Соната моря - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/38
• Следующая

В половине…

Проснулась она много раньше от жуткого ощущения, будто ее лицо лизнул огненный язык.

За окошком полыхал беззвучный пожар.

Она бросилась к окну, распахнула его — навстречу дохнула черемуховая ночная прохлада. Многослойные красно-зеленые ленты летели, извиваясь, по небу, словно тутошняя Ирида, позабытая богиня радуг и прочих красочных атмосферных эффектов, вздумала заниматься художественной гимнастикой на ночь глядючи. Вовремя иллюминация, ничего не скажешь. Как бы это назвать? А, северностепанидское сияние.

Она сердито фыркнула, предчувствуя жесточайший недосып, и тут же пожалела о собственной несдержанности: справа, под соседним окном, принадлежащим половине Лероя, высилась монументальная фигура, расцвеченная радужными бликами.

— А-а, — протянул он своим звучным, точно из глубины колодца, басом, — моя юная натуралистка!

Варвара мысленно застонала.

— Вы уж простите меня, старика, — продолжал он так, что его было слышно в радиусе двухсот метров. — Дело в том, что я совершенно забыл про дороникум продолговатолиственный!

Она в сердцах захлопнула ставни.

Они обогнули мыс, и воздух сразу же наполнился подозрительным душком гниющих водорослей, рыбы и конюшни. Сопровождавшие суденышко аполины проделали два-три дружных курбета, разом повернули и отбыли в сторону островов.

Теймураз управлялся с парусом отменно, и берег (вместе с запахом) стремительно надвигался.

— Ага, кибы уже навалили целую кучу капусты, — удовлетворенно заметил Теймураз. — Когда пристанем, ты в воду не прыгай, тут на дне всякое… Вон те две плиты — наше обычное место.

— А вон тот камень удобнее, — заметила Варвара, кивая через левое плечо.

— Это не камень. Это — корова.

Варвара, несмотря не предупреждение и все свои тревожные ощущения, едва не вывалилась за борт.

— Ты что? — изумился Теймураз.

— Естественная реакция человека, впервые увидевшего живую стеллерову корову…

— Почему впервые? Тебе ж вчера аполины теленка подарили!

— Это зелененького-то? А я думала — ламантеныш. Впрочем, я его и рассмотреть не успела — приплыл некто, влекомый аполинами, словно Лоэнгрин в челноке, забрал и спасибо не сказал.

— Лоэнгрина транспортировали лебеди, коих на Степухе пока не обнаружено. А был это, несомненно, Светик Параскив, наш старый телятник и ксенопсихолог по совместительству.

— Почему несомненно?

— Иначе у тебя не возникло бы ассоциаций с Лоэнгрином. Беда Светозара в том, что он красив, как языческий бог. Держись!

Лодка ткнулась носом в берег, и они соскочили на камни. Продолжать разговор о бородатом ксенопсихологе, вызывающим определенные ассоциации, девушка воздержалась.

— Я пойду посмотрю, а? — просительно проговорила она, кивая на темно-бурую тушу.

— Успеешь. Это, по-моему, молодой бычок. Они всегда голодные. Сейчас наши осьминоги явятся, попробуем отобрать у них что-нибудь лакомое. С коровьей точки зрения, разумеется.

Мысли свои он всегда выражал с каким-то особенным, корректным изяществом и точностью, обычно свойственным более зрелым мужчинам. Варвара заключила, что это — следствие безупречного воспитания, одинаково редкого во все века.

А кибы тем временем медленно восходили из глубин морских, и у каждого из них был здоровенный канат, если можно так выразиться, «через плечо». Не то тридцать три богатыря, не то репинские бурлаки на Степухе. На буксире у них тянулся здоровенный сетчатый кошель, набитый спутанными водорослями. Внутри этой массы что-то безнадежно трепыхалось.

— Собственно говоря, наша задача — следить, чтобы кибы не пропустили ничего опасного. Коровы, конечно, феноменально всеядны — Степуха вообще обитель всеядных, — но ведь среди подводной живности встречаются и ядовитые. О, вот, кстати, и демонстрационный экземпляр.

И точно: один из кибов замер, прицеливаясь, и вдруг молниеносным рывком выдернул из кучи водорослей полутораметровую членистую тварь, подозрительно напоминавшую скорпиона, отложил в сторонку и придавил плоским камнем. Скоро обнаружился и еще один красавец, чуть ли не крупнее первого; киб сгреб обоих поперек членистых животов и понес обратно в воду.

