Искатель. 1965. Выпуск №4 - Саксонов Владимир Исаакович - Страница 35

• Предыдущая
• 35/45
• Следующая

— Это вы меня вызывали?

— Следуйте за мной.

Он повел его наверх и отворил дверь как раз в ту минуту, когда доктор Поль, закончив предварительный осмотр, выпрямился и отошел в сторону.

— Вы узнаете его?

Все молчали. Сцена казалась особенно тягостной из-за необыкновенного сходства двух братьев.

— Кто это сделал?

— Это ваш брат?

Слез не было, только сжатые кулаки и стиснутые зубы, да еще взгляд стал тяжелым и жестким.

— Кто это сделал? — повторил Пьер Дельтель, который был на три года моложе депутата.

— Пока еще неизвестно.

Доктор Поль объяснил:

— Пуля вошла в левый глаз и застряла в черепной коробке. Выходного отверстия нет. Насколько я могу судить, это пуля небольшого калибра.

У одного из телефонных аппаратов стоял начальник уголовной полиции и звонил префекту. Вернувшись к ожидавшей его группе людей, он передал инструкции самого министра.

— Простая информация в газеты о том, что депутат Андрэ Дельтель был найден мертвым в чемодане, сданном на хранение на Северном вокзале. Как можно меньше подробностей. Успеем сделать это завтра.

Судебный следователь Рато отвел Мегрэ в угол.

— Вы считаете, что это политическое убийство?

— Нет.

— Замешана женщина?

— Не знаю.

— Вы кого-нибудь подозреваете?

— Я буду знать это завтра.

— Я рассчитываю на вас, держите меня в курсе. Если будут новости, звоните даже ночью. Я буду у себя в кабинете с девяти часов утра.

Мегрэ неопределенно кивнул и отошел к доктору Полю, с которым обменялся несколькими словами.

— Хорошо, старина.

Поль направился в Институт судебной медицины, чтобы присутствовать на вскрытии.

Все эти разговоры заняли много времени. Было ровно десять часов вечера, когда все стали спускаться по плохо освещенной лестнице. Журналист ни на шаг не отставал от комиссара.

— Зайдите на минуту ко мне. Вы были правы. Это крупная птица. Убит депутат Андрэ Дельтель.

— Когда?

— Пока неизвестно. Пуля попала в голову. Тело было обнаружено в чемодане в камере хранения Северного вокзала.

— Почему открыли чемодан?

— На сегодня все!

— Вы напали на след?

— На сегодня все!

— Вы будете всю ночь заниматься этим делом?

— Возможно.

— А если я пойду за вами?

— Я прикажу вас забрать под любым предлогом и продержать до утра на холодке.

— Вас понял.

— Значит, все в порядке.

В эту минуту в дверь постучали и вошел доктор Пардон. Репортер спросил:

— А это кто?

— Мой друг.

— Нельзя узнать его имя?

— Нет.

Наконец они остались вдвоем, и Мегрэ начал с того, что снял пиджак и закурил трубку.

— Садитесь. Прежде чем отправиться туда, я хотел бы поговорить с вами. Будет лучше, если это произойдет здесь.

— О Лагранже?

— Да. Прежде всего один вопрос. Он действительно серьезно болен?

— Я был готов к вашему вопросу и думал об этом, пока шел сюда. В данном случае трудно дать определенный ответ, Конечно, он болен, это не подлежит сомнению. Вот уже десять лет, как он страдает диабетом.

— Но это не мешает ему вести нормальный образ жизни?

— Почти. Я лечу его инсулином. Он сам себе делает инъекции, я его научил. Он всегда носит с собой маленькие складные весы, чтобы взвешивать пищу, если ему случается обедать не дома. При применении инсулина это имеет большое значение.

— Я знаю. Дальше.

— Вы хотите получить точный медицинский диагноз?

— Нет.

— Он всегда страдал от эндокринной недостаточности, обычный удел людей подобной физической конституции. Он человек вялый, чрезвычайно впечатлительный, легко теряющий самообладание.

— Каково его состояние в данный момент?

— Вот это и есть самая деликатная сторона вопроса. Я был поражен, застав его сегодня утром в том состоянии, в котором вы сами его видели. Я долго его осматривал. Несмотря на гипертрофию, сердце сейчас в неплохом состоянии, не хуже, чем неделю или две назад, когда Лагранж нормально передвигался.

— Вам приходила мысль о возможности симуляции?

