Мила Рудик и руины Харакса - Вольских Алека - Страница 81

• Предыдущая
• 81/110
• Следующая

— Ты прав, — улыбнулся Терас и, указав жестом на клетки, добавил: — Эти — моя работа.

Черноволосый прищурил темные глаза и, не отрывая немигающего взгляда от Тераса, холодно произнес:

— Никогда не любил алхимию.

Терас громко захохотал, и Мила вздрогнула. Но не потому, что ее напугал этот взрыв почти безумного ликования, а потому, что слова, произнесенные только что, она уже слышала прежде.

«Никогда не любил алхимию», — заговорщицки улыбаясь тринадцатилетней Миле, которую он только что спас из когтей самой Амальгамы, сказал Лукой Многолик. Это было больше трех лет назад…

Мила словно окончательно прозрела — поверила в то, во что поверить, казалось, было абсолютно невозможно.

У этого человека было совсем другое лицо. Однако имя, которым его называли, принадлежало тому, кого Мила очень хорошо знала. А его смех, встретивший ее в этой гостиной, показался до боли знакомым. И наконец — эти слова, которые намертво отложились в ее памяти, потому что три года назад она восхищалась человеком, сказавшим их, и ловила каждое его слово… Все это буквально кричало внутри нее: «Это он! ОН!».

В этот момент к Терасу подошел один из людей Гильдии, что-то тихо шепнул ему на ухо и тут же отошел.

— Да, хватит разговоров, — сказал Терас. — Пора исполнить приговор Гильдии.

— Терас, — вновь подал голос молодой Гурий, — это ведь не их приговор. — Он произнес эти слова, напряженно вглядываясь в лицо Квита. — Это твой приговор. Гильдии нужны жизни магов. Ты указал на наши. Это твой приговор, значит, сегодня решаешь ты. Я умоляю тебя, не отдавай им жизнь моей сестры. Ты хочешь, чтобы кто-то заплатил за то, что мы сделали с тобой… Я заплачу. Только не она, Терас.

Невысокий молодой мужчина с лицом чудовища и голосом, звучащим как колыбельная песня, какое-то время молча смотрел на Гурия. По его взгляду нельзя было понять, о чем он думает. Наконец он сказал:

— Вы умрете все, Гурий. Вы все приговорены к смерти. — Он слегка нахмурил брови и жестко добавил: — Но твое раскаяние и готовность искупить вину я не могу оставить без внимания. Я подарю тебе еще несколько дней жизни.

Мила видела, как потемнело лицо Гурия. В ярости он ухватился за прутья клетки так, что побелели костяшки пальцев.

— Нет! — с разочарованием и гневом в голосе выкрикнул он. — Я просил не об этом, Терас!

— Ты просил не об этом, — легко согласился Терас без тени улыбки на жутком лице. — Но я заманил вас в эту ловушку не для того, чтобы прощать, а для того, чтобы получить удовлетворение от того, что разрушу ваши судьбы, как вы разрушили мою. Ты признаешь, что виноват и заслуживаешь умереть, именно поэтому твоя смерть не принесет мне удовлетворения. Что касается твоего друга и сестры, то они не желают платить за то, что сделали со мной, — они слишком сильно хотят жить. Но именно по этой причине один из них сегодня умрет. Один из них! Я дам шанс твоей сестре, Гурий.

Гурий недоуменно нахмурился, а Терас тем временем посмотрел сначала на Лизу — взволнованную, испуганную, — а потом на Лукоя, холодного и невозмутимого.

— Пусть они сами решают, кому из них сегодня умереть, — вынес свой вердикт Терас. — А если они не смогут этого сделать… — Он медленно повернул голову и устремил на Гурия выразительный взгляд. — Тогда это решение примешь ты.

Лицо молодого Гурия побелело — он испытывал нечеловеческое напряжение. Казалось, что ему трудно дышать.

— Право первого слова будет вежливо дать даме, — с притворной любезностью сказал Терас и картинно склонил голову в полупоклоне.

Он ядовито улыбнулся заточенной в клетке девушке и спросил:

— Что ты выберешь, Лиза? Кто не умрет сегодня: ты или Лукой? Выбирай, иначе этот выбор придется сделать твоему любимому брату.

— Это не нужно! — быстро воскликнула Лиза. Ее глаза блестели, словно от лихорадки. — Я сделаю выбор сама.

