Дети оружия - Исьемини Виктор - Страница 46

Кижан ступил в приоткрывшуюся щель. В руке его был пороховой самострел, и дуло глядело точнехонько в лоб Лякову.

— Здорово, Кижан.

Фермер смерил старика недобрым взглядом. Кровоподтек после удара Левана остался знатный — в половину лица, из-за этого морда казалась перекошенной. Нетрудно догадаться, как ему сейчас охота в Лякова пальнуть.

— Ну? — хмуро произнес после паузы Кижан. — Чего еще твоему атаману нужно? У меня все равно ничего не осталось.

— Я не с Леваном, — начал Ляков, — ушел от него. Нехороший он человек оказался, жестокий, и не по справедливости поступает.

Кижан глядел все так же неприветливо, но ствол самострела чуть в сторону отвел.

— Кижан, я теперь с кочевыми. Сендер угнал, «гатлинг» увез, все голозадым отдал. Они хотят на Левана ударить, дикие-то. Без «гатлинга» Левану не устоять, одолеют его кочевые. Так я их упросил, чтоб вас не трогали, хозяев здешних.

Но уж и ты пообещай, что вы по кочевым не станете стрелять. Они пройдут тихо, на Леванов дом нападут, потом восвояси уберутся.

Кижан задумался и самострел опустил вовсе. Ляков перевел дух — ведь фермер злой нынче, мог бы и без разговоров пальнуть. Что задумался — уже хорошо, теперь пойдет нормальная беседа.

— Так что ж получается? — медленно заговорил Кижан. — Людоеды Левана прикончат — это, конечно, славно. Но ведь из дома всё повынесут? Все припасы наши: и пшено, и кукурузу, и овощи? Весь урожай наш? А нам как жить? Дожди пройдут — что сеять будем?

— Что у вас по погребам попрятано, то и будете, — внушительно произнес Ляков. — Мы ж с тобой друг друга понимаем, верно? Что ты Левану отдал? Пустые мешки? То есть не пустые, а трухой набитые?

— Трухой, верно. И камней добавил для веса. Только сверху с пшеном и брюквой уложил, когда в подвал сгружал. — Кижан прищурился, отчего его разбитое лицо и вовсе перекосилось. — А ты откуда знаешь? Или наши припасы проверял? А Леван знает?

— Ничего Леван не знает, — успокоил старик. — Я ж говорю, с голозадыми пустынниками я теперь заодно. Твое подворье они обнесли, так? И припасов вывезли столько, что всем племенем обожрались, а их там до некроза много собралось. Сейчас стоят дикари за холмом, ждут, с чем вернусь. Они хоть тебя и ограбили, все же по-прежнему думают, что припасы к Левану вывезены, я им так сказал.

— Добро, — промолвил Кижан. — Пусть так и думают. Не говори им про мой обман. Постой-ка… а ты что хочешь за свою доброту?

— Канистру горючего. Собираюсь деру дать от голозадых, бензин нужен. Ствол еще хоть какой, патроны к нему. Так вышло, что у меня оружия толкового при себе нет, а в степи без ствола несподручно. Соглашайся, Кижан. Смотри, как славно выходит: кочевые Левана прикончат, в пустыню уйдут. Потом дожди зарядят, и все смоют, ничего не останется. Ведь рано или поздно атаман бы догадался, что вы его надули, мешки с трухой и камнями вместо урожая в его подвал сложили. Ну а послушаешь меня — все будет шито-крыто.

Старик умолк, пытливо вглядываясь в лицо фермера, казавшееся особенно злобным из-за здоровенного синяка. Кижан тоже молчал, прокручивая в голове опасные мысли. Ляков понял: если банду Левана — его, Лякова, прежнюю банду — изничтожат, недолго здесь быть миру. Новая банда вскоре объявится, сами же местные фермеры и начнут разбойничать, а Кижан у них атаманом заделается.

— Ладно, — буркнул наконец фермер. — Я к соседу схожу, потолкуем, обсудим. Ты здесь жди, никуда ни ногой.

— А если Леван объявится? Мне так вот и сидеть здесь, дожидаться смерти?

Кижан обернулся, кликнул батрака:

— Прими гостя, накорми тем, что там еще осталось после кочевых. Пусть меня дожидается. Если смоется старый — с тебя шкуру спущу. Пока не пытается бежать, он мой лучший друг и самый добрый гость, корми его и пои. Так-то вот. — Фермер, хмуря разбитое лицо, шагнул из ворот и кивнул.