Пардон, конечно, уже думал об этом, что было сразу заметно по его смущенному виду. Человек щепетильный, он теперь тщательно подыскивал слова.

— Я полагаю, Мегрэ, что у вас есть самые серьезные основания думать о такой возможности?

— Вполне серьезные основания.

— Это касается его сына?

— Не знаю. Лучше я введу вас сразу в курс дела. Сорок восемь часов назад, может быть, немного больше, может быть, меньше, мы об этом скоро узнаем, был убит один человек. С абсолютной вероятностью можно утверждать, что это произошло в квартире на улице Попинкур.

— Его опознали?

— Речь идет о депутате Дельтель.

— Они были знакомы?

— Следствие покажет. Во всяком случае, вчера вечером, в то время, как мы, обедая у вас, беседовали о нем, Франсуа Лагранж подъехал в такси к своему дому, с помощью шофера снес вниз чемодан, в котором находился труп, и отвез его на Северный вокзал, чтобы сдать в камеру хранения. Вас это поражает?

— Такие вещи всегда поражают.

— Теперь вам ясно, почему я так хочу узнать, был ли Франсуа Лагранж действительно болен сегодня утром, когда вы его осматривали, или симулировал.

Пардон встал.

— Прежде чем ответить, я хотел бы еще раз осмотреть его. Где он?

Доктор предполагал, что Лагранж уже находился здесь, в полиции.

— Он все еще дома, в собственной постели.

— И ничего не знает?

— Он не знает, что мы обнаружили труп.

— Что вы собираетесь делать?

— Отправиться к нему вместе с вами, если вы согласны составить мне компанию. Вы испытываете к нему дружеские чувства?

Пардон помолчал, а потом ответил с большой искренностью:

— Нет!

— Чувство симпатии?

— Скажем, жалости. Мне не доставило никакой радости увидеть его у себя в кабинете. Скорее, я почувствовал некоторую неловкость, как всегда в присутствии слабых людей. Но я не могу забыть, что он совершенно один воспитывал троих детей, не могу забыть, как дрожал его голос, когда он говорил о своем младшем сыне.

— Показная чувствительность?

— Я тоже так думал сначала. Я не люблю мужчин, которые плачут.

— А он плакал в вашем присутствии?

— Да. В частности, в тот день, когда от него ушла дочь, даже не оставив адреса.

— Я ее видел.

— Что она говорила?

— Ничего. Она-то не плакала, эта девица!.. Вы идете со мной?

— Я думаю, что это затянется.

— Возможно.

— Тогда, с вашего разрешения, я позвоню жене.

Было уже совсем темно, когда они садились в одну из полицейских машин. Всю дорогу молчали: оба были погружены в свои мысли, и оба опасались сцены, которая должна была произойти.

— Остановишься на углу, — сказал Мегрэ шоферу.

Напротив дома за номером 37-6 он увидел инспектора Жанвье.

— А где твой напарник?

— Для предосторожности я его отправил во двор.

— А консьержка?

— Не обращает на нас никакого внимания.

Мегрэ позвонил, пропуская Пардона вперед. В швейцарской было темно. Консьержка не окликнула их, но комиссару показалось, что за стеклом белело ее лицо.

Наверху, на четвертом этаже, в одном из окон горел свет.

— Подымемся…

Он постучал, света, на лестнице не было, и он не мог в темноте нащупать кнопку звонка. Ждать им пришлось гораздо меньше, чем утром, чей-то голос спросил:

— Кто там?

— Комиссар Мегрэ.

— Простите, одну минутку…

Лагранж, по-видимому, надевал халат. Руки у него, наверное, дрожали, так как он с трудом повернул ключ в замке.

— Вы нашли Алэна?

В полумраке лестницы он заметил доктора, и лицо его сразу изменилось, стало еще бледнее, чем обычно. Он стоял неподвижно, не зная, что ему дальше делать, что говорить.

— Вы разрешите нам войти?

Мегрэ втянул носом воздух, чувствуя знакомый запах горелой бумаги. Щетина на лице Лагранжа отросла еще больше, а мешки под глазами набухли и потемнели.

— Принимая во внимание состояние вашего здоровья, — сказал, наконец, комиссар, — я не хотел являться к вам без врача. Доктор Пардон был так любезен, что согласился меня сопровождать. Надеюсь, вы не возражаете, если он вас осмотрит?

• Предыдущая
• 35/45
• Следующая