взялся за гуж, не говори, что не груздь. Кажется, что-то не то. Или полезай в кузов, как там правильно? Вот водички испить не помешало бы. Во рту пересохло. А менять что-нибудь уже поздно, да и незачем.

Давай вот посидим на перевернутой лодке, отдохнем да с мыслями соберемся. Что-то лодки интересно здесь лежат на песочке, образуют круг. Видимо, так границы ристалища обозначены, ну да черт с ними.

А народ все прибывал. Еще бы, бесплатное развлечение. По дороге сюда мы слышали разговор обогнавших нас людей:

— Грюил опять кого-то калечить будет, говорят, кто-то из благородных.

Эх, знали бы вы, парни, что благородства во мне не больше, чем в вас. Моему благородству еще и четырех лет нет.

Я хлопнул Прошку по колену, поднялся и пошел в центр круга. Пора. Вон уже и Грюил руками машет, приветствуя зрителей и крутя рубахой над головой.

Ты какого черта вообще ее носишь с такой шерстью-то? Глядишь, за свою жизнь столько бы денег сэкономил. Хотя, если посмотреть на это с другой стороны, так только одежда тебя с людьми и сближает, горилла ты эдакая.

Так, ну и что мы здесь имеем? Солнышко высоко в зените, оно не помощник. Песку под ногами много, но этого делать нельзя, как и пальцами в глаза залезть. Не благородно это, да и зрители не поймут.

Как там брат Бронса — Дерк, мой первый учитель фехтования из этого мира, говорил: «Держи дистанцию, дистанция — это твое»?

Да легко, сифу, правда, фехтовать на этот раз мне нечем. Вот бы на твоих родителей посмотреть, Грюил. Поди, сами ужаснулись, что тебя такого на свет произвели. Чему ты там удивляешься? Я всегда улыбаюсь, когда мне не по себе, натура у меня такая. Нервное это, нервное.

• Предыдущая
• 12/93
• Следующая