Кайсе - ван Ластбадер Эрик - Страница 38

• Предыдущая
• 38/142
• Следующая

Ее голова опустилась, и черные волосы рассыпались по, казалось, выточенному из серебра лицу.

— Это хорошо, что меня уже нет в живых. Я каждый день умоляла Будду вдохнуть в мое сердце чувство любви, которое должна испытывать мать к своему ребенку, но все молитвы остались без ответа. Мое сердце давно ссохлось, остался какой-то омертвевший ком в груди.

— Мама, но ведь не ты же в этом виновата.

Она откинула назад голову, и черная волна волос вновь отхлынула на плечи. В ее глазах сверкнуло неистовствующее пламя, а в исказившей лицо гримасе можно было прочитать ярость черного леопарда, оскалившего желтые зубы в готовности убивать.

— Нет, виновата, — с надрывом прошипела она. — Виновата в том, что я Азия, вынужденная покорно раздвигать ноги, чтобы меня насиловали любые другие нации: французы, русские, китайцы, американцы. Они варварски эксплуатировали нас, приучили к опиуму, превратили в рабочий скот — вот мы и стали похожи на бешеных собак, способных в приступе безумия отгрызть собственную лапу.

Она распрямилась, хватая сучковатыми пальцами воздух.

— И я тоже безумна, безумна настолько, что утратила способность любить то, что следует лелеять и боготворить. Ты моя кровь, До Дук, а ведь я смотрела на тебя теми же глазами, которыми все они смотрели на нас, — она покачала головой. — Нет, не трать зря времени на оплакивание. У меня своя карма, и я с радостью принимаю ее. Сейчас я являю собой одну из причин разорения Азии. Это, может быть, и ужасно, но, по крайней мере, хоть что-то.

— Но я убил тебя! — воскликнул До Дук. — Ведь это из-за меня...

Прекрасное лицо женщины просветлело.

— Я бы никогда не сказала им, где ты прячешься. Я сохранила твою тайну, До Дук. Разве ты не думал о том, что я знала, каковы будут последствия? Да, да. Я сделала это с охотой, мне было приятно не поддаваться ни на какие их угрозы. В конечном счете, ox! — она вздохнула, — это был единственный значимый поступок в моей жизни. Даже умирая, я чувствовала, что мое сердце все еще бьется, бьется ради тебя.

Отсвечивающие золотом глаза матери поймали До Дука в свои сети.

— Теперь настало твое время, мой сын. Не растеряй его зря.

Должно быть, по небу в этот момент проплыло облако, ибо лунный свет поблек, и вновь сгустились сумерки; проморгавшись, До Дук не поверил своим глазам — прямо перед ним лежал черный леопард. От его мускусного запаха До Дук вновь ощутил приступ головокружения и на секунду смежил веки; когда же он их разомкнул, зверь уже был в воде и быстро плыл вниз по течению, все больше удаляясь от него.

До Дук опустил голову, и из его глаз хлынули слезы. До этого ему было неведомо чувство любви, и сейчас, ощутив, насколько болезненно его прикосновение, он решил во что бы то ни стало не допускать подобного рода прикосновений.

Рука на его плечо легла твердо и уверенно.

— Да, младший брат, — прошептал ему на ухо Ао. — Укрепляй свое сердце до тех пор, пока оно не превратится в камень, покоящийся в твоей груди, ибо тебе предстоит извилистый и рискованный путь.

До Дук, сидевший согнувшись на берегу горного потока, не столько услышал, сколько почувствовал эти слова, я они заполнили это его внутреннее небытие, эту пустоту, которую в свое время, будучи в услужении у француза, он прогонял, окунаясь в прохладную и безмолвную глубину бассейна.

Когда он наконец поднял голову, наступил уже тот особый предрассветный час, в котором мир лишен красок, заволочен сырым туманом и никак не желающими униматься ночными тенями.

— Мы провели здесь целую ночь?

— Сейчас время не имеет значения, — ответил Ао. — Забудь о времени.

— Что произошло? — До Дук повернулся к старику. — Черный леопард, гадюка, призрак моей матери. Это все было во сне?

Губы Ао скривились в сардонической улыбке.

— Это Нго-май-ут, Лунный Серп. А сейчас послушай меня, и я расскажу тебе о Танце Паау.

