Призрачные дороги - Ли Галина Викторовна - Страница 22
- Предыдущая
- 22/26
- Следующая
Мой товарищ шутку не принял и совершенно серьезно спросил:
– Обещаешь?
Вот оно что…
Я стер с лица улыбку.
– Можешь не сомневаться. – А затем снова ухмыльнулся: – Не переживай, Андру сам не рискнет. Из тебя получился бы самый докучливый упырь из всех существующих. Бывшее высочество себе не враг, скорее он меня укусит.
– Даже страшно подумать, кто из тебя получится, – пробормотал Рис.
А у меня мелькнула мысль – задавался ли подобным вопросом Андру? С его-то страстью к экспериментам. Наверняка задавался, но не думаю, что рискнет – слишком умен. Хотя, если верить байкам про мышей, он все же склонен увлекаться.
– Дюс, я вот еще о чем хотел спросить… Какая блоха тебя укусила? Долго ты намерен мучить Эрхену своим безразличием?
Эдхед Мо шизане! Как же люди любят лезть в душу, когда их не просят!
Я резко повернулся и отрубил:
– Мне нет до Эрхены дела, и я хочу лишь одного – чтобы она это поняла.
У Риса вытянулось лицо, словно речь шла о его дочери.
А я выплевывал слово за словом:
– Как возлюбленная она меня не интересует. Как женщина – слабо, и лишь потому, что рядом нет других! Как человека, мне ее слишком жаль, чтобы ради развлечения водить несчастную за нос.
В этот момент я не видел другого пути. Все, все должны были мне поверить! И друзья, и враги, и… просто случайные попутчики.
В темноте раздался жалкий всхлип. Я вздрогнул: Эрхена! Она все слышала.
– Можешь себя поздравить, – с горькой иронией сказал Лаланн. – Теперь она точно поняла.
На мгновение я почувствовал на плечах всю тяжесть мира.
– Найди и успокой, – пришел мой черед просить Риса об одолжении, – не хочу, чтобы девочка что-нибудь над собой учинила.
Рис недобро улыбнулся:
– Может, мне ее заодно приласкать?
Я еле сдержался, чтобы не врезать милитес по физиономии, но справился с собой:
– Твое дело. Мне все равно.
Лаланн холодно кивнул и растворился в темноте.
Ревность вцепилась в душу ядовитыми клыками, но я справился и с ней, а через мгновение понял, что благодарен Лаланну за этот разговор. Не пристань ко мне земляк с бесцеремонным вопросом, пришлось бы самому объясняться с девушкой. Нет, я повторил бы все сказанное слово в слово: слишком много значила для меня ее жизнь, и не то бы сказал. И все-таки я был благодарен. Случайно подслушанный разговор «разбавлял» мою вину и ответственность за чужие страдания. Хотя… похоже, я просто себя утешал, раз утешить Эрхену был не в состоянии.
Остаток времени мы провели в полнейшей тишине. Не знаю, что милитес сказал Эрхене, но вернулась она спокойной и полной такой мрачной решительности, что я мысленно обругал себя всеми известными словами. Размышляя о том, как отразится на жизни девушки некстати проснувшаяся взаимная любовь, я совсем не подумал о том, что с Эрхеной сделает неразделенное чувство. Не заставит ли намеренно смерти искать?
Ничего… говорят, девичьи слезы, что весенний дождь – быстро высыхают. Осталось только проследить, чтобы девочка не наделала глупостей.
Успокоив совесть немудреной поговоркой, я вернулся мыслями к курута.
Похоже, сирин подготовили себе армию, способную сражаться на земле, готовую идти за богами хоть на край света, жаждущую за них умереть.
Мудро, не спорю, только слишком паршиво для людей и для нас.
У меня появилось чувство, словно я стою прикованным к столбу, а лучник уже, вложив стрелу, медленно натягивает тетиву. И уйти от этого выстрела некуда. Остается только принять удар, подставив… наименее полезную часть тела.
И эта пророчица… снова пророчица! Вечная она у них, что ли?! Или племя сирин богато на предсказательниц, способных разыграть интриги на много веков вперед?! Неужели одна столько дел наворотила?! Не верю! И все-таки…
Я пришпорил коня, подъехал к сирин и спросил:
– Агаи, скажи, если бы ты придумывал девиз на герб для своего племени, что бы ты написал?
Маг удивленно похлопал ресницами:
– Ты хочешь услышать девиз моего народа?
