Дворец для любимой - Корн Владимир Алексеевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/64
• Следующая

– Какая в Пауве рыбалка… – Мальчишка скептически махнул рукой. – Курицы ее вброд переходят. А вот в Арне, ваше сиятельство, там да!

Прентон называл меня именно так, видимо, в его глазах такое обращение являлось самым высоким.

– В Арне лещи водятся – во! – И он резко развел руки, по пути сбив находившуюся на самом краю стола посудину с яблоками, которые раскатились по всему полу. Рассказчик испуганно замер, но после моего успокаивающего жеста продолжил: – А щуки там какие! – Он снова попытался развести руки, затем, вероятно, посчитал, что опять снесет что-нибудь со стола или размаха явно не хватит, отказался от этого жеста, вместо этого понизив голос почти до шепота: – Говорят, одна даже свинью в воду утащила.

«Да уж, не щуки, а целые крокодилы», – подумал я, едва сдерживая улыбку.

Лигия больше молчала, налегая на угощения, что я распорядился выставить на стол. Затем, перепробовав все, что было, и окончательно освоившись, девочка попыталась строить глазки.

И сдержать улыбку мне уже не удалось. Ведь малышка еще совсем, но, наверное, в крови это у них, у женской породы. К тому времени за окном окончательно стемнело, Лигия начала клевать носом, так что настало время подарков. Куда же без них, только все впечатление от встречи с «ним» испортишь.

Шлон, мастер не только молоть языком и с одного взгляда определить степень зрелости вина, по моей просьбе за время разговора чуть ли не на коленке изготовил монисто из весело блестящих новеньких золотых монеток. Перестарался немного, тяжеловатым получилось монисто для такой крохи, но выглядело оно очень красиво, Лигия даже ручонками всплеснула от восторга, сразу позабыв про сон. Прентон – мужчина, вон он как сестренку грудью прикрывал, так что Шлону пришлось лишиться висящего у него на поясе в дорогих ножнах кинжала с изукрашенной каменьями рукояткой. И пусть кинжал в руках мальчишки смотрелся чуть ли не мечом, но глаза у него светились счастьем.

«Дурак ты, – думал я, глядя на хозяина, попеременно благодарящего за кошель с монетками, переданный ему на воспитание детей, и извиняющегося за Прентона с Лигией, которые нарушили покой того, о чьем присутствии в своем доме ему и знать было не положено. – Это я тебя благодарить должен».

Шлону же я сказал, что дам на выбор любую приглянувшуюся железяку из моей коллекции холодного оружия, пусть хоть алебарду забирает. Или даже две.

В Тромере меня догнала почта, прибывшая из столицы. Пакет от Коллайна с подробным докладом обо всем, что произошло в Империи за время моего отсутствия. Ничего такого, что могло бы изменить мои планы и заставить срочно вернуться в Дрондер, не случилось. Вообще ничего не случилось, затишье повсюду. Значительным событием могло стать первое применение морских мин, но на подготовку мы отвели месяц, так что ждать вестей еще рано.

Было и письмо от Янианны. Обычно в каждом ее письме присутствует рисунок на какую угодно тему. Это зависело от того, хотелось ли ей немножко позлить меня, развеселить или заставить приревновать.

На этот раз рисунков оказалось целых три, и все они были выполнены не ее рукой. В рисунке Конрада я едва смог признать всадника с обнаженной шпагой, стреляющего из пистолета. Маленькая Яна изобразила цветок, по всей видимости розу. А вот Алекс… Рисунок был настолько хорош, что я ни за что бы не поверил, что художнику всего седьмой год, если бы не видел его работы раньше.

«Далеко пойдет! – думал я, с гордостью рассматривая маяк на высокой, выдающейся в море скале. – И, по крайней мере, без куска хлеба точно не останется. Весь в деда, моего отца. Ну и сын своей матери, конечно».

В Тромере мы надолго не задержались, дела требовали скорейшей встречи с Тотонхорном.

Мои опасения, что степь из-за дождей станет огромным непроходимым болотом, не оправдались, и мы быстро продвигались вперед, чтобы через несколько дней пути повстречаться с разъездами вардов. При встрече Тотонхорн, вопреки своему обыкновению, мериться достоинствами не предложил, вид у него был донельзя серьезным. Он лишь сказал:

– Я ждал вас только недели через две, господин де Койн.

