Человек человеку - кот - Коллектив авторов - Страница 20

Лаборант шумно сглотнул.

— Я… Посмотрю?.. — с трудом выдавил он.

— Посмотри уж, любезный, — согласился Павлов. — Повеситься разрешаю позже.

Лаборант убежал. А Павлов решил поступить как должно. Звонить в охрану. Иначе нельзя. Да и глупо. Двадцать идиотов, бегающих с выпученными глазами по территории, незамеченными не останутся. Будет очень много вони. С людей еще спросят за то, что не застучали начальника — обязаны ведь. Нет, Павлов лучше сдастся. Ну, ушел опытный экземпляр погулять. Оказался, паразит, умнее, чем от него ожидали. Виноватых только двое, завлаб и дежурный — а вот, кстати…

— Не знаю, как она щеколду научилась сдвигать, — протараторил запыхавшийся лаборант, — но она сама, это точно, вы посмотрите, там царапины от когтей! А решетка оконная снизу болтается, крепеж из стены вырван! Ну даёт, зараза! Ай да Катька!

— Замки, что ли, на клетки ставить? — задумался вслух Павлов. Он держал палец занесенным над кнопкой вызова охраны, а глядел в сторону окна, и глаза его мечтательно туманились.

— Да, придется замки, — согласился лаборант, следя за пальцем. — Она, выходит, подглядывала и училась. Слушайте, шеф, это ведь очень значимый момент, правда? Это же надежда определенная, а?

— Угу, — буркнул Павлов, медленно отводя палец от кнопки и утыкая его лаборанту в грудь. — Теперь молчать. И стоять, не шевелясь.

Да, ему не послышалось, решетка снова звякнула, на этот раз громче. Кто-то там, за стеной, пробовал ее отодвинуть и влезть в окно.

Павлов представил, до какой степени Катьке неудобно, пожалел ее. «Десятка» сейчас выполняла поистине акробатический трюк, удерживаясь на стене, для лазания не приспособленной. Одна радость, что корпусу не успели сделать «косметику», и раствор между кирпичами заметно выщерблен.

— Я знал, что она вернется, — прошептал дежурный. — По вам соскучится, и…

— Тихо! Стой, гляди на меня.

— Помочь бы ей…

— Как? Высунуться и тащить за шкирку? Пусть сама, главное, не отпугнуть. Пусть запомнит, что возвращаться — правильно.

— Главное, это точно она, а не зам по режиму, или еще кто…

Решетка погромыхивала. Рыжики в клетках преспокойно занимались своими делами. Лучший знак того, что действительно не зам по режиму в окно с проверкой ломится.

Наконец о подоконник шваркнули когти. Решетка громыхнула всерьез, заглушив Катькино приземление. Павлов начал медленно-медленно поворачивать голову и косить глазом. Он не слышал шагов, но чувствовал, что «десятка» не идет в клетку. У нее было какое-то дело посерьезнее. И тут совсем рядом возникло басовитое довольное урчание. Дежурный тихонько охнул.

В двух шагах от Павлова сидела и умывалась длинношерстная трехцветная кошка редкостной красоты.

Перед ней на полу валялась какая-то мятая куча, в реальность которой завлаб не сразу поверил.

Дохлая ворона.

Здоровенная, сволочь.

Вообще-то в НИИПБ порядки были строгие. Когда-то. Лет пятнадцать назад даже неуправляемый Шаронов просто так к уважаемому коллеге Павлову на огонек не заглянул бы. В те благословенные времена друг к другу лазали через окна второго этажа, прямо в кабинеты. Периодически зам по режиму изымал у молодых и спортивных кандидатов наук то веревку, то репшнур.

Потом кандидаты стали докторами, заматерели, расплылись и ослабли. Лазать по стенам они уже не могли, зато научились охранников улещивать и подкупать.

Потом случилась та самая утечка. Бессмысленная и беспощадная. Ибо ее кагэбэшники засекли. Так бы работать и работать, пребывая в добросовестном заблуждении: мол потенциальная вражина ничего не знает. А тут — конец всему. Зама по науке забрали на Лубянку и вроде бы расстреляли путем инфаркта, зама по режиму посадили, директора выгнали на пенсию, темы заморозили. Институт впал в кому.