— Кто? — настойчиво торопил ее Терас. — Кто сегодня останется жить?

Лиза посмотрела на Лукоя так, как будто хотела хорошо запомнить его лицо. Мила поразилась тому, сколько любви и самоотречения было в ее взгляде. Она не могла постичь, как Лиза могла так сильно любить этого холодного, как лед, черноволосого мужчину. Миле показалось, она уже знает, что ответит Лиза. И она не ошиблась.

— Лукой, — твердо сказала девушка. — Мой выбор — его жизнь.

Терас непринужденно рассмеялся — его смех в этот момент был таким же мягким, располагающим к себе, как и его голос.

— Сегодня решительно все готовы на самопожертвование, — усмехаясь, развлекался он. — Редкое зрелище: первородные маги состязаются в благородстве. Воспоминание об этом дне я непременно помещу в свою маленькую личную мнемосферу.

Он повернулся к клетке с черноволосым пленником.

— Лукой, что скажешь ты? Умереть за женщину — это так благородно.

Лукой, презрительно глядя на Тераса темными, как окна нежилых домов, глазами, ответил:

— Благородство — неуместное качество в деле выживания.

Он даже не глянул в сторону Лизы. На его лице не промелькнуло и тени сомнения, когда он коротко, но твердо заявил:

— Убейте ее.

Последнее, что слышала Мила, прежде чем ее накрыла темнота, был безумный, дикий вопль молодого Гурия: «Не-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!!!» и далекий, словно эхо, звук выстрела…

Мила стояла в небольшой комнате, окутанная сумраком, исходящим от леса за окном. Собственное дыхание — тяжелое, срывающееся — казалось ей противоестественно громким, других звуков будто и не было. Но вот рядом раздались чьи-то шаги и скрип половиц. Она повернула голову — кроме нее, в комнате находился ее учитель.

Гурий Безродный медленно, словно через силу, подошел к камину и развел огонь. Казалось, каждое движение дается ему с трудом. Он весь ссутулился, как будто на его плечи внезапно легла непосильная тяжесть. Заметив, что Мила до сих пор стоит посреди комнаты, он подошел к ней и, положив ладони ей на предплечья, внимательно посмотрел в лицо.

— Мила, — позвал он. — Ты слышишь меня?

Она механически кивнула и спросила:

— Они… убили ее?

— Да, — очень тихо ответил профессор.

Мила судорожно вздохнула.

— Он… чудовище, — сказала она. — Не так, как Терас Квит… Хуже… Он — настоящее чудовище.

Гурий Безродный молчал.

— Он… тот, кто был вашим другом, и Лукой Многолик, которого знала я, это… Неужели это один и тот же человек?!

Профессор посмотрел на нее усталым, хмурым взглядом.

— Да, Мила, в этом нет никаких сомнений.

— Но… — Миле никак не удавалось уложить это в своем сознании. — Но ведь внешне это два совершенно разных человека! Лицо, волосы… Всё!

Из груди профессора вырвался тяжелый вздох.

— Мила, я думаю, что тебе лучше сесть.

Она покачала головой.

— Я не хочу…

— Не спорь, Мила, — настойчиво сказал профессор. — Тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Сейчас ты сядешь, я принесу нам по чашке горячего чая и мы поговорим. Хорошо?

Мила растерянно уставилась на своего учителя, потом кивнула и позволила себя усадить в одно из кресел у камина. Минут через десять он принес чай и сел в соседнее кресло.

— Только что, в моей Мемории, — со вздохом сказал Гурий Безродный, — ты видела истинное лицо человека, которого знала как Лукоя Многолика. А ответ на твой вопрос простой: три года назад, будучи учителем искусства метаморфоз в Думгроте, Лукой выглядел иначе, потому что изменил внешность.

— Как такое возможно, профессор? — спросила Мила, отрывая взгляд от чашки, которую она поставила себе на колени. — Многолик учил нас, что маг может принять облик любого животного, но никогда — человека. То есть… маг не может этого сделать без подручных средств, вроде оборотного зелья. Он говорил неправду?

Гурий Безродный покивал.

— То, чему он вас учил, считается одним из базовых принципов перевоплощений. Любой другой учитель метаморфоз сказал бы вам то же самое — слово в слово. Он говорил то, что принято считать правилом. Но я не знаю, говорил ли он правду.

• Предыдущая
• 81/110
• Следующая