Я даже опешил: не ожидал, что в яблочко попаду, не думал, что девиз уже есть.
– Хочу!
Сирин вздохнул:
– Время не имеет значения, важен лишь результат, важна лишь судьба детей Сирин.
Ну и ну… Не удивлюсь, если этот девиз тоже придумала пророчица. Чтоб ее праху в могиле покоя не было! Чтоб им даже шушваль побрезговала!
Глава 2
Взмах за взмахом унесло Эли прочь от Гилы, прочь от Иски, прочь от прошлой жизни. Грудь юноши крест-накрест пересекла перевязь из мягкой кожи. К ней прикрепили ножны с мечом и щит. Одежда и нехитрый походный скарб уместились в мешок, который приходилось тащить в лапах. Маги хорошо поработали: когда Эли преображался, перевязь плотно ложилась и на его вторую ипостась. Жалко, с одеждой и кольчугой так не получалось: на штурм вражеских городов драконы пойдут, прикрывшись лишь иллюзиями. За время тренировок воины привыкли и к холоду и к наготе.
Восточный Зиф был самым древним рубежом Юндвари, возведенным сразу после Исхода. Он больше походил на замки людей, чем на города сирин: крепость выстроили в форме квадрата с высокими башнями по углам. Их соединяли толстые каменные стены высотой восемь-девять ростов взрослого мужчины. С внутренней стороны стены имели три яруса. Самый нижний был полностью сделан из камня, самый верхний – из дерева.
Сначала в арках нижнего яруса устроили кельи для служителей Юссы. Позже, когда сирин ушли выше в горы, жрецов заменили солдаты, а башни приспособили под святилище, трапезную, покои для важных гостей и оружейную.
Крепость надежно перегораживала узкую долину, закрывая проход нежеланным гостям. Справа от нее высились неприступные скалы, слева бешено билась о стены глубокого ущелья река. Перед каменным рубежом на добрых две сотни шагов не росло и травинки: магия охраняла подступы к Юндвари, делая их непроходимыми для живых и неживых существ. До недавнего времени.
Первому айе потребовалось четыре дня, чтобы добраться до Восточного Зифа. На ночевку устраивались в деревнях, чтобы хоть часть «клина» разместить под крышей: ночью уже подмораживало. С наступлением темноты к разведенным кострам собирались деревенские. Парни с завистью поглядывали на татуировки воинов и на оружие, мужчины постарше важно рассуждали о грядущей войне и о вероломности боулу.
Эли не нравились взгляды сельчан. Нет, на воинов смотрели с уважением, но в то же время настороженно, как будто плащи с эмблемой драконов превращали сирин в опасных чужаков. Но еще больше не нравилась парню собственная тревога, из-за которой он толком не спал. В последнюю ночевку его одолел кошмар, полный быстрых, как ветер, и опасных, как смерть, теней. Из-за него Эли перебрался ближе к костру: всем известно, что огонь – это оброненные перья Хегази, которые прогоняют демонов ночи прочь. Глядя на языки желтого пламени, юноша невольно вспомнил рассказы матери о волшебных ящерках, которые жили в огне очага и приносили удачу. Заодно Эли вспомнил о том, сколько раз пытался их разглядеть и криво усмехнулся: он и сейчас не отказался бы от такой ящерицы. Жалко, сказки все врут.
– Не спится? – неожиданно раздалось над ухом у Эли.
Он повернулся на голос. В паре шагов застыл, зябко кутаясь в плащ, один из соколов: белобрысый колдун лет пятнадцати, конопатый, большеротый и лопоухий.
Эли дернул плечом вместо ответа и снова уставился на огонь.
– Вот и мне тоже муторно, – словно не заметив отчужденности дракона, поежился маг и без перехода добродушно поинтересовался: – Ты во сне говорил и стонал. Что снилось-то?
Эли недовольно поморщился, но все же ответил:
– Какие-то твари в темноте.
Маг нахмурил белесые брови:
– Вот и мне – каменные стены и твари.
А затем огорошил:
– И ты снился, так что вот… лови. Другу один отдашь. Ему тоже надо. Только сейчас не надевай, нельзя. Утра дождись.
Мальчишка кинул Эли два серебряных медальона на цепочках. Тот с интересом повертел одно из украшений в руках. На черненом металле сияла белым зигзагом молния бога Борра.
- Предыдущая
- 22/26
- Следующая