Искатель. 1961-1991. Выпуск 1 - Сименон Жорж - Страница 26

• Предыдущая
• 26/104
• Следующая

Пальцы Лепски едва не продырявили крышку стола Тэннера.

– Я тебя слушаю, – выдохнул он.

– Я только что была у Мехитабер Бесингер.

– Ты ей отдала еще одну бутылку моего виски?

– У тебя только выпивка на уме! Мехитабел знала, что Палач – индеец! Она мне сказала, а я тебе, но ты не изволил прислушаться! Она…

– Погоди… ты и вправду отдала ей вторую бутылку? Ну, мать честная!

– Лепски, сколько раз я просила тебя не выражаться?

Глаза Лепски так испугали Тэннера, что он машинально потянулся к ящичку первой помощи.

– Угу. И что же тебе напророчила эта старая проспиртованная керосинка?

– Не смей ее обзывать. Как не стыдно, все-таки пожилая женщина.

Лепски издал звук, какой издает машина, когда ее пытаются завести при севшем аккумуляторе.

– Что это было? – Даже Кэрол, привыкшая к разнообразным звукам, издаваемым ее мужем, опешила. – Ты там в норме, Лепски?

– Не знаю.

– Иногда я по-настоящему за тебя беспокоюсь. Надо же уметь сосредоточиться, без этого тебе ни за что не стать сержантом.

Лепски вытер с лица пот.

– Угу… Ты права… Давай… Я уже сосредоточился.

– Слава господи! Так вот, Мехитабел сказала… ты точно слушаешь?

Лепски со злостью бухнул ногой по полу, но попал по другой ноге, да сильно. Он заскакал, как при игре в «классы», а Тэннер, все это время не отводивший от него взгляда, выпучил глаза и, пораженный, откинулся на стуле.

– Да. Слушаю, – заверил ее Лепски, стоя на одной ноге.

– Она говорит, что вам надо искать Палача среди апельсинов.

– Среди кого? – заорал Лепски.

– Не ори так, это дурной тон. Повторяю: она сказала, что вы должны искать этого человека среди апельсинов. Она видит это в своем магическом кристалле.

– Ах, вот как? Значит, среди апельсинов? – Лепски втянул воздух с такой силой, что любой пылесос позеленел бы от зависти. – Ну, это уже кое-что. Твоя подружка бьет без промаха, а? Да сейчас весь рынок провонял апельсинами. Тут и захочешь, да не ошибешься! И за это она хапнула еще одну бутылку моего виски?

– Я тебе передаю ее слова. В первый раз она была права, но ты ей не поверил. Вот тебе вторая наводка. Пошевели мозгами, Лепски.

– Хорошо, крошка, пошевелю. А сейчас мне надо бежать.

– Я же стараюсь, чтобы тебя быстрее повысили.

– Ну, ясное дело… угу… спасибо! – Он смолк, потом спросил еще раз: – Так что, эта старая перебродившая бочка выкушала вторую бутылку моего виски?

Последовала долгая пауза, потом ледяным тоном Кэрол произнесла: – Знаешь, Лепски, иногда мне кажется, что у тебя миниатюрные мозги, – и на другом конце линии раздались гудки.

Лепски положил трубку и посмотрел не Тэннера:

– Чарли, тебе жена никогда не говорила, что у тебя миниатюрные мозги?

Тэннер обалдело уставился на него:

– С чего бы это? Да она и слова такого не знает.

– Угу. Везет же некоторым, – подытожил Лепски, сбежал вниз, прыгая через три ступеньки и ввалился в машину.

Лучи жаркого вечернего солнца нещадно лупили по прибрежному кварталу, отскакивали от полосатых навесов фруктовых лотков. Серьезная торговля закончилась. Между лотков еще ходили приблудные покупатели, надеясь купить фрукты подешевле, но торговый день, как таковой, был закончен.

Джупитер Люси отправился в ближайший бар пропустить кружку пива, оставив у лотка Пока. Расторговались они в этот день удачно, осталось всего несколько ящиков апельсинов.

Из тени вышел Чак. Парни посмотрели друг на друга. Блестящие черные глаза индейца и маленькие бегающие глазки Чака оглядели все вокруг, потом Чак шагнул вперед.

– Хрустяшки у меня: пять сотенных!

– А она как? Нормально?

Чак кивнул.

Пок не спеша принялся взвешивать фунт апельсинов.

– Завтра у нее будет много работы, – сказал он, снимая апельсины с весов и подыскивая другой, поменьше. – Пять вызовов.

