Собрание сочинений, том 2. Оцеола, вождь семинолов. Морской волчонок - Рид Томас Майн - Страница 61

• Предыдущая
• 61/136
• Следующая

Мы видели, как поднялась рука Оцеолы, чтобы нанести удар, но не видели ни раны, ни крови. Лезвие ножа перерезало только ремни, которыми был связан пленник. Оматла стоял освобожденный от пут. Среди индейцев послышался ропот неодобрения. Зачем же Оцеола это сделал? Неужели он хотел дать Оматле возможность бежать?

– Оматла! – проговорил Оцеола, сурово глядя в лицо своему врагу. – Когда-то тебя считали храбрым человеком. Тебя уважали все племена, весь народ семинолов. Белые подкупили тебя и заставили изменить родине и нашему общему делу. И все-таки ты не умрешь собачьей смертью! Я уничтожу тебя, но не хочу быть убийцей. Я не могу поднять руку на беспомощного и безоружного человека и вызываю тебя на честный поединок. Тогда все увидят, что правда победила... Отдайте ему оружие! Пусть он защищается, если может.

Этот неожиданный вызов был встречен криками неодобрения. Среди индейцев нашлись такие, которые, негодуя на измену Оматлы и еще пылая яростью после недавней схватки, закололи бы его тут же на месте, связанного по рукам и ногам. Но все видели, что Оцеола полон решимости сдержать свое слово, и поэтому никто не возражал. Один из воинов подал Оматле томагавк и нож. Так же был вооружен и Оцеола. Затем люди молчаливо расступились, и противники остались в центре круга.

Схватка была короткая и кровопролитная. Почти сразу же Оцеола выбил томагавк из рук противника, а затем мгновенным ударом поверг его на землю. Победитель склонился над побежденным, в его руках сверкнул нож.

Когда он выпрямился, лезвие ножа уже не сверкало в лунном свете: оно потускнело от крови.

Оцеола сдержал клятву – он пронзил сердце изменника. С Оматлой было покончено.

*                       *                         *                             * 

Впоследствии белые называли этот поступок Оцеолы убийством. Но это неверно. Такой же смертью погибли Карл I, Калигула и Тарквиний[73] и сотни других тиранов, которые угнетали свой народ или изменили своей стране.

Общественное мнение, обсуждая такие деяния, не всегда бывает справедливым. Оно подобно хамелеону, меняющему окраску: меняется согласно лицемерному духу своего времени. Это чистое ханжество, позорная и постыдная беспринципность! Только того можно назвать убийцей, кто убивает из низменных, корыстных целей. Оцеола же был человек иного склада.

*                       *                         *                             *

Я оказался в странном положении. Вожди не обращали на меня внимания, и все же, несмотря на вежливость индейцев, взявших меня в плен, я не мог отделаться от беспокойства за свою дальнейшую судьбу. Индейцам, которые были возбуждены всем тем, что произошло, и находились фактически в состоянии войны с моей страной, могла прийти в голову мысль уготовить и для меня участь, выпавшую на долю Оматлы. Таким образом, ожидание было не из приятных.

Но вскоре у меня отлегло от сердца. Как только с изменником Оматлой было покончено, Оцеола подошел ко мне и дружески протянул мне руку. Я был счастлив вновь обрести его дружбу. Он выразил сожаление, сказав, что я был ранен и взят в плен по ошибке. Затем подозвал одного из воинов и приказал ему проводить меня в форт.

У меня не было никакого желания оставаться на месте трагедии. Простившись с Оцеолой, я последовал за своим проводником. У озера мы расстались, и я без дальнейших приключений вернулся в форт.

По долгу службы я написал рапорт обо всем, чему был невольным свидетелем. Мой рассказ вызвал в форте возмущение. Немедленно отрядили солдат в погоню за врагом, а проводником назначили меня.