Чудища извивались, вскидывая хвосты с далеко не безобидными тельсонами, жутковато клацали клешнями и старались ухватить киба за манипулятор. Если это им удавалось, раздавался душераздирающий скрежет, на который киб, естественно, не обращал ни малейшего внимания.

— Отнесешь зверей на место — сразу же возвращайся на подзарядку! — крикнул ему вдогонку Теймураз, наблюдавший за тем, как остальные кибы швыряют обратно в воду похожих на севрюгу рыбин. — Минуточку… Вон ту рыбку, зубастенькую, преподнесите даме. На ужин.

Ближайший киб завертелся, оглядывая пляж и решая непосильную для него логическую задачу: кто же из этих двоих в одинаковых комбинезонах — дама? Не решив, он положил требуемое посередине: разбирайтесь, мол, сами.

— Премного благодарна, — сказала Варвара. — Но это — для меня, а где обещанная конфетка для бычка?

— Конфетка — это вот… — в изломанных капустных листьях перекатывалось нечто, напоминающее черный футбольный мяч. — По-нашему «морской кокос». Сусанин говорит, что благодаря изобилию этих фруктов аполины, коровы и еще кое-кто сохранили на передних конечностях пальцы. Ну, пойдем, покормим малышку. Кибы, всем вязать водоросли в тюки!

Он подцепил кокос, на деле оказавшийся необыкновенной четырехстворчатой раковиной, сквозь меридиональные щели которой проглядывало нежно-розовое, и они пошли по самой кромке воды, увязая в мелкой агатовой гальке. Стеллерова корова, чуточку отличавшаяся от тех макетов, над которыми привыкли скорбеть жители Большой Земли, никак не реагировала на их приближение и только по-лошадиному отфыркивалась. Четырехпалые бахромчатые ласты слева и справа загребали водоросли, уминая их в компактный ком, а обросшие щетиной губы, вытягиваясь хоботком, уминали эту буровато-зеленую массу с непредставимой быстротой.

Теймураз положил «фрукт» примерно в полуметре от коровьей морды и оглянулся на Варвару: смотри, мол, что дальше будет. Посмотреть было на что. Громадная туша чуть ли не в тонну весом приобрела вдруг дивную подвижность, ласты заработали, как движущий механизм, и корова, смущенно кося маленькими лиловыми глазками, навалилась на черный шар правым боком. Послышался слабый хруст, ласты заработали в обратную сторону, выгребая из-под себя гальку вместе с черной скорлупой. Наконец показалось розовое тело моллюска — вот это-то и было конфеткой…

— Ишь как щелкает?! — изумилась Варвара. — Ну прямо как арахис. И сколько она может за один раз уничтожить?

— Мы пробовали установить — со счета сбились.

— А если попадется этот… скорпионоподобный?

— Птериготус? Она отщелкивает у него заднюю треть, а в остальном характер действий сохраняется. Я наблюдал.

— Послушай, а кто из нас биолог?

— Да мы тут все, независимо от начальной профессии, обионились, если можно так сказать. Сусанин нас всех подчинил.

— У него что, синдром лидерства?

Теперь настала очередь изумляться Теймуразу:

— Почему синдром? Он просто прирожденный лидер, и надо сказать, на своем месте. Ты видела, как он улыбается? От уха до уха. Так вот, он во всем такой. Когда он рассказывает байки, все валяются по траве от хохота. Включая младенца.

— И Лероя?

— Лерой улыбается.

— Ого!

— Вот тебе и «ого». А когда он выхаживает теленка, вся Пресептория ходит на цыпочках. А сам он не спит по семьдесят два часа. И уж если он влюбился без памяти в эту Степуху…

— Понятно, — сказала Варвара.

— Ничего тебе не понятно. Ну, да такое не объяснишь, в людях самому надо разбираться, а не с чужих слов. Так что покорми животное, развлекись, а я пока проверю свои аккумуляторы, они у меня тут на скальных присосках. Только ты не зазевайся, руку в пасть не засунь — корова она хоть и не хищник, а может сжевать просто по причине предельной флегматичности.

• Предыдущая
• 12/38
• Следующая