Чак всосал в себя воздух.

– Пять вызовов… пять?

– Две с половиной тысячи зеленых. На дне пакета лежит записка, там все сказано, где, как и что.

Чак кивнул. Потом бросил быстрый взгляд направо и налево вдоль берега, удостоверился, что никто за ним не наблюдает, и сунул что-то индейцу в руку.

– Правильно я поделил: триста пятьдесят тебе, сто пятьдесят мне?

– Да.

Чак забрал пакет с апельсинами и ушел.

Вскоре из бара вернулся Люси. Вместе с Поком они стали разбирать лоток.

Завтра – новый день, новые заботы.

Капитану Терреллу повезло: едва он въехал в передний двор клуба «Пятьдесят», как увидел Родни Бразенстайна, тот вылезал из своего «роллса».

Бразенстайн был одним из основателей клуба. Он играл в бридж по первому разряду, но впридачу к этому был перворязрядным адвокатом.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Что вы здесь делаете, Фрэнк? Только не говорите, что решили стать членом этого паноптикума.

– Я, как всегда, за информацией, – отозвался Террелл.

– О-о, лучше меня вам осведомителя не найти. – Бразенстайн улыбнулся. – Идемте, промочим горло.

– Я бы предпочел поговорить в вашей шикарной машине, – возразил Террелл. – Спорить готов, этот, как вы называете, паноптикум не придет в восторг от визита полицейского.

– Возможно, вы правы. – Бразенстайн прошел к своей машине, распахнул дверцу и скользнул за руль.

– Ничего машинка: телевизор… телефон… кондиционер… выпивон… машинка, что надо, – прокомментировал Террелл, усаживаясь рядом с Бразенстайном.

– Сами понимаете: положение обязывает. Между нами говоря, мне больше по душе «эвис», – признался Бразенстайн. – Но что поделаешь? Правила игры. Ну, с чем пожаловали, Фрэнк?

Террелл выложил все, как есть.

– Пок Тохоло? Как же, помню: красивый малый, а мартини готовил лучше всех в городе. Но, увы, старая мамочка Хансен не захотел держать руки при себе, и парню пришлось уйти.

– Так я и думал, – сказал Террелл. – А как к нему относились другие члены клуба… помимо Хансена?

Бразенстайн пожал плечами.

– Девяносто процентов из них искренне убеждены: если ты не белый, значит – обезьяна. Лично мне индейцы-семинолы нравятся. Но для большинства членов клуба индейцы – обезьяны на побегушках, не более.

– А с миссис Данк Браулер у Тохоло конфликта не было?

– Представьте себе, что был, – припомнил Бразенстайн, и глаза его сузились. – Конечно, это была старая занудная стерва. Ее псина и бридж – больше ничего в этой жизни ее не волновало. Помню, я играл за соседним столом… месяца три назад было дело… может, чуть больше… не важно. Короче, Тохоло подавал напитки, и миссис Браулер велела ему прогулять ее псину. Тохоло сказал, что оставить бар не может. Я все слышал. Может, миссис Браулер ждала от него покорности, не знаю. Короче, она назвала его черномазым.

– Что было дальше?

– Другие трое игравших велели Тохоло выгулять собаку и не забываться… выбора у него не было, пришлось выгулять.

– Кто были другие игроки?

– Риддл, Маккьюэн и Джефферсон Лейси.

Террелл помрачнел, задумался.

– Похоже, что-то вырисовывается, – сказал он наконец. – Маккьюэн, Риддл с любовницей и миссис Браулер – все мертвы. Я бы хотел поговорить с Джефферсоном Лейси.

Бразенстайн кивнул.

– Пожалуйста. Он у нас слегка на особом положении. У него в клубе – своя комната. Если хотите, я вас представлю.

– Да, так будет лучше.

Но когда Бразенстайн спросил швейцара, здесь ли мистер Лейси, оказалось, что тот с полчаса назад куда-то уехал.

Откуда было знать Бразенстайну и Терреллу, что в эту самую минуту Джефферсон Лейси с перекошенным от страха лицом приклеивал конверт с пятьюстами долларов к днищу телефона-автомата, что находился в будке на железнодорожном вокзале Парадиз-Сити?

Когда Мег вошла в оживленный вестибюль отеля «Эксельсиор», где останавливались туристы рангом пониже, ей было море по колено…

Прошлым вечером Чак сказал ей: завтра утром надо забрать в разных телефонных будках пять конвертов.

• Предыдущая
• 26/104
• Следующая