Это была явная нелепость. Преследование, как и можно было ожидать, оказалось бесцельным. Мы, конечно, нашли место сражения и тела убитых, вокруг которых уже рыскали волки. Но мы не обнаружили ни одного живого индейца, не могли даже отыскать тропинку, по которой они скрылись. Наш отряд состоял из нескольких сот человек – фактически это был почти весь гарнизон форта. Будь нас меньше, я уверен, что неприятель, так или иначе, дал бы о себе знать.

*                        *                         *                          * 

Смерть Оматлы была значительным событием. Во всяком случае, весьма важным по своим последствиям. Белые назначили Оматлу главным вождем, «королем» племени. Поэтому, казнив его, индейцы открыто объявили о своем презрении к власти, давшей Оматле этот сан, а также о своем твердом решении и впредь оказывать сопротивление, когда белые будут вмешиваться в их дела. Оматла находился под покровительством белых. Они гарантировали ему безопасность, а такое обещание равносильно договору. Поэтому его убийство было ударом по его покровителям. Теперь правительство вынуждено было отомстить за его смерть.

Особенно важные последствия этот случай имел для подданных Оматлы. Напуганные его смертью и боясь подобного же возмездия, многие из младших вождей и воинов покинули ряды изменников и присоединились к патриотам. Многие племена, которые до сих пор еще не приняли окончательного решения, теперь объявили, что они будут бороться вместе со всем народом, и, не колеблясь, взялись за оружие.

Смерть Оматлы была не только актом сурового правосудия, но также и тонким политическим маневром со стороны индейцев, враждебно настроенных к белым. Все это убедительно свидетельствовало о высоком уме того, кто задумал и осуществил этот маневр.

Оцеола поклялся мстить, и Оматла был первой жертвой его мести. Вскоре последовала и вторая. Трагедию смерти изменника вскоре затмила новая трагедия, еще более волнующая, страшная и значительная. Одно из главных действующих лиц этого повествования отныне сошло со сцены.

После того как мы прибыли в форт, продовольствие стало быстро исчезать. Заранее не запасли провианта в количестве, достаточном для такого большого отряда войск, а доставить его в форт Кинг в скором времени было нельзя. Мы должны были стать жертвой обычной непредусмотрительности правительств, не привыкших вести военные действия. Пришлось урезать пайки до последних пределов. Нам предстояла чуть ли не голодная смерть.

Положение создалось критическое, и тут наш главнокомандующий совершил акт высокого патриотизма. Генерал Клинч, уроженец Флориды, помимо того, что занимал высокий военный пост, был еще владельцем прекрасной, обширной плантации, расположенной неподалеку от форта Кинг. Его маисовые поля занимали сотни акров, и как раз в это время на них поспевал урожай. Генерал безоговорочно отдал зерно для снабжения войска. Но вместо того, чтобы подвезти урожай в армию, поступили наоборот: направили войска на поля, чтобы они сами собрали зерно для своего пропитания. Таким образом, четыре пятых состава маленькой армии покинуло форт, и на месте остался довольно слабый гарнизон. На плантации же возникло новое укрепление, названное фортом Дрейн.

Нашлись клеветники, которые стали распространять слухи, что в этом необычайном деле добродушный старый генерал руководствовался отнюдь не чувством патриотизма. Пошли толки о том, что «Дядюшка Сэм»[74] хорошо известен как платежеспособный и щедрый покупатель и что он даст генералу хорошую цену за его зерно. Кроме того, пока армия стояла на плантации, можно было не бояться нападения индейцев. Впрочем, возможно, все это было просто выдумкой лагерных острословов.

Меня не назначили на плантацию. Я не принадлежал к числу любимцев генерала и не был офицером его штаба. Мы с агентом остались в форте Кинг.

Дни за днями протекали однообразно. Проходили целые недели. Редким развлечением для нас были поездки в форт Дрейн. Часто отлучаться не приходилось – в форте Кинг оставалось слишком мало войск. Нам хорошо было известно, что индейцы вооружены. Их следы все время обнаруживались около укрепления. И выезды на охоту или даже романтические прогулки в окрестных лесах – обычные походы для пополнения припасов – все это теперь было опасно.

• Предыдущая
• 61/136
• Следующая