Доктора опухли от водки и поскучнели. Любезничать с вохрой не хватало здоровья, поэтому охрану тупо запугали. Уж появилось, чем. С раскрытого противником изделия — хоть такой шерсти клок. Престарелый завлаб Голованов по кличке «Мать твою Йети» зимой разгуливал по территории с целым выводком снежных человечков, и плевать хотел на всякие там спутники-шпионы. Не исключено, что спутники плевали на него в ответ — просто, наверное, не долетало.

Хуже нет, когда и враги тебя игнорируют, и родина в упор не видит.

За НИИПБ закрепилось прозвище — НИИ По Барабану.

Потом власть в стране опять переменилась. Слегка, но все-таки. И тогда озверевший от безделья Шаронов сорвался с цепи. Человек с замашками «через два рукопожатия выходим к Президенту», он взял и ломанулся на самый верх. Бряцая наградами. Формально он жаловался на то, что предыдущая власть — дура дурой, естественно — отняла у него, лауреата и орденоносца, проект «Рубанок». И требовал справедливого возмездия. А если честно — лелеял надежду сообщить кому следует, что есть на свете такой «НИИ прикладных биотехнологий». Вот он, посмотрите, очень полезный институт! Загибается, но не сдается.

Со стороны это может показаться неправдоподобным, но в действительности на многострадальных просторах нашей бескрайней родины и не такие объекты пропадали к чертовой матери.

Начальство обнаглевшему ученому не мешало. Оно его, скорее, молча благословило.

И Шаронов таки справился. Не через два рукопожатия, и не к самому Президенту, но на влиятельное лицо в его администрации — вышел. Каковое лицо выслушало жалобщика, ознакомилось с видеозаписью действующей модели «Рубанка», и с лица своего влиятельного прямо-таки спало. И чуть ли не за руку отвело Шаронова в самый высокий кабинет. С перепугу, вероятно. Из чувства самосохранения.

Президент о каком-то там НИИ По Барабану и его изделиях слыхом не слыхивал. Верховного Главнокомандующего обрадовали коротким емким докладом с показом видеодокументов. После чего Верховный одной конечностью затребовал все данные по НИИПБ, другой позвонил министру обороны, третьей — директору ФСБ, а четвертой распорядился представить Шаронова к очередной награде. От изумления, наверное. Тут нужно, в общем, учесть, что «Рубанок» действительно очень плохо выглядел. Даже на видео. Даже модель.

Президент до того был, похоже, взволнован открывшимися перспективами, что даже проявил интерес к формальной стороне дела — слабым голосом заметил: какие у вас названия интересные! А почему, например, эта тема зовется «Кино», а вот та «К10»?

Что интересно, встречаться с Шароновым взглядом Президент избегал. Так, зыркнет коротко, и глаза спрячет. Будто не верит — это ж надо, какие люди в русской оборонной науке водятся! С ног до головы в медалях, лауреатских значках, но почему-то без ошейника и намордника.

Шаронов объяснил, что первый отдел НИИПБ еле дышит, там кого не посадили, тот до сих пор под следствием, поэтому названия внутренние, рабочие. «Кино — мое хозяйство, а К10 это наверное кошки Павлова. Десятый корпус». — «Ах, институт еще и кошек делает… Очень интересно. А почему ваша тема — Кино?». — «Цоя люблю! — схамил Шаронов. — Он же про нашу шарашку песню написал, ну, где алюминиевые огурцы на брезентовом поле и все такое».

Тут его и попросили на выход быстренько. Но главное было сделано.

Шаронов, вернувшись, нашел Павлова по внутренней и сказал: «Ставь бутылку. Я тебя отрекламировал дальше некуда». — «Где?». — «В Кремле, где! Кстати, сознавайся, почему тему назвал К10?». Павлов чуть не лишился дара речи. В профессиональной сфере он быстро соображал и реагировал, а вот по жизни — увы. Ошарашить его было легко. «Ну, я… По созвучию. Это похоже на «киттен»». — «Да ты у нас романтик, оказывается! Киттен, значит. Пуссикэт, хе-хе… Правда, ты это не сам выдумал, а слизал с американского К-9». — «Ты. Где. Был?», — спросил Павлов. — «Пиво пил!!! Тащи пузырь, всё расскажу».

Через месяц основные темы запустили по новой. Административному корпусу сделали косметику, дорожки в парке выложили плиткой. Забор еще покрасили. Жизнь не то что забила ключом, но проявила хоть какую-то тенденцию. И даже первый отдел, заново полностью укомплектованный, вздумал показать зубы и научить распоясавшихся ученых режиму — но после того, как в секретную комнату подбросили десяток крыс, запросил мировую.