Ляков скользнул мимо сердитого Кижана во двор. Батрак уже поджидал его, многозначительно поглаживая рукоять здоровенного тесака, подвешенного к поясу в потертых ножнах. У дверей дома стояли члены семьи Кижана — и тоже смотрели без тепла. Ляков вздохнул и нарочито бодро произнес:

— Ну так что, к столу зовете или как?

Возвратился фермер нескоро, Ляков успел наесться до отвала. Хотя Кижана и ограбили, гостя он мог принять как следует, стол ломился от разносолов и закусок. Хозяева сидели рядом с Ляковом и настороженно взирали, как он выпивает и закусывает. Старик пытался завести разговор — ему отвечали коротко и недружелюбно.

Кижан вошел, сел напротив гостя, наполнил его стакан, потом свой.

— Ну как? — спросил старик.

Вместо ответа фермер махнул стакан браги и потянулся за куском курятины. Прожевал, налил снова. Потом наконец объявил:

— Дело сладилось. Но ты учти, старый: если хоть одна стрела на чьем-то подворье упадет — быть войне между нами. Между нашими, значит, и кочевыми. Ну а ты первый враг мне сделаешься.

Кижан, поев, повел гостя во двор, отдал ему собственный самострел и распахнул перед ним ворота. Еще Лякову дали канистру литров на двадцать.

— Ну и счастливого пути, — заключил Кижан. — Когда кочевых ждать?

— Это не мне решать. — Ляков перекинул ремень самострела через плечо и взял канистру. — Вождь назначит срок. Прощавай, Кижан. Авось, больше не встретимся, потому что я собираюсь на этом бензине отсюда дунуть при малейшей возможности. И уж вряд ли когда назад вернусь.

Он похромал через сжатое поле к холмам и ни разу не оглянулся.

Чак закончил возиться с лампами, укрепил их на концах палки, подсоединил провода к аккумулятору. Сгреб с коленей мотки кабеля, встал и потянулся. Потом, почесывая живот, протопал в передний отсек и глянул вниз — под ним расстилалась ровная, как стол, степь. Ветер, дующий с севера, нес «Каботажник» к краю Донной пустыни. Обрыв пока что не был виден, но должен был вот-вот показаться.

— Бесшумно! — объявил карлик. — Она сказала: приближаться бесшумно! Нынче ветер всегда с севера, значит, ветром меня и принесет к этой домине, нужно лишь правильно позицию выбрать. Скоро мы с «Каботажником» этим и займемся. До темноты обогну круглую долину, а там пусть ветер несет. Ночью огни в доме светят, издалека видно, ни за что не ошибусь.

Он уселся в продавленное кресло и потрогал рычаги.

— Ну что, сейчас врубим двигатель, полетим на север? Или немного погодя? Времени еще навалом. Ох! Забыл! Йолька толковала про красный цвет! Зачем он ей, не знаю, но раз толковала, то исполним, разве трудно? Если это поможет заполучить солнечную батарею, Чак сработает всё в лучшем виде! Где-то у меня были эти красные штучки…

Чак сполз с кресла и снова пошлепал к корме, где бросил спаренные лампы на длинном толстом кабеле.

Когда все приготовления были уже совсем-совсем окончены, он врубил двигатели и развернул термоплан против ветра. «Каботажник» под грохот редуктора и треск оснастки поплыл на север. Круглая долина осталась в стороне, но Чак издали увидел, как ползут вокруг холма черные змейки — это отряды наездников на манисах вереницами разъезжались в стороны, чтобы засветло занять позиции, определенные им великим вождем Улла-Халгу.

По мере того как разгонялся двигатель, выхлопные газы по трубам шли в емкости, вскоре «Каботажник» поднялся над нижним слоем облаков, ветер стал потише, скорость выросла. Когда начало темнеть, термоплан находился к северу от круглой долины. Чак заглушил двигатель и, грызя сухарь, развалился в кресле. После того как стемнеет окончательно, он увидит огни в доме, занятом бандой Левана.

Вечер пришел незаметно. С утра небо оставалось затянуто тучами, солнце ни разу не показалось, и тусклый день плавно сменился сумерками. Ляков перелил горючее в бак, потом занялся «гатлингом» — установил его на капоте в гнездо, приделанное к сендеру Снулым. Проверил, плавно ли движется вправо и влево. Потом проверил еще раз — просто чтобы убить время, потому что заняться было больше нечем. Дикари с уважением наблюдали, как шаман Ляков ублажает демонов, заключенных в штуковину под названием Много Смертей.