Кайсе - ван Ластбадер Эрик - Страница 28

• Предыдущая
• 28/142
• Следующая

— Успех вашего, да.

— Твой отец совсем не так подходил к рассмотрению дел.

Николас отставил чашку.

— Мой отец жил в иное время. Он всегда чувствовал себя, как на войне, даже когда участвовал в работе по возрождению Японии, уже после капитуляции.

— В воспоминаниях нет необходимости, — мягко сказал Оками. — Ведь я был вместе с ним.

Мягкая улыбка Оками сменилась пристальным прямым взглядом:

— Твои резкие слова причиняют мне боль. Уж нам с тобой не следует воевать.

— Будем считать, что боевые действия явились результатом неведения. Я ведь до сих пор не знаю истоков и происхождения долга моего отца вам.

— Мы поклялись, что эта тайна останется между нами.

Николас промолчал; нависшая тишина стала настолько тягостной, что Оками понял — пора уже выходить из этого патового положения.

— Ты бы смог отречься от клятвы, данной своему отцу? — неожиданно и резко спросил Оками. — И ты хочешь, чтобы я отрекся от клятвы, данной ему?

— Ваши отношения с моим отцом имели, так сказать, свою собственную жизнь. Сейчас вам предстоит иметь дело со мной. Вы и я должны найти пути к нашему собственному взаимопониманию. Только на этой основе можно надеяться на развитие отношений.

Оками, казалось, удивился.

— Ты говоришь о... союзничестве?

Николас кивнул.

— Возможно, да. Но как бы ни сложились наши отношения, вам не следует рассчитывать на то, что меня можно будет использовать в качестве слепого орудия.

— Но твой отец...

— Оками-сан, постарайтесь понять. Я ведь не только сын своего отца.

Оками поднялся и, повернувшись, спиной к Николасу, подошел к окну и принялся рассматривать канал, вглядываясь куда-то в даль. Задумавшись над возникшей проблемой, он машинально похлопывал в ладони. А о чем собственно думать — Николас выразился достаточно ясно, почти ультимативно: расскажите мне о происхождении долга, иначе разговор окончен.

Сейчас, размышлял Николас, для Оками весь вопрос упирается в то, чтобы не потерять лица.

— Твой отец был экстраординарным мужчиной, — без лишних вступительных слов начал Оками. — И эта его исключительность проявлялась во многих сферах, о некоторых даже ты не имеешь понятия. В некотором смысле твой отец был художником. То, что он видел, не было в прямом смысле реальностью; это было в большей степени то, что лежало те этой реальности. Проще говоря, твой отец угадывал потенциальные возможности в любой ситуации и знал, каким образом разработать эту ситуацию так, чтобы эти потенциальные возможности были реализованы в самом ближайшем будущем.

Николас заметил, как распрямилась спина Оками; казалось, воспоминания о тех годах, когда он работал рука об руку с полковником Денисом Линнером, стряхнули с него груз прожитых лет.

— С твоим отцом мы встретились при довольно странных обстоятельствах, не имеющих никакого отношения к бизнесу. Дело в том, что моя сестра сходила по нему с ума, и именно она свела меня с твоем отцом. Она настояла, чтобы я встретился с ним, — думаю, простой атрибут вежливости итеки. Я тогда еще подумал, что, увидев его, сразу же возненавижу. Но это было до того, как я его узнал.

Оками сделал глубокий вдох, будто подзаряжаясь энергией.

— Ты, несомненно, знаешь, что специальное подразделение армейской полиции генерала Макартура нередко вступало в контакт с определенной группой людей из якудза. Мы были нужны им для борьбы с коммунистами, предотвращения коммунистического проникновения в Японию и помощи в установлении нового демократического порядка по американскому образцу. Вначале я и другие вроде меня чувствовали себя как между Сциллой и Харибдой, зажатыми между двумя союзническими политическими системами, каждая из которых могла извратить основу японского образа жизни. Но, естественно, из этих двух различных систем коммунизм нагонял больше страха и был более ненавистен — поэтому мы и примкнули к американцам. А что еще нам оставалось делать? Этот вопрос в то время мы постоянно задавали сами себе, и именно его бесконечно дебатировали с твоим отцом.