Я пожал плечами:

– Пришлось поторопиться, абыс. Это в наших общих интересах.

Вот что мне всегда нравилось у вардов, так это то, что нет необходимости рассыпаться в изъявлениях почтения, уважения и всего прочего. Прост здесь этикет, очень прост.

Ситуация, сложившаяся у Тотонхорна, особого оптимизма не внушала. Но и для сильного уныния причин тоже не было. Тугиры, кочующие в степях к западу, для войны с вардами объединились с родственными племенами, вспомнив какие-то былые обиды. Возникли вопросы, связанные с принадлежностью пастбищ… Даже всплыло пророчество, в котором говорилось, что в год появления на небе огненной колесницы тугиры наконец покончат со своими извечными врагами – вардами. Огненная колесница, кстати, действительно присутствовала – так называли комету с длинным хвостом, видимую даже при свете дня. Но сколько я ни всматривался, ничего колесничного в ней увидеть так и не смог.

Все это было только частью проблемы. Уже два десятка лет дормон Тотонхорн крепко удерживал бразды правления в своих руках. Вообще-то дормон – должность выборная, но с тех пор как им стал Тотонхорн, выборы нового правителя собранием вардовской знати ни разу не проводились, его кандидатура устраивала всех. И только в последние два года такие вопросы стали возникать все чаще и чаще. Нет никакого сомнения, что эмиссары короля Готома поработали и у вардов, слишком уж все сошлось.

Нужно будет попенять Коллайну, ведь он убеждал меня, что их среди вардов не было. Слегка так попенять, потому что он взвалил на свои плечи так много, что даже удивительно, как Анри выдерживает этот груз. Однажды, еще в незапамятные времена, я напророчествовал Коллайну, что после женитьбы он обязательно заболеет зеркальной болезнью. Так вот, у Анри даже легких симптомов этой болезни не было. Плохой из меня получился пророк.

Дав пару дней отдыха лошадям, мы выступили на запад. Если Тотонхорн и разочаровался количеством воинов, прибывших вместе со мной, то не подал и виду. Сам он вел за собой, на взгляд фер Дисса, тысяч десять-двенадцать. Примерно столько же, возможно чуть больше, всадников должно быть и у тугиров. Ну и полк тяжелой кавалерии, присланной королем Готомом. Это помимо инструкторов, трабонских офицеров, хотя они – не самая большая наша проблема, тут специфика несколько иная, нежели в регулярных войсках. Кочевники – конница удалая, слов нет, но любая армия сильна дисциплиной, упорством и способностью стоять насмерть там, где прикажут. И чем-чем, а именно этими качествами степняки похвастать никак не могут. Думаю, с дисциплиной у Тотонхорна дела обстоят не намного лучше, так для чего же мы сюда прибыли? Чтобы в самый тяжелый момент сражения не допустить повального бегства. По крайней мере, очень хочется надеяться на это.

Сами тугиры называли себя чулохами – «сыновьями Неба».

«Ну что ж, туда мы вас и отправим, – думал я, покачиваясь в седле Ворона и держась рядом с восседавшим на белом жеребце дормоном. – Потому что не станет чулохов, исчезнут и все вопросы, связанные с легитимностью правления Тотонхорна, и тогда вместе с ним мы сможем решать и другие задачи».

За те три года, что я не видел дормона вардов, Тотонхорн заметно сдал. Борода стала сплошь седая, добавилось морщин на лице… Еще он здорово похудел, и это сразу бросалось в глаза. Мы молча ехали с ним в стороне от общей колоны и думали каждый о своем. Не знаю, о чем думал абыс, но, судя по выражению его лица, мысли его явно не веселили.

Я же прокручивал в голове разговор с Коллайном, состоявшийся перед самым отъездом. Настроение в тот вечер почему-то было игривым, и я, вспомнив наши прежние пикировки, решил устроить словесную дуэль.

– Анри, – заявил я, наблюдая за тем, как он рассматривает бокал с бренди на свет. У него вообще скоро войдет в привычку рассматривать мир сквозь стекло бокала. – Я вот что тут было подумал…

• Предыдущая
• 25/64
• Следующая