В старые времена, когда цивилизация нунги находилась в зените расцвета, в некоторых наших городах-государствах существовал культ почитания леопарда. Нунги называли животное Паау и верили в его божественное происхождение. Но были и такие, которые жаждали божественной силы и власти, — вот они и решили поймать леопарда Паау. Сделали они это с редким мужеством, хладнокровием и хитростью, заманив животное в замаскированную ловушку их собственного изобретения.

У Ао была почти гипнотическая манера разговаривать, будто одним только своим голосом он извлекал магию из самой атмосферы.

— Прежде всего, — продолжал старик, — они перебили леопарду лапы, чтобы он не смог убежать, — все-таки даже их злодейство имело пределы, ибо они не осмелились посадить зверя в клетку, рискуя навлечь гнев Богов. Но, ломая ему кости, люди были уверены, что душа леопарда останется невредимой и, несомненно, перейдет к ним.

В несломанных костях человека или животного — здесь нет разницы — сохраняются остатки «души», из которых соответствующими ритуальными действиями и молитвами можно реконструировать новую жизнь.

Что же происходило затем? Они кормили леопарда мясом своих еще живых врагов, с тем чтобы тот стал еще сильнее и увеличил присущие ему божественные возможности. Через девять дней животному вскрыли грудную клетку и извлекла еще бьющееся сердце. Съев этот орган, они, обнаженные, забирались во взрезанную и выпотрошенную тушу, дабы пропитаться кровью Паау. Говорят, этот ужасный покров содрогался, прилипая к их обнаженным плечам. Это и был Танец Паау.

Предрассветный туман, стелющийся над берегом, постепенно опускался, окутывая своим покрывалом струящуюся гладь воды, даже мелодичные звуки потока терялись в этом опаловом мареве. До Дук ощущал себя вне пространства и времени.

— Они, эти люди, благодаря этому нелепому ритуалу, тем не менее, сумели объединиться, и их сила и власть — реальная или воображаемая — возрастала. Врагов этих безумцев непременно находили обнаженными, со сломанными и вывернутыми назад конечностями — то есть этих несчастных прежде всего лишали возможности как сопротивляться, так и спасаться бегством.

Красновато-желтые глаза Ао приобрели какой-то особенный оттенок.

— И, что самое важное, их сердца, вырванные из груди, привязывались к пупкам, для того чтобы души жертв не могли покидать тела в момент смерти.

Ао на секунду повернул голову, и До Дуку представилось, что сквозь пелену тумана старик видит совершенно иные земли в совершенно иные времена.

— Танец Паау, — сказал он. — Вход к обретению власти и еще большей власти — вот чему я буду тебя учить, ибо именно за этим ты поднялся ко мне в горы. — Он поднял руку. — Сейчас ты должен выбрать какое-нибудь существо, которое будет представлять тебя, название которого станет твоим духовным именем. Выбирай!

— Белая сорока, — бросил До Дук первое, что пришло ему на ум.

— Белая сорока, — повторил Ао и повернул голову в сторону До Дука.

До Дук почувствовал резь в глазах.

— Ты уверен? — спросил Ао.

До Дук кивнул. Как ни странно, он был уверен — впервые за всю свою жизнь.

— Ты сказал. Пусть будет так. Отныне ты станешь Белой Сорокой. — Выражение лица Ао было очень серьезным.

Слова Ао, казалось, пронзили тело До Дука, подобно сотне дротиков, заставив его содрогнуться от неожиданной вспышки боли.

Глаза Ао напоминали черные камни на дне реки, гладкие и загадочные. После некоторого колебания старик воскликнул:

— Свершилось! Ты станешь Нго-май-ут, и никто кроме Нго-май-ут не сможет тебя выследить.

— Что это значит? — прошептал До Дук.

На губах Ао вновь заиграла сардоническая улыбка.

— Ты станешь другим человеком. Это тебя пугает? Нет? Хорошо. У тебя будет жаждущая душа, а к пище и питью — скоро, очень скоро — станешь совершенно равнодушен.

— А чем же я буду поддерживать силы?

— Это будет зависеть, — серьезно начал Ао, — от того, что останется после того, как ты превратишься в Нго-май-ут.

— Но я буду смертным?

Ао ответил не сразу. Наконец он произнес:

• Предыдущая
• 38/142
• Следующая