Но коммунизм был не просто угрозой. Коммунисты были открытыми врагами, поэтому специальному полицейскому подразделению американцев не стоило особого труда их опознавать. Все это так, но твой отец вышел на опаснейшую группу, занимающуюся подрывной деятельностью, глубоко законспирированную и не примыкающую ни к той, ни к другой политической группировке. И вот именно этих людей твой отец выследил и нанял меня к себе в помощь — необходимо было уничтожить эту мразь.

Оками наконец повернулся лицом к Николасу и уселся на одну из подушек. Он скрестил ноги и откинул руку на подоконник.

— Ты должен понять, Линнер-сан, то были времена беззакония. В стране процветал черный рынок, и любой предприимчивый тип мог заработать состояние в считанные месяцы — естественно, при наличии связей и товара.

Совсем просто это было сделать в том случае, если, к примеру, ты был офицером американской военной полиции. В этом случае вся страна, считай, была у тебя в руках. И ты был ее законом.

Твой отец начал разрабатывать связи токийского черного рынка и обнаружил, что им заправляет некий капитан по имени Джонатан Леонард из военной полиции, человек насколько безжалостный, настолько и неразборчивый в средствах. Кроме того, у него была исключительно надежная крыша, и сколько твой отец ни старался, никакого компрометирующего материала так и не нашел. А тем временем капитан Леонард наводнял город всякой ненужной дрянью: стрелковым оружием, боеприпасами, другим самым разнообразным вооружением и... наркотиками. Огромным количеством наркотиков.

Откуда он брал всю эту контрабанду? Где хранил? Как была организована сеть распространителей? К моему величайшему удивлению, я обнаружил, что некий кобун из якудза вовлечен в торговлю на уличном уровне. Этим занимались разочарованные беспринципные солдаты, готовые за подачку или, что еще противней, за обещание новой, более высокой ступени на иерархической лестнице травить свой народ. Гневу моему не было предела.

Но кто стоял за ними? Капитан Леонард? Почему бы нет. Он был один из тех, у кого имелись связи. Твой отец начал копать еще глубже и обнаружил, что перед самым вступлением в армию Леонард официально поменял имя. Данное ему при рождении имя было Джон Леонфорте.

Оками кивнул.

— Совершенно верно, Линнер-сан. Он был младшим братом Альфонсе Леонфорте, видного дона мафии, которая терроризировала Штаты как во время войны, так и после. Альфонсе единолично консолидировал группировки мафии по всему Восточному побережью, взял под контроль нью-йоркский морской порт, строительную промышленность и транспортные перевозки между штатами, то есть ключевые, наиболее быстро набиравшие силы в пятидесятых годах отрасли и сферы.

— По-моему, я читал в биографии, опубликованной несколько лет тому назад, что младший брат Ала Леонфорте умер во время службы в армии.

— Правильно, — согласился Оками. — Я убил его.

Некоторое время Николас изучающе смотрел на Оками. Затем встал, подошел к буфету и налил себе бренди. Он выпил его залпом, дождался, пока согревающая влага прольется в желудок, и только после этого вновь повернулся к Оками.

— Вы хотите сказать, что убили Джонни Леонфорте по приказу моего отца?

Оками сделал последний глоток кофе и отложил чашку.

— Здесь есть нечто, чего ты не читал в биографии. Последним приказом Альфонсе Леонфорте, прежде чем он ушел на покой, был приказ убить Джеймса Хоффу. А ты знаешь, почему не нашли его труп? Я расскажу тебе. В то время у Леонфорте был хороший друг — высокопоставленный сенатор из Нью-Йорка. Забыл его имя, но это не важно. Если хочешь, можешь найти его имя в биографии. У этого сенатора был дом, летний дом, если мне не изменяет память, на Шелтер-Айленд. Ты знаешь это место, Линнер-сан?

— Очень хорошо знаю, — ответил Николас, испытывая чувство, будто что-то оседает у него в животе.

Оками кивнул.

— Мне не доводилось там бывать, но хотелось бы выбраться туда в один прекрасный денек. Должно быть, очень красивое, очень уединенное место.

• Предыдущая
• 28/